Промежутье - Ребекка К. С. Ансари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть ещё кое-что, – Купер описал каждую деталь, какую мог припомнить: пыль и грязь, провалившийся пол, мебель, которая то появлялась, то исчезала, холодный камин, изменчивые запахи. Он объяснил, как порезал палец вроде бы целым стеклом, по крайней мере целым на вид с одной стороны.
Джесс слушала, не перебивая, только бледнела с каждым словом. Закончив рассказ, Купер поднял с пола грязные мятые штаны и вытащил письмо из заднего кармана.
– Смотри, что я там нашёл, – он развернул сложенные листки и сел рядом с сестрой.
– Что это?
– Письмо. Оно было в мусорке, там, где висел Еленин пиджак. По-моему, это Елена написала матери.
– Ты что, его украл?
Тут уж Купер не выдержал и засмеялся.
– Джесс, я как-то не думал про частную собственность, когда попал в сумеречную зону!
Джесс молча покивала.
Немного подумав, Купер разложил страницы по порядку и прочёл письмо вслух:
Дорогая матушка!
Очень странно писать тебе, зная, что ты вряд ли прочтёшь эти строки, но мне приятно хотя бы притвориться, будто надежда есть. Я не могу больше жить наедине со своими мыслями, не имея возможности облегчить душу.
– Что это значит: «ты вряд ли прочтёшь эти строки»? – перебила Джесс.
– Может, мать её бросила? Или умерла?
– Если умерла, тогда точно не прочтёт. Без всяких «вряд ли».
– Слушай, дай мне дочитать!
– Ладно, – кивнула Джесс.
Ты всегда учила меня любви к слову и объясняла, как важно записывать и сохранять для истории каждое событие, помнишь? Однажды ты при мне задумалась вслух: «Если о чём-то все забыли, можно ли считать, что это действительно случилось? Или это был всего лишь сон?» Хороший вопрос…
Действительно ли всё это случилось? Не понимаю, как, почему и с какой целью, но ведь эти события произошли, да? Все? Мне надо, чтобы это было правдой. Важно чувствовать, что во всём этом есть цель и смысл.
Теперь уже понятно, что каждое задание оставляет на мне свою метку, подтачивает силы.
– Задание? – снова вклинилась Джесс, но Купер жестом оборвал её и стал читать дальше.
Скоро всё кончится. Долго мне не продержаться. Поэтому, мама, я надеюсь, что когда-нибудь каким-то образом это письмо попадёт к тебе, или к отцу, или ещё к кому-то в руки. Пусть хоть кто-нибудь его прочтёт и узнает обо мне.
Пожалуйста. Пусть кто-то знает обо мне. Мне это очень нужно.
Наверное, у этих событий есть линейный порядок. Но ведь здесь время течёт совсем по-другому. Поэтому начну с задания, которое глубже всего врезалось мне в память. Весна 1911 года, Нью-Йорк.
– Погоди, – сам себя перебил Купер. – 1911-й? – он взял последнюю страницу и поискал глазами подпись, но ничего не нашёл. – Тогда это писала не Елена, а какая-нибудь её прабабка!
Но Джесс широко раскрыла глаза и помотала головой.
– Может, и Елена. Если она призрак.
– Но… призраков же не бывает, – начал Купер без особой уверенности в голосе.
– Купер, ты только что ходил по дому, который изменился прямо на глазах. Ты видел девочку, которую в упор не видит мама. И ты будешь мне рассказывать, что призраков не существует?
До этого дня мальчик точно знал, что сверхъестественного не бывает. Но теперь… Он мысленно поискал другое объяснение, но ничего не придумал.
– А ещё погляди-ка внимательно, – Джесс перехватила у него письмо. – Бумага даже не старая. Похожа на обычные листки из блокнота. У нас таких полно.
Джесс подметила верно: бумага была мятая, но белая и свежая на вид. Не какое-то жёлтое архивное старьё.
Девочка нашла место, на котором остановился Купер, и стала читать дальше:
С утра меня разбудил угрюмый дождь – как всегда в Промежутье.
– Что ещё за Промежутье? – недоумённо спросила Джесс. Купер махнул ей рукой, чтоб не останавливалась.
Даже сейчас мне бывает странно просыпаться в холоде и сырости. Как всегда, я увидела дом и побежала к нему, а холодные струи дождя меня подгоняли. Едва я успела проскочить в дверь, как знакомая волна преображения прошла по всему телу с головы до ног.
Быстро оглядев себя, я обнаружила, что одета в линялое клетчатое платье с туго затянутым поясом и тонкую кофту, а обута в чёрные разбитые ботинки. Руки у меня были жилистые, худые; пальцы загрубевшие. Жизнь, в которую я попала, была нелёгкой. Но на груди у меня, конечно, сверкал золотой герб вигилантов.
Джесс бросила взгляд на брата, словно требуя объяснений. Купер ничего не сказал, и она продолжила:
Я расправила плечи, вышла за дверь и оказалась на крыльце пятиэтажного кирпичного здания где-то в шумном городском квартале. По тротуарам суетливо шагали толпы бледных, призрачных людей. По мостовым цокали лошади.
Я побродила по городу в поисках нужного места, но к закату выбилась из сил и вернулась в дом, чтобы отдохнуть. Это повторялось много дней подряд. Исходив за месяц почти все городские кварталы, улицы и мосты, я начала подозревать, что попала не туда. Но вот, наконец, в субботнее утро я нашла его: десятиэтажное здание из бетона и стекла с двумя огромными вывесками на стене – ЖЕНСКИЕ БЛУЗЫ И ПЛАТЬЯ и ШВЕЙНАЯ ФАБРИКА «ТРАЙАНГЛ», БРАТЬЯ ХАРРИС.
Петляя между повозками, я перебежала дорогу и вошла в здание. За дверью на табурете сидел мужчина, скрестив руки на груди. Тело его немного просвечивало, но всё же было достаточно плотным, чтобы понять: я пришла по адресу.
Он станет одной из жертв.
Брат с сестрой мрачно переглянулись и принялись читать дальше.
Я заговорила с ним по-английски, но с сильным итальянским акцентом. Сказала, что работаю у мистера Харриса. Он сердито покачал головой, но встал с табурета и проводил меня через вестибюль. «Будешь так опаздывать – уволят», – сказал он.
Но я-то знала, что пришла вовремя.
Мужчина открыл деревянную дверь, за которой обнаружилась клетушка не больше платяного шкафа, и шагнул в неё, заняв почти всё место. Ненавижу лифты, особенно такие, где приходится стоять, прижимаясь к чужим людям. Но когда я спросила, нет ли в здании лестницы, мужчина объяснил: выход на лестницу в рабочие часы запирают, чтобы такие, как я, ничего не украли у хозяина, мистера Харриса.
Лифт дёрнулся, загудел, и мы поехали наверх. Я старалась отодвинуться подальше от потного тела, прижатого к моему боку, но свободного места не было. Я считала этажи и заставляла себя думать о том, зачем сюда пришла.
Наконец лифт остановился. Мужчина открыл дверь и нетерпеливо поглядел на меня. Я заставила себя сказать спасибо и выскочила в узкий коридор. На стене вручную была написана цифра 9.
Ровный механический гул доносился из-за одинокой двери в конце коридора, с каждым моим шагом становясь всё громче. Наконец я вошла в огромный цех. Он занимал весь этаж и был заставлен бесконечными рядами столов. Сотни женщин и девушек, опустив головы, сидели за швейными машинками. На столах громоздились рулоны ткани, а рядом вращались катушки высотой почти в полметра, скармливая нитки голодным машинам. Длинные волосы швей были убраны под косынки, чтобы их не затянуло в механизм.
Вдоль столов прохаживался мужчина, заложив одну руку за спину. Другой рукой он время от времени подносил ко рту сигару с тлеющим оранжевым кончиком. Воздух в помещении начал потрескивать, хотя пока этого не слышал никто, кроме меня. Я расправила плечи и постаралась остаться спокойной. Но у меня ничего не вышло.
Ненавижу умирать в огне. Хуже только тонуть (конечно). Кажется, целую вечность я чувствовала на коже нестерпимые языки пламени. К счастью, боль всё-таки утихает. В конце концов.
Джесс медленно отложила листки в сторону. На лице у неё был написан ужас.
– «Ненавижу умирать в огне»? – хриплым голосом повторил Купер. Все волоски у него на теле встали дыбом, как будто рядом взорвалась невидимая молния и насытила воздух электричеством.
– «Хуже только тонуть»? – перечитала Джесс. Купер осторожно забрал у неё письмо и сам пробежал строчки глазами. Послание было в лучшем случае зловещим, а в худшем – попросту чудовищным.
Когда мальчик наконец положил письмо себе на колени, Джесс прошептала:
– Значит, Елена рассказывает, что погибла при пожаре в 1911 году. Но при этом она здесь, у нас, качается на качелях, говорит с тобой, пишет письма. Может, это она была в том поезде в 1928 году и в «Сампуне» в 1995-м? Видишь, в начале она пишет: «Каждое задание оставляет на мне свою метку». Может, потому, что она умирает каждый раз? – Джесс громко сглотнула. – И… похоже, всё случается из-за неё.
– Ну как одна девочка может обрушить целое здание? И потом, тот школьник, которого нашли под вагоном…
– А что он?
– Так он же мальчик.
– И?
– А Елена – девочка, если ты не заметила.
Джесс покачала головой.
– Купер! Если человек может написать письмо уже после смерти, ты думаешь, ему трудно воскреснуть в другом образе?
Ум Купера отчаянно искал хоть какое-нибудь объяснение, кроме самого невероятного.
– Может, это и не Елена писала.
– А что это меняет? – чуть ли не в полный голос рявкнула Джесс.
– Не знаю, – вяло отмахнулся Купер. Он уже ни в чём не был уверен.
Джесс чинно сложила руки на коленях и сделала медленный, глубокий вдох. Потом
