Философия достоинства, свободы и прав человека - Мучник Александр Геннадьевич

О вечный дух свободного ума!

Луч света в глубине темниц — свобода!

Всегда ты в сердце, рвущемся на волю.

Ты расправляешь крылья, ветром вея свежим,

Когда сыны твои в оковах, в вечном мраке,

А их страна кричит от боли.

Наиболее полное и последовательное воплощение эта традиция, как уже упоминалось выше, нашла в Конституции США. Согласно этому законодательному акту, функции государства ограничены соблюдением закона и сохранением правопорядка, обеспечением безопасности личности, а также её природной и социальной среды обитания. Отсюда и расхожее утверждение американских правоведов: политическая свобода есть не что иное, как скрупулёзное соблюдение общественных законов, справедливых и равных для всех. Правда, подобное суждение легко было провозгласить, но невероятно трудно осуществить на практике. Для многих очень быстро перестало быть секретом положение вещей, при котором то, что возвышенно и привлекательно для избирателей, оборачивается смирительной рубашкой для избранных. А ведь последние тоже любят свободу, правда, они её воспринимают лишь в одной форме — форме абсолютной власти. Всякая власть, как известно, развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. Дайте кому-либо абсолютную власть, т. е. сконцентрируйте в их руках все её виды и все её уровни, — и они злоупотребят ею абсолютно. Но абсолютная власть для одних была равнозначна полному упразднению свободы для других. Вот здесь и возникала извечная проблема свободы в государственно-организованном обществе.

Власть и свобода — подлинный гордиев узел человечества. Единственным мечом, которому оказалось под силу разрубить его хитросплетения, стал принцип разделения властей. Принцип, призванный стать на защиту обездоленных и гонимых властью. Принцип, который стал бастионом на пути узурпации власти кем-либо. Принцип, который потряс основы абсолютизма, деспотизма и тоталитаризма и которому вполне можно было бы воздвигнуть памятник из самого драгоценного металла в столицах всех демократических держав мира. Принцип разделения властей — самый надёжный правовой механизм обеспечения политической свободы. Правоведы мира уже давно пришли к убеждению, что политическая свобода немыслима без распределения, дробления власти. Поэтому свобода невозможна там, где власть сосредоточена в руках небольшой когорты людей. При этом несущественно, выбраны они всенародно или нет. История с неумолимостью закона природы подтвердила горькую истину: дайте людям власть — и они злоупотребят ею. Дабы избежать злоупотребления властью, её необходимо максимально разделить внутри государства. С конституционной точки зрения разделение властей является непременной гарантией политической свободы. Соответственно необходимым условием её сохранения признается разделение правительственных, законодательных и судебных полномочий между различными органами и институтами государственной власти. О благотворности воплощения в жизнь этого принципа свидетельствует, например, вся политическая история США, подтвердившая на практике истинность теоретической формулы, которую в своё время вывели отцы-основатели этой великой страны: «Разделение властей + принцип ограничений и противовесов = свобода».

Очевидно, что для обеспечения своего реального существования свобода нуждается в неукоснительном следовании ряду принципов, без коих её провозглашение остается лишь благим пожеланием, а нередко и идеологическим прикрытием разгула необузданных страстей и бессмысленного террора, яркой иллюстрацией чего может служить знаменитый девиз одного из вождей Великой французской революции Максимилиана Робеспьера (1758–1794): «Революция — это война свободы против ее врагов». Ему также принадлежат зловещие слова, под которыми могли расписаться многие тираны ХХ века: «Революционное правление — это деспотизм свободы против тирании».

Вообще следует заметить, что практически все «коллеги» Робеспьера по революции в той или иной степени, тем или иным способом клялись на её алтаре в любви и преданности ей, на деле же были её самыми беспощадными душителями и ниспровергателями.

Так, блестящий оратор и видный деятель революции граф Оноре Мирабо (1749–1791) утверждал: «С давних пор мои ошибки и мои заслуги, мои несчастья и мои успехи одинаково связывали меня с делом свободы… трудно будет привести хоть один факт из моей жизни, хоть одну речь мою, которые не свидетельствовали бы о великой и сильной любви к свободе».

Другой видный политический деятель того времени Жак Бриссо (1754 — 1793) восклицал: «Какие солдаты деспотизма могут долго устоять против солдат свободы?». Знаменитый трибун революции Жорж Дантон (1759–1794) заявлял: «В течение трех лет я делаю все, что считаю своим долгом делать для свободы, я стоял всегда в рядах ее самых отважных защитников».

Одна из самых зловещих фигур той эпохи Жан Марат (1743–1793) призывал: «Познайте же цену Свободы, познайте же цену мгновения».

Автор знаменитой фразы «Мир хижинам, война дворцам», депутат парламента республики Пьер Камбон (1756 — 1820) через два дня после казни короля утверждал: «Мы наконец-то приплыли на остров Свободы, и мы сожгли корабль, доставивший нас туда».

Однако святой для многих французов девиз «Свобода — Равенство — Братство» не стал, как известно, препятствием на пути кровавых бесчинств якобинской диктатуры — этого побочного и уродливого детища Великой французской революции, которая в первую очередь принесла на алтарь свободы своих самых неистовых вершителей, а тем самым и наиболее выдающихся вождей — жрецов и одновременно жертв порождённых ими движений за свободу. Печальна истина, которая сегодня известна всем: каждая революция, подобно Сатурну, пожирает собственных детей.

Как свидетельствует история, свобода без соблюдения определенных условий нередко превращается в собственную противоположность и становится индульгенцией на массовое убийство. Некоторые лидеры Великой французской революции, призывавшие во имя свободы нещадно предавать смерти своих политических оппонентов, вскоре в полном соответствии с логикой кровавой вакханалии неминуемо оказывались в числе её очередных жертв. Так, одна из самых знаменитых женщин той эпохи, предводительница жирондистов Манон-Жанна Ролан (1754–1793), в одном из своих писем утверждала: «Нам необходимо прийти к этой свободе, хотя бы через море крови». А позднее уже сама, поднимаясь на эшафот, горестно восклицала: «О Свобода, сколько же преступлений творится и скольких свобод нас лишают во имя твоё!».

Чтобы исполнить своё глубоко гуманистическое предназначение, свобода должна сопровождаться и обеспечиваться особой системой поддержки и защиты. Эту систему мы называем инфраструктурой свободы. В качестве таковой международная конституционная теория и практика выдвинули на историческую авансцену правовую культуру народа, гражданское общество и правовое государство.

Без этих институтов свобода — лишь пышное и громогласное политическое суесловие, пустая декларация партийных краснобаев, обязательный и безжизненный атрибут разнообразных предвыборных программ. Свобода при таком обильном и безответственном словоблудии блекнет и меркнет, превращаясь в бесцветное и бесстрастное, затасканное и заезженное политиками общее место. И как тут не вспомнить справедливое замечание одного государственного деятеля о том, что общие места богословских споров вышли из моды, их заменили общие места в политике. Свобода, разумеется, не заслужила подобной участи.

Принцип разделения властей — важнейший принцип конституционного права, который вкупе с другими общепризнанными принципами и нормами международного права представляет собой основы конституционного строя правового государства. Как ни парадоксально, но этот принцип нашёл наибольшее воплощение в жизнь не в парламентской Великобритании — стране своего исконного происхождения, а в президентской Америке — стране эмигрантов и изгоев всего мира. И всё это благодаря мужеству, стойкости и приверженности свободе эмигрантов из Англии. Как заметил в уже упоминаемом выступлении в парламенте Канады Уинстон Черчилль, «мы бы не преодолели столь длинный и трудный путь через бесконечную вереницу веков, через глубокие океаны, через высокие горы, через бескрайние прерии, если бы были мягкотелыми и слабодушными». Таким образом, Черчилль — представитель исторической родины многих созидателей США — воздал должное мужеству, последовательности и непреклонному характеру своих бывших соотечественников.