Ткань Ишанкара - Тори Бергер

состоянии, в котором они были на данный момент. Горан справедливо полагал, что стена никуда из ректорского кабинета не денется, и для того, чтобы оставить великое наставление потомкам (тут Горан всегда усмехался) времени у него было еще предостаточно.

Сэр Котца не писал никаких сентенций. Он нарисовал белой кистью почти незаметный в общем ансамбле строк знак «ом», который был видим Горану только из ректорского кресла. Горан никогда его прежде не замечал, может быть потому, что ранее никогда не сидел за ректорским столом, и потому предположить, когда же сэр Котца сделал эту надпись, не мог, но почему-то ему казалось, что Наставник сделал ее сразу же, как занял этот кабинет, чтобы никогда не забывать, кто он, и где на самом деле его место.

Горан водил пальцем по историческим строкам, треть из которых он не мог прочесть, а еще треть не мог понять, и ощущал себя причастным к чему-то почти вечному и сакральному, словно он смотрел в чужие души, читал чужие мысли и, более того, обязан был теперь хранить их так же, как хранили все предыдущие Ректоры до него. Он еще раз провел ладонью по стене, повернулся к ней спиной, вздохнул и грустно улыбнулся. Быть Ректором Ишанкара было не просто сложно, а еще сложнее, чем ему всегда казалось со стороны. И почему он не выбрал судьбу кадрового дипломата? Впрочем, если бы он стал дипломатом… Горан в очередной раз задумался.

Если бы он стал дипломатом, у него уже наверняка была бы положенная протоколом жена, возможно, ребенок, который провел бы полжизни за решеткой русской школы при посольстве, полный шкаф дорогих костюмов от… от кого? Горан хохотнул. Он толком никого, кроме Армани, вспомнить и не мог, а Армани помнил только потому, что ему отдавал предпочтение сэр хет Хоофт, на котором костюмы сидели безупречно. Ну, в общем, Армани тоже бы подошел. Что там еще сулила ему дипломатическая карьера? Стать министром иностранных дел? Выражать свое авторитетное мнение на страницах серьезных уважаемых и рангом пониже журналов… Периодически поедать фуа-гра и какие-нибудь замысловатые национальные блюда на приемах… Куча бумажной работы… Красивые женщины в платьях с манящим намеком на декольте или едва открытой спиной, чуть-чуть, чтобы не вызвать международного скандала… Еще больше бумажной работы… Граждане, въезжающие и выезжающие, требующие политического убежища или просто желающие попасть домой, минуя забастовки авиаперевозчиков и кидалово турагентств… Паркеровское чернильное перо с золотым наконечником… Хотя… Горан запустил руку во внутренний карман – перо у него уже было, правда серебряное, с тонким выгравированным узором по всей длине. Его первый и единственный подарок в честь вступления в должность. Горан снова хохотнул. Конечно, откуда ей знать, что по такому поводу в Ишанкаре подарки дарить не принято. Горан еще раз кинул взгляд на перо и убрал его обратно, подальше от посторонних глаз, во внутренний карман пиджака, поближе к сердцу.

Если бы он стал дипломатом, у него не было бы этого серебряного пера и небольшого домика почти на самой вершине холма недалеко от Эрегли, и этой свободы, которую некуда было девать, пока однажды в его дом не пришли два некроманта. Горан в очередной раз убедился в том, что все, ну, или почти все, что ни совершается в его судьбе, совершается правильно.

Он вынул из Арсенала зеркало и осмотрел себя со всех сторон. Он тоже умел носить костюмы с королевским достоинством хет Хоофта, только этот навык нужно было как следует вспомнить. Горан смахнул с плеча несуществующую пылинку, убрал зеркало и уверенным шагом вышел в приемную, где его уже минут пять ждал господин Секретарь, для которого это построение в его новой должности тоже было впервые.

Тайра всегда знала, что ишанкарцев мало, но никогда не могла себе представить, насколько. Немудрено, что госпожа Айзекс знала каждого не только по имени, но и до третьего колена. А еще Тайра сразу вспомнила рассказ Гиварша о том, что с шестнадцатого века, после конфликта вампирских Домов и присутствия в Ишанкаре Зулейхи, университет так и не смог оправиться, и сразу стало окончательно понятно требование и постулат Сэла «Честь дороже жизни», и слова сэра ’т Хоофта о том, что один ишанкарец стоит сотни других магов. И еще почему-то на память пришли слова из Евангелия: «Вы куплены дорогою ценой»… И еще много всяких разных мыслей заполнили голову: про ответственность, про Долг, про честь, про предназначение, про маму, и про то, что от судьбы не уйдешь.

– Сколько нас всего? – спросила она Сэла.

– Сама посчитай, – предложил он.

– Я не умею, сэр ’т Хоофт меня еще этому не…

– А чему он тебя тогда учит? – недовольно перебил ее Сэл. – Принудительному воскрешению раньше времени?

Тайра не ответила. Считать людей иначе, как механическим путем, как считают яблоки и пирожки в первом классе, она еще не умела. Сэл вздохнул и сменил гнев на милость.

– Хотя да, учитывая сложности с твоей головой, Йен, пожалуй, прав… Рановато тебе еще ко всем сразу подключаться.

– Ну, так и сколько нас?

– Тысяча триста четыре человека. Вместе с сотрудниками: библиотекарями, архивариусами, поварами, завхозами, финансистами, пани Эдвиной, чтоб она цвела и пахла, – Сэл сплюнул – Тайра знала, что он не одобряет ее сексуально-просветительской деятельности, – и продолжил, как ни в чем не бывало: – Айзекс со всеми ее диспетчерами и методистами, Хат-Хас и господином Ректором, само собой. Тысяча триста четыре.

– Ну, по грубым подсчетам тысяча студентов, – прикинула Тайра. – На все Три Круга и Магистратуру. Господи, как мало…

Теперь не ответил Сэл. Они прошли несколько шагов в молчании, после чего Сэл все же произнес:

– Начинали мы с гораздо меньшего, так что грех жаловаться. Учитывай еще и Шайорэ – они тоже часть Ишанкара, хоть и находятся в другом месте, и наших выпускников. Только свистни, все явятся!

– А Шайорэ? Их сколько?

– Почти четыре тысячи на действительной службе.

– Как ты думаешь, в Лихтенштейне армия меньше, чем у нас? – не удержалась Тайра.

– Я те щас покажу Лихтенштейн! – вспылил Сэл. – Язык бы тебе подрезать, Хат-Хас, как и твоему лорду!

Тайра усмехнулась и снова приняла серьезный вид. Сэл надулся и замолчал.

Она шла мимо едва видимой магической линии, проведенной полукругом на мощеной серой и розовой плиткой площади позади главного учебного корпуса, поражаясь тому, что огромный фонтан и расположенные вокруг него скамейки с нее куда-то исчезли, освободив место для принимающих построение иерархов Ишанкара. Тайра впервые видела построение полукругом. Ей, привыкшей к транслируемым по всем центральным каналам парадам на Красной площади, формующим людей и технику ровными прямоугольниками, эта ишанкарская особенность была удивительна и непонятна.

– Почему построение полукругом? – тихо спросила она шествующего рядом Сэла.

– Потому что вторая часть круга предназначена для Шайорэ.

– Они тоже будут?

– Конечно же, нет, – с раздражением сказал Сэл. – Но если бы были, круг бы замкнулся, и Ишанкар и Шайорэ были бы едины.

– Значит, круг – это тоже символ?

– Символ не символ, а так есть, – не стал продолжать тему Сэл.

Начинали построение Макс и его Хат-Хас в серой, прошитой по рукавам и бортам черной нитью, формах. Макс даже снял все свои бусики и железочки и причесался, как на фотографию в паспорт, и впервые за все время, которое Тайра была с ним знакома, был похож на руководителя научного центра, на ученого, достойного нобелевского приема. Макс ее не заметил, зато несколько его сотрудников, которые знали Тайру лично, приветственно кивнули.

Рядом с Хат-Хас расположились послушники со своим куратором, всего около двадцати человек, в серых, без каких-либо отличий, форменных одеждах. Парадная форма им еще была не положена. Тайра с удивлением отметила, что за все то время, сколько она считала себя принадлежащей Ишанкару, и за тот год, что она сама проходила в послушническом платье, она ни разу не была на построении. Сейчас уже сложно было вспомнить, что она делала именно в эти воскресенья, на которые приходились общие сборы в начале и конце учебного