Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

Ключевым выразителем этого второго подхода был госсекретарь Джеймс Бейкер, и его аргументы имели в то время наибольшее и самое непосредственное влияние на выработку политики администрации Буша. Сразу же после коллапса Советского Союза Бейкер очень энергично добивался, чтобы вопрос вывода ядерного оружия, дислоцированного на Украине, в Беларуси и Казахстане, стал высшим приоритетом администрации. В ретроспективе решение добиваться ядерного разоружения Украины, Беларуси и Казахстана представляется вполне очевидным, а завершение в 1996 году этой программы — одним из самых крупных успехов администраций Буша и Клинтона. Однако этого могло бы и не случиться, если бы не исключительная целеустремленность Бейкера. Нельзя сказать, чтобы советники Буша дружно выступали против линии Бейкера, но некоторые деятели в Белом доме и Пентагоне высказывали сомнения в целесообразности такого курса. Они не были склонны действовать в этом вопросе столь же энергично, как там, где дело касалось проблем развития демократии и экономической помощи России. И если бы ближайший советник Буша не сделал это центральным приоритетом своей деятельности, как это сделал Бейкер с момента своей первой поездки по региону после провала путча в сентябре 1991 года, а затем последовательно не добивался своей цели в ходе встреч с представителями новых независимых стран вплоть до встречи в мае 1992 года в Лиссабоне, вполне вероятно, что безъядерные «нерусские» республики не стали бы реальностью.

Почему же другие столь спокойно относились к перспективе появления ядерной Украины или Беларуси? Отчасти потому, что считали: чем меньше ядерного оружия останется у России, тем будет лучше. Москва была вражеской столицей в период «холодной войны». И некоторые сторонники баланса сил в администрации Буша полагали: чем слабее будет Россия, тем в большей безопасности будут США. В поддержку такого политического курса высказывались некоторые реалистически настроенные представители академических кругов, считавшие, что ядерное оружие может стабилизировать обстановку по той модели взаимного сдерживания, которая действовала в период «холодной войны»[25]. Многие опасались, что со временем новая независимая Россия может попытаться реализовать в регионе свои имперские амбиции. Один из видных специалистов по России Дмитрий Сайме предостерегал: «Коллапс коммунизма не означает, что автократическая, имперская традиция России закончилась. Это означает только то, что в следующий раз она может проявиться в другой форме, с другими лозунгами и другими лидерами»{100}.

Не было на Западе и консенсуса относительно долгосрочных демократических перспектив России. Уже через несколько недель после провала путча некоторые стали говорить о популистских и автократических склонностях Ельцина. В ноябре 1991 года два специалиста по России писали: «Предстоит суровая зима, даже реформаторы поворачиваются от демократии в сторону авторитаризма»{101}. Появление в Кремле нового царя могло означать возобновление российского экспансионизма. Для противодействия имперским наклонностям России некоторые политические деятели выступали за «уравновешивание» местного гегемона другими региональными державами. Особую активность в вопросе украинской независимости проявляли деятели Пентагона. Некоторые считали, что обладание Украины собственным ядерным оружием будет служить надежным средством сдерживания в случае поползновений со стороны России. По иронии судьбы те же самые люди в Пентагоне, которые выступали за сближение с Ельциным в период распада Советского Союза, хотели подстраховаться и создать некий силовой противовес на случай провала демократических реформ в России после коллапса Советского Союза.

Скоукрофт писал об этой дискуссии: «Я, пожалуй, волновался меньше всех. Я считал, что дробление функций контроля и управления советским стратегическим ядерным оружием между несколькими республиками было положительным моментом. Все, что могло способствовать уменьшению масштаба возможного нападения на США, перевешивало любые отрицательные моменты, связанные с ликвидацией системы единого контроля над ядерным оружием»{102}. Позже он дополнительно пояснил свои разногласия с Бейкером: «Ядерное оружие меня не беспокоило, но оно беспокоило Бейкера. Его волновал развал системы контроля и управления. Было принято решение, что мы не будем вмешиваться в этот процесс. Пусть все идет своим путем. Я просто был не согласен с Джимом Бейкером. Вопрос ядерного оружия не был столь уж значительным. Дело было в Джиме Бейкере. Я относился к этому гораздо спокойнее. Ядерное оружие не было в руках сумасшедших. Особенно в Беларуси. Там были разумные люди. Поэтому я не делал из этого проблемы»{103}.

Помощник министра обороны по политическим вопросам международной безопасности Стивен Хэдли так отвечает на вопрос о дискуссии вокруг ядерного оружия на Украине: «Я не знаю, какой в конечном счете была позиция Чейни. В Пентагоне существовало мнение, что Украина с ядерным оружием будет лучшей гарантией того, что Россия не попытается подчинить ее себе; был и другой подход, согласно которому Украина с ядерным оружием будет такой проблемой для России, что это вообще исключит установление между этими странами хороших отношений. Чейни знал об этих дебатах, но я не знаю, какой точки зрения придерживался он сам. Как политик он, видимо, не верил, что оружие можно будет вывести, хотя этот вариант вполне устроил бы политика, но когда он увидел, что Бейкер будет добиваться этого от Украины, Беларуси и Казахстана, он не стал ему мешать. Но одновременно они старались сделать так, чтобы ничто не помешало движению Украины к независимости. Заместитель заместителя министра обороны Скутер Либби так оценивал обстановку: «Межведомственное взаимодействие было четко направлено на придание Украине безъядерного статуса. Пентагон хотел, чтобы ядерное оружие было вывезено из Украины с соблюдением всех мер безопасности, но так, чтобы это не создавало угрозы независимости. Мы считали, что независимость Украины важна сама по себе, прежде всего для самих украинцев, но также и для нас»{104}.

Бейкер не припоминает, что кто-то в Белом доме считал, что ему не следует добиваться вывода ядерного оружия из республик, и выражает недоумение, что кто-то из его коллег не понимал важности предпринимаемых им усилий. Он говорит: «Какого черта мы хотели добиться? Породить ядерное соперничество в сердце Евразии?» Но он вспоминает, что на регулярных завтраках по средам у Скоукрофта министр обороны Чейни высказывал мысль о том, что интересам США, может быть, и не отвечает вывод всего ядерного оружия в Россию»{105}.

Бейкер возражал. Фактически он и его команда в Госдепартаменте добивались принятия идеи единого командования и контроля в сфере ядерного оружия еще до распада Советского Союза. Первоначально обсуждалась даже идея создания новыми независимыми государствами совместного командования. Однако, принимая во внимание размеры России и ее статус правопреемника Советского Союза по международным договорам и в международных организациях, все склонялись к тому, что если возникнет единое ядерное командование, то оно будет российским. Хотя Скоукрофт говорит, что политика администрации заключалась в том, чтобы не вмешиваться в решение вопросов контроля над ядерным оружием (как это мы видели в сфере формирования демократических институтов), Бейкер действовал так, как если бы в администрации было принято решение добиваться ядерного разоружения. Он одержал верх потому, что никто из скептиков ему не препятствовал.

Тактическая ядерная инициатива

Ядерные арсеналы новых независимых государств не ограничивались только стратегическим оружием. По инициативе президента Буша администрация стала добиваться внесения изменений в планы размещения тактического ядерного оружия меньшего радиуса действия, предназначенного для потенциального использования на поле боя, которое сверхдержавы развернули в Европе в период «холодной войны». Впервые этот вопрос в начале 1991 года поставил перед министром обороны Чейни председатель Объединенного комитета начальников штабов Колин Пауэлл. Он отметил, что его аппарат в принципе выступает за ликвидацию артиллерийских ядерных боезарядов, поскольку Соединенные Штаты располагают гораздо более точными обычными вооружениями. В своих мемуарах Пауэлл пишет: «Предложение пошло в аппарат планирования политики Пентагона — прибежище сторонников проведения жесткой линии времен Рейгана, которые постарались его «затоптать», причем в этом участвовали все, начиная с заместителя министра обороны Пола Вулфовица и ниже». Позже, возвращаясь в Вашингтон из Персидского залива на самолете вместе с Чейни, Пауэлл вновь попытался привлечь внимание министра обороны к этому вопросу, отметив, что командующие видами вооруженных сил занимают отрицательную позицию. Чейни знал, что его советники были против, и не поддержал Пауэлла. Однако на совещании в Белом доме 5 сентября 1991 г. по поводу дальнейших действий в связи с августовским переворотом в Москве Буш потребовал от своей команды новых предложений по контролю над вооружениями. На этот раз никто не сопротивлялся. «Начальники штабов, — пишет Пауэлл, — реагируя на изменившуюся в мире обстановку, поддержали это предложение, так же как Пол Вулфовиц и его советники — сторонники жесткой линии. Чейни готов был действовать в духе времени»{106}.