Аквилон. Трилогия - Саша Токсик

была первой красавицей деревни, той, за которой парни увивались толпами, а девки завидовали втихомолку.

Пелагея подняла голову. И тут вместе с последними каплями энергии, в меня хлынули воспоминания.

Я увидел, что же произошло здесь много-много лет назад.

Глава 8

Маленькая серебристая рыбка скользила между камышами у самого берега. Плотвичка, так она себя называла. Молодой водный дух, почти младенец по меркам своего вида. Плотвичка еще не умела принимать сложных форм, звериных или человеческих.

Плотвичка была рыбкой, изящной, с прозрачными плавниками, которые дрожали в воде как крылья стрекозы.

Больше всего на свете она любила наблюдать за людьми. Их громкие голоса разносились под водой искажённым эхом. Их странные обычаи завораживали. Почему они носят на себе столько тряпок? Зачем держат над водой длинные палки с привязанными верёвками?

Особенно Плотвичке нравились изх яркие эмоции. Они то смеются, то плачут, то кричат друг на друга. Для маленького водного духа всё это было как театральное представление, бесконечно увлекательное.

Она часами могла прятаться в зарослях водорослей и подслушивать. Рыбаки ругались на плохой клёв и травили байки о небывалых уловах. Прачки сплетничали о соседках, выколачивая бельё о камни. Влюблённые парочки шептались о чём-то своём, непонятном, но явно важном для них.

В то утро было очень рано. Солнце ещё не встало, только серая полоска на востоке обещала рассвет. Вода была холодная, градусов десять, не больше. Плотвичке холод был безразличен, водные духи не чувствуют температуру так, как люди. Но она знала, что в такое время на воде обычно только рыбаки с их сетями и вершами, сонные, молчаливые, ещё не проснувшиеся окончательно.

Однако сегодня затон был пуст. Ни лодок, ни сетей, ни рыбаков с удочками. Только одна лодка покачивалась посередине водоёма. Старая, просмоленная так густо, что смола проступала чёрными слезами между досок.

Плотвичка услышала голоса. Не громкие, но в предрассветной тишине звук разносился далеко по воде. Женский был высокий, срывающийся, а мужской низкий, холодный.

Любопытство пересилило осторожность. Оно всегда пересиливало у молодых духов. Плотвичка подплыла ближе, скользнула под днище лодки беззвучно, как тень.

Доски старые, но плотно пригнаны мастером, ни одной щели, через которую можно было бы заглянуть. Но водным духам и не нужно видеть глазами, чтобы знать, что происходит наверху. Вода передаёт каждое слово, каждый вздох, каждое движение.

В лодке двое. Девушка в свадебном платье, Плотвичка не знала что оно свадебное, просто видела, что красивое. Обычно так люди не одеваются. На голове венок из полевых цветов, их свежий аромат далеко разносился над водой.

Парень сидел напротив в городской одежде. Сюртук из хорошего сукна, тёмно-синий, с медными пуговицами. Жилет с перламутровыми пуговицами, которые поблёскивали даже в предрассветной темноте.

Часы на цепочке в кармане. Плотвичка впервые видела часы и с интересом слушала их тиканье. Мерное, механическое, безразличное к человеческим страстям.

Девушка говорила торопливо, захлёбываясь словами, будто боялась не успеть всё сказать.

— Я ждала тебя, Николай! Три года! Каждый день ходила на пристань, встречала лодки из города. Каждый вечер молилась, чтобы завтра ты вернёшься. Мама говорила забудь, говорила, выходи за Петра-мельника, он хороший человек, работящий. А я всё ждала! Верила!

Голос срывался, но она продолжала, хватая его за руки:

— Отец вчера запер меня в чулане. Сказал, с рассветом пойдёшь к Петру, согласишься на сватовство. А я ночью через окно вылезла! В свадебном платье, что для тебя берегла! Готова бежать с тобой хоть на край света, хоть сейчас! Только скажи слово!

Парень слушал молча. Плотвичка чувствовала его неподвижность. Потом он заговорил. Голос ровный, холодный, словно читал вслух счета в конторской книге:

— В городе ты мне не нужна, Пелагея. У меня там всё устроено. Работа на фабрике барона Мергеля, я теперь старший приказчик. Жалованье сто рублей серебром в месяц. Казённая квартира в три комнаты с кухней. И невеста есть.

Тишина повисла над водой. Даже ветер стих, даже камыши перестали шелестеть, даже последние ночные комары замерли в воздухе.

— Невеста? — голос девушки стал тонким, как нитка.

— Дочка самого барона Мергеля. Единственная дочь. Сыновей у барона нет. Женюсь на ней и стану наследником всего. Фабрики, поместья, титула.

— Как же ты можешь променять меня на другую? — в голосе появились слёзы. — Я же тебя люблю! Ты клялся! Говорил, вернусь богатым, и мы поженимся!

— Плевать на клятвы! — он повысил голос первый раз за весь разговор. — Баронский титул мне важнее твоей любви. Женюсь на ней и стану баронским наследником. А ты возвращайся к своему мельнику, рожай ему детей, пеки хлеб, дои корову. Живи как все деревенские бабы.

Девушка выпрямилась.

— Не бывать тому! Я за тобой в город поеду! Найду твою баронессу и всё ей расскажу! Как ты мне клялся в любви под ивой у мельницы! Как обещал жениться! Как я тебя три года ждала!

Парень побелел. Плотвичка не видела, но чувствовала, как участилось его дыхание, как вспотели ладони.

— Ты не посмеешь!

— Посмею! Завтра же поеду! Всё расскажу!

И тогда он толкнул её. Резко, сильно, обеими руками в грудь. Девушка вскрикнула, взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но не устояла.

Она упала за борт спиной вперёд. Всплеск разнёсся по затону, круги пошли по воде. Всплыла через секунду, хватая ртом воздух:

— Николай! Помоги! Я не умею плавать! Ты же знаешь!

Он взял весло. Тяжёлое, потемневшее от воды. Ударил, потом еще и еще раз. Толкал веслом вниз, загонял под воду, держал, не давая вынырнуть:

— Тони! Тони быстрее! Что же ты такая живучая⁈

Она сопротивлялась отчаянно. Царапалась сломанными ногтями. Пыталась закричать, но вода заливалась в рот, в лёгкие вытесняя жизнь. Платье тянуло вниз неумолимо, юбки разметались как белые крылья, потом намокли, потемнели, стали свинцовыми. Силы таяли с каждой секундой.

Наконец она перестала бороться. Последние пузырьки воздуха вырвались из губ. Глаза остались открытыми, но уже не видели. Она погружалась медленно, красиво, как упавшая в воду бабочка. Белое платье разметалось вокруг как крылья.

Плотвичке стало её очень, очень жалко. Не просто жалко, а так, что всё её маленькое водяное существо сжалось от чужой боли.

Плотвичка не понимала человеческих чувств полностью. Что такое любовь, что такое предательство. Но несправедливость чувствовала каждой чешуйкой. Это было неправильно. Так не должно быть.

Маленький дух бросился к тонущей девушке. Обвилась вокруг неё серебряной спиралью, пыталась поднять. Но человеческое тело тяжёлое. А Плотвичка маленькая, слабая, размером с ладонь.

И тогда она сделала то, чего делать нельзя. Более того, что никогда