М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - Максим Гиллельсон

оба собеседника во время своей ссоры вовсе не думали

обо мне. К несчастью, казалось, что оба молодых чело­

века ухаживали за мной. Что я положительно знаю,

так это то, что они меня в равной степени уважали. Я их

обоих очень любила, и я могу сказать об этом любому,

кто захочет услышать это. Так что же в этом плохого,

спрашиваю я Вас? Они много раз слышали от меня,

что я не выйду вновь замуж. Таким образом, у них не

было никакой надежды. И потом каждый из них знал

всю глубину моего дружеского расположения к дру­

гому. Я этого не скрывала. И я не видела в этом ничего,

заслуживающего порицания.

Что касается этой дуэли, то мое поведение никоим

образом не могло дать повод для нее, так как я всегда

была одинакова как по отношению к одному, так и по

отношению к другому. Эрнест, говоря со мной о Лер­

монтове, называл его «ваш поэт», а Лермонтов, говоря

о Баранте, называл его «ваш любезный дипломат».

Я смеялась над этим, вот и все.

Было бы слишком долго отвечать Вам на все то,

о чем говорится в Ваших письмах... Если б горе столь

504

большой потери не удручало меня, я бы часто от

всего сердца смеялась над той доброжелательностью,

с которой будут вестись все эти пересуды. Мой

поспешный отъезд дает повод для сплетен, но Вы

сами можете засвидетельствовать, прочитав отчаян­

ное письмо моей мачехи о состоянии здоровья моего

отца.

Меня бесконечно огорчает отчаяние госпожи

Арсеньевой, этой замечательной старушки, она должна

меня ненавидеть, хотя никогда меня не видела. Она

осуждает меня, я в этом уверена, но если б она знала,

как я сама изнемогаю под тяжестью только что услы­

шанного! Мадам Барант справедлива ко мне, в этом

я уверена. Она читала в моей душе так же легко, как

и в душе Констанции <дочери>, она знала о моих

отношениях с ее сыном, и она не может, таким образом,

сердиться на меня из-за его отъезда. Эта семья мне

очень дорога, я им многим обязана». А 23 марта она

продолжает: «Один друг моего отца... человек, наде­

ленный очень рассудительным и обстоятельным умом,

интересуется всем, что касается нашей семьи. Именно

он пишет, что Эрнест уже покинул Петербург. Теперь

мне не терпится узнать, каким будет путь М.: мне

пишут также, что он просит, чтобы его послали на

Кавказ. Какой безумец! Думает ли он о своей бабушке,

которая умрет от огорчения? Думает ли он о прокля­

тиях, которые вся его семья пошлет на мою голову?

Никогда его родственники не захотят поверить, что

я ничего не значила в этой дуэли и что лишь благодаря

хорошему воспитанию, которое они ему дали, вся эта

история имела место. Как с одной, так и с другой сто­

роны, они действовали как безумцы или как дети, кото­

рые ссорятся, не зная почему <...>

Расскажите мне немного, что говорят Карамзины.

Настроена ли против меня Софи? Это привело бы меня

в отчаяние, потому что я ее так любила и так хорошо

понимала истинный такт и чистосердечие ее разго­

вора...» (Литературная Россия, 1987, 24 июля, с. 16).

48 А. А. Столыпин (Монго) был секундантом Лермонтова.

49 Марка дуэльных пистолетов.

50 Тереза фон Бахерахт, немецкая писательница, жена секре­

таря русского консульства в Гамбурге. О ней и ее роли в истории

дуэли Лермонтова с Э. Барантом см.: Герштейн,с. 10—18.

51 Об истории дуэли Лермонтова с Э. Барантом и последовав­

ших событиях см.: Герштейн,с. 6—35.

505

52 Прибавление к стихотворению «Соседка» неизвестно.

В. А. Соллогуб также вспоминал, что «Лермонтов в ордонанс-гаузе

читал ему это стихотворение, позднее переделанное». Он видел

и рисунок Лермонтова, изображавший эту девушку ( Висковатов,

с. 294).

53 Лермонтов приехал в Петербург в начале февраля 1841 г.,

а Е. А. Арсеньева — только в середине марта.

54 «Герой нашего времени» был закончен раньше и в апреле

1840 г. уже вышел отдельным изданием.

55 Этот рисунок Шан-Гирея не сохранился.

56 Лермонтов последний раз выехал из Петербурга 14 апреля

1841 г.

57 Теперь эта книга находится в ГПБ.В нее вписаны стихо­

творения «Спор», «Сон» («В полдневный жар...»), «Утес», «Они

любили друг друга...», «Тамара», «Свидание», «Листок», «Нет, не

тебя так пылко я люблю...», «Выхожу один я на дорогу...», «Морская

царевна», «Пророк», «Лилейной рукой поправляя...», «На бурке под

тенью чинары...». На первой странице надпись В. Ф. Одоевского:

«Поэту Лермонтову дается сия моя старая и любимая книга с тем,

чтобы он возвратил мне ее сам и всю исписанную. К<нязь>

В. Одоевский. 1841. Апреля 13-е. СПБург».Возвращена Одоевскому

книга была только 30 декабря 1843 г. А. А. Хастатовым.

58 Это произошло 13 июля.

59 Имеется в виду рисунок Р. К. Шведе «Лермонтов в гробу»,

который в настоящее время находится в музее ИРЛИ,так же как

и его картина, выполненная по этому рисунку.

И. А. АРСЕНЬЕВ

Илья Александрович Арсеньев (1820?—?) — московский знако­

мый и дальний родственник Лермонтова (его отец — пятиюродный

дядя деда поэта). С 1840 г. Арсеньев служил чиновником особых

поручений при московском ген.-губернаторе. Много занимался

журналистикой: он был издателем-редактором «Занозы», «Петербург­

ского листка», «Петербургской газеты».

Поскольку мемуарист был на шесть или (по другим источникам)

на девять лет моложе Лермонтова, его отношение к поэту склады­

валось, конечно, в большей мере под воздействием разговоров

старших. Остроумие Лермонтова, его независимые взгляды и соб­

ственное мнение об окружающих воспринимались в этой среде как

своеволие и невоспитанность. Характерно, что о посещениях их

дома А. С. Пушкиным Арсеньев замечает: «Ни один приезд к нам

Александра Сергеевича не проходил без какой-нибудь с его стороны

злой шутки» ( ИВ,1887, № 1, с. 79).

506

Хотя Арсеньев и пишет об уме, таланте и даже гениальности

Лермонтова, это, вероятно, только дань общему мнению. Судя по

замечанию мемуариста о стихотворении «Парус», поэзия Лермонтова

была ему совершенно чужда.

В окружении поэта недоброжелателей было гораздо больше, чем

друзей, и воспоминания Арсеньева объективно передают ту атмо­

сферу неприязни, которая постоянно окружала поэта, когда он стал­