Ткань Ишанкара - Тори Бергер

Горан исподлобья взглянул на Тайру. – Я полагаю, если ’т Хоофт узнает об Узах, для него это будет ударом.

– Почему?

– Потому, – не стал отвечать Горан. – Просто поверь. Сейчас ему об этом говорить не надо.

– Но он все равно узнает!

– Вот и расскажешь ему, когда придет время. Когда научишься с этим жить.

– Но он же маг! – не сдавалась Тайра. – Он увидит! Как можно не заметить вот это? – она сунула свою обвитую золотом руку Горану под нос, и Горан почувствовал ее гнев.

– Узы видны только тем, кто их носит. Это тайна. Так специально задумано. ’Т Хоофт увидит их, только если ты их ему покажешь. Да, с его мастерством и опытом он может проявить Узы и без твоего ведома, но он слишком деликатен в подобных вещах. Он не станет без спроса лезть в твою личную жизнь. А ты не ломай жизнь ему.

Тайра уперлась локтями в коленки и закрыла лицо руками. Все, о чем она мечтала, на что надеялась в течение полутора лет, оказалось ложью. Она не знала, что было более ужасным: то, что все ее чувства оказались чужими, навязанными извне, или то, что Горан, пусть и не по-настоящему, но так и не сказал ей заветных слов.

– Кхасси, – Горан осторожно коснулся ее руки своей и отнял ее от лица. – Прости меня. Я так боялся этого разговора. В твоей жизни все должно было быть не так. Я виноват.

– Ни в чем вы не виноваты, – обреченно сказала Тайра.

– Я виноват, – не согласился Горан, – в том, что упорно отказывался от своей судьбы. Не покинь я тогда Ишанкар, может, все сложилось бы иначе. Меня не надо было бы тащить обратно силком, и у тебя все было бы по-другому. Все в мире взаимосвязано. Нельзя отказываться от своего предназначения, так что я виноват.

Тайра смотрела, как Узы на их соединенных руках продляются, проникают друг в друга, усиливаются, как меняется узор и как начинает сиять солнечным свечением золотой шнур, превратившийся из двух в один, не имеющий ни начала, ни конца. Горан поцеловал ее обвитые золотом пальцы, аккуратно выпустил ее кисть из своей, поднялся и отошел к пруду.

Тайра глубоко вдохнула, загоняя слезы обратно, и облизала почему-то высохшие губы, приводя себя в порядок.

– Все будет хорошо, Горан Иваныч, – спокойно, как ее учил сэр ’т Хоофт, сказала она, глядя ему в спину. – Я все поняла. Все будет хорошо.

Горан повернулся к ней и кивнул, но смотрел он не на нее, а куда-то ей за спину. Она обернулась и увидела стоящего возле скамейки худощавого молодого человека лет на пять-семь старше себя, в очках и с объемной папкой в левой руке.

– Сэр Бергер, разрешите обратиться?

Его английский выдавал в нем выпускника Оксфорда или наследника древнего рода, но Тайру поразило не это.

– Слушаю вас, Джеймс, – Горан смотрел на собеседника.

– Прошу прощения, что помешал, сэр. К вам госпожа Айзекс. У нее срочное дело. Говорит, что это не терпит отлагательств. Она ждет в приемной.

– Иду, – снова кивнул Горан и посмотрел на Тайру. – Извини, Кхасси, дела.

– Сэр? – Тайра поднялась со скамейки. – Бергер?

– Сэр Джо Бергер, господин Ректор Ишанкара уже как пятый день, – с едва заметной в голосе печалью сказал Горан. – Это я.

– Вы? Господин Ректор? Джо Бергер? – Тайра все еще не могла поверить. – Так внезапно?

– Сэр ’т Хоофт тебе не сказал?

Тайра покачала головой и только потом поняла, что обязана была ответить по установленной форме, согласно Церемониалу.

– И Саид не сказал… И Морис тоже… Никто не сказал, – ответила Тайра и впервые добавила такое непривычное и официальное: – Сэр…

– Еще мало кто знает, – сказал Горан. – Так хотел сэр Котца. Чтобы все прошло незаметно. Я стараюсь выполнить его волю.

– А где же сэр Котца?

– Ушел в благословенную Лхасу, – Горан хохотнул. – Наконец-то.

– Но он даже не попрощался.

– Старые маги сыплют афоризмами, долго прощаются и оставляют волшебные дары только в детских книжках. В жизни все не так. Хотя, бывают исключения. Тебе повезло, мне вот он вообще ничего не оставил.

– И что же он оставил мне, сэр?

– Имя. И дерево, – Горан кивнул на старый урюк.

– Так значит, это он отломил от него ветку?

– Сделал себе монашеский посох.

Тайра не ответила, пытаясь представить себе невысокого сэра Котцу с двухметровым корявым посохом в руке..

– Я должен идти, Кхасси, – напомнил Горан. – У нас теперь будет время поговорить.

Тайра приложила руку к груди и впервые в жизни поклонилась ему, как теперь ей предстояло делать всегда. Горан в ответ тоже дотронулся до груди, коротко кивнул и скрылся за деревьями. Тайра взглянула на парня, который никуда уходить явно не собирался.

– Господин Секретарь, как я понимаю? – спросила она ради приличия, хотя дополнительного подтверждения не требовалось.

– Джеймс Кервуд, – он протянул ей руку, его ладонь оказалась сильной и теплой. – Можно просто Джимми. А ты – Тайра аль’Кхасса?

– Аль’Кхасса, – Тайра снова вернулась на скамейку.

Джимми сел рядом. Разговаривать Тайре не хотелось.

– Слушай, Кхасса, – через некоторое время сказал Джимми. – Ты бы закрылась, что ли… Сэр ’т Хоофт ведь учил тебя контролю? А то я сейчас повешусь прямо на твоем дереве от твоей тоски.

Тайра отвернулась, стараясь не расплакаться и взять эмоции под контроль, и наглухо закрылась.

– Извини, – буркнула она.

– Да ладно, – постарался сгладить ситуацию Секретарь. – Это тяжело.

– Что – тяжело? – меньше всего ей хотелось, чтобы этот Кервуд лез ей в душу.

– Я видел, что вы связаны Узами, – сказал Джимми, и Тайре показалось, что он рискнул, признавшись в этом, и зная, что может обратить на себя ее гнев. – Я никому не скажу. Я случайно это увидел. Я буду молчать.

– Вот и молчи, – мрачно сказала Тайра и добавила: – Это, господин Секретарь, приказ.

Джимми усмехнулся и внезапно абсолютно серьезно на своем безупречном английском сказал:

– Есть, мэм. Как прикажете, мэм.

Тайра помедлила несколько секунд, а потом встала и, проигнорировав положенный Церемониалом поклон, побрела по газону прочь.

Хет Хоофт сидел в большом кожаном кресле в кабинете Штернфогеля уже минут тридцать и разглядывал висящую прямо над столом Маршала карту мира времен преддверия Первой Мировой. Карта была выполнена в коричневых и зеленоватых тонах и занимала полстены. В кабинете многие вещи напоминали о давно прошедшей эпохе, а может быть, были заимствованы прямо из нее. Йен каждый раз находил нечто новенькое, на чем можно было остановиться взглядом и долго рассматривать.

Штернфогель сказал, что выйдет на минутку, но задержался явно дольше. Йен уже два раза собирался было уйти, но сдерживал себя, напоминая, что ишанкарские дела без него все равно не решатся, и снова поудобнее устраивался в кресле. Он непростительно долго собирался спросить у Маршала совета, безрезультатно пытаясь выяснить интересующие его моменты самостоятельно, и теперь, когда он наконец-то решился, было глупо вот так встать и уйти, не попрощавшись.

Маршал вошел в свой кабинет, громко хлопнув дверью.

– Прости, пожалуйста, – сказал он, широкими шагами прошествовал по ковру и с размаху упал в кресло за своим рабочим столом. – Молодежь меня в последнее время стала раздражать своими совершенно идиотскими поступками. Начинаешь разбираться с одним – выплывает второе!

– Насколько я понимаю, это функции Гу? – уточнил Йен.

– У Гу мать при смерти, – с неохотой ответил Маршал. – Мы ее временно освободили от обязанностей. Оставили за ней только Торхильдфиорд, но она и там появляется редко. Слава богу, ректор все понимает и ее не трогает.

– Понятно, – сказал Йен, потому что надо было что-то сказать.

– Не бери в голову, – Штернфогель уловил его настроение. – Если бы можно было что-то исправить, она давно бы к тебе обратилась. Это жизнь, Йен.

В этот раз ’т Хоофт не ответил.

– Прости старика, я успел поинтересоваться, зачем ты пришел?

– Я хотел спросить про Отступников Монсальвата, сэр.

– И ты туда же.

– А кто еще?

– Змей, ясное дело. Мы виделись с ним на Конвенте на прошлой неделе. С чего бы