Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро. Жизнь и эпоха - Дилго Кхьенце Ринпоче

гора, окружённая ореолом радужного света. На ней покоился трон, опиравшийся на двух павлинов величиной с небольшой холм. Однако этот образ оставался неясным, как будто всё заволокло туманом.

На четвёртую ночь мне приснилось, что я остановился в некоем маленьком монастыре на холме, который по форме напоминал монастырь Дзонгсар, только был гораздо меньше. Несколько человек, одетых как монахи, поднесли мне хадаки, а затем сели на небольшие сиденья, после чего обратились ко мне с просьбой жить как можно дольше. Они сказали, что это монастырь Джово Смритиджняны и там хранились все символы его тела, речи и ума. Когда я спросил их, к какой традиции принадлежит монастырь, они начали говорить что-то нечленораздельное, но я расслышал фразу «монастырь гелуг». Мы совершили кору вокруг монастыря и пришли в помещение, напоминавшее комнату защитников. Внутри комнаты было множество символов тела, речи и ума, таких как позолоченный куцаб Гуру Ринпоче и статуя Дамчена Чокьи Гьялпо в половину человеческого роста. Это была форма с тремя гневными лицами. Вокруг стояло множество глиняных статуй. После этого я проснулся.

Однажды ночью мне приснилось, что наступили сумерки и я направляюсь на встречу с принцем Деге Нгавангом Джампелом Ринченом. Кто-то сказал мне, что он живёт в хижине, сплетённой из прутьев, в которую ведёт маленькая дверка, расположенная внутри обычного дома в деревне у подножия горы. Принц оказался весьма юным человеком со спутанными волосами, связанными в пучок на макушке. Он был одет в наряд из зелёных листьев. Я начал выражать ему своё почтение, а он лишь сидел, потупив глаза в пол. На принце также была красная шерстяная накидка. Он встал, и, выходя из хижины, обернул вокруг моих плеч точно такую же накидку. Я вышел вслед за ним, снял накидку и, отрезав от неё кусок, вернул ему обратно. Я объяснил, что забираю кусок накидки как реликвию для зарождения преданности. Так я и остался стоять радом с ним – совершенно нагой. Было уже совсем темно, и я не мог разглядеть всё, что меня окружало, однако я всё же почувствовал, что перед нами была группа людей, которых принц охаживал кулаками, – в частности, Лакар Согьял. Этот принц был не на шутку взбешён! Совершенно голый, он лёг на спину и объявил, что этот парень может сойти с ума и послужить причиной раздоров. После этого я проснулся.

Позже мне снова приснился этот принц. На этот раз он демонстрировал разнообразные позиции, объясняя, что он научился им, когда они с Цикеем Чоклингом получали бесчисленные посвящения и учения от Кхьенце Вангпо. Через некоторое время он начал играть на дамару и колокольчике и повторять слова молитвы: «В самом начале этой кальпы…»[285]. Я воспринимал его в том сне как сиддху. Я зародил преданность принцу и почувствовал единение с джнянасаттвой. После этого в моём уме спонтанно зародилась великая преданность. В том сновидении я каким-то образом узнал, что это был Еше Гьяцо.

На следующий день я услышал, что Чагтхаг Друбчен ушёл в паринирвану. Я всегда мечтал с ним увидеться лично, но у меня это так и не вышло. Однако в то утро я ощутил уверенность, что получил от него благословение.

В дневнике Кхьенце Чокьи Лодро есть ещё одна запись. Возможно, он сделал её во время своего первого визита в Центральный Тибет.

На восемнадцатый день седьмого месяца года Деревянного Быка (1925) я ночевал чуть ниже монастыря Аца, и мне приснился прекрасный храм. Внутри храма стоял трон, сиденье которого было устлано большой подушкой. В храме какой-то лама даровал тантрическое посвящение, и, кажется, это был Джамьянг Гьялцен, однако точно утверждать не могу. Когда он давал ученикам благословение учить Дхарме других – что, по сути, является последним посвящением ваджрачарьи, которое даруется после пяти посвящений мудрости[286], составляющих посвящение сосуда, – я начал дуть в ритуальную раковину довольно большого размера, а затем взобрался на трон и сел на подушке, сложив руки в мудру учения. Я чувствовал себя немного неуютно, поскольку трон был намного больше, чем нужно. После того как Лама Джамьянг Гьялцен совершил ритуал призывания божества посвящения и другие соответствующие ритуалы, я снова спустился вниз. Мне приснилось, что я также получил три последовательных посвящения[287] вместе с уполномочивающим благословением в конце каждого из них.

Затем, на рассвете после того, как я выразил почтение символам тела, речи и ума, находящимся в монастыре, расположенном на склоне горы, я увидел Кармапу Кхакьяба Дордже. Он сидел в маленьком доме, и на нём была чёрная шапка. На его коленях лежала открытая шкатулка с реликвиями. Я попросил у него в подарок какую-нибудь из священных реликвий. Тогда он показал мне золотую шкатулку и сказал: «Это реликвия самого Будды, которая раньше принадлежала царю Канишке». В шкатулке лежал глиняный футляр размером с яйцо, в котором была одна-единственная реликвия. Он снова показал мне золотую шкатулку и сказал: «Этот глиняный футляр был сделан самим Нагарджуной». Теперь я увидел в шкатулке уже три реликвии, а на футляре виднелись отпечатки, которые, должно быть, оставили другие реликвии.

Я попросил его дать мне одну из реликвий, и тогда он собственным ножом отрезал большой кусок парчи, на которой было выткано гневное человеческое лицо, и передал его мне, объяснив, что это одеяние Кармапы Дусума Кхьенпы. После этого я ощутил, что получаю великое благословение, а моя преданность расцвела ярким сиянием, выходя за любые ограничения. Кармапа сказал мне, что не может подарить мне именно ту реликвию, которую я просил, поскольку она была особой и поистине бесценной. Однако у него была другая реликвия, которую он действительно мне подарил, но эта реликвия не имела отношения к Будде Шакьямуни. Затем я проснулся.

На девятнадцатый день я ночевал в доме семьи Лудруб, который находился на вершине северного склона горы Лари. Мне приснилось, что я путешествую по Южному Тибету в Йору Традруг. По пути я обнаружил очень красивый храм, которого раньше в этой местности не было. Храм был украшен традиционными парчовыми тканями разных расцветок, а также множеством подвесных конструкций разной формы. На тканях были видны вышитые золотом узоры, и все они были совершенно новыми. Я подошёл к полкам, на которых стояло множество позолоченных статуй размером с локоть. Это были статуи мирных и гневных божеств.

В свой предыдущий визит в эти места мне не удалось осмотреть один храм, а также ещё один, который был посвящён Вайрочане. В первом храме находилась статуя Тары очень тонкой работы. Она была размером с локоть