Горький аромат фиалок. Роман. Том третий - Кайркелды Руспаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вам не скучно, Асан ага?
– Нет. Почему должно быть скучно? Днем я занят скотом, а вечерами читаю книги. А, кроме того, я немного грешу бумагомарательством.
И он рассмеялся. Яков не понял.
– Бумагомарательством? Что вы хотели сказать?
– Пишу книгу. О том, что пережил, что передумал. Надоело только читать книги других людей.
Гости взглянули на хозяина с большим уважением.
– Я заметил, как много у вас книг, – сказал Яков, – Сначала подумал, что с вами живет сын – студент. Или дочь.
– Нет, это все мои книги. Да, много книг мне подарил сын. Он никогда не приезжает с пустыми руками. Ну а остальные – из моей прошлой жизни.
Гости взглянули на хозяина заинтересованно.
– Из прошлой жизни? – переспросил Яков, – Как это понимать?
– Нет, я не имел в виду реинкарнацию, – со смехом пояснил Асан, – Я хотел сказать, что не всегда был ковбоем и в прошлом жил в центрах цивилизации.
9
А в это время Бекхан беседовал с Аксакалом в его жилище. За тонкими стенками вагончика бушевал буран, но внутри было тепло. И уютно. Хозяин вагончика говорил:
– И я когда-то был материалистом. У нас у всех мозги были набекрень. И это не удивительно – материализмом нас начали кормить чуть не с пеленок. И все было понятно и объяснимо до какого-то возраста. Потом стали возникать вопросы, на которые не может дать ответа материализм. И его дитя – современная наука.
– Да, есть вопросы, на которые наука пока не дала ответа, – возражал Бекхан, – Но из-за этого нельзя отвергать материализм и, как вы говорите, его дитя – науку.
– Я говорю не о тех вопросах, на которые пока не может дать ответа наука. Я говорю о тех вопросах, на которые наука не сможет дать ответа в принципе. Никогда! Понимаете?
– Например? Приведите хоть один пример.
– Пожалуйста. Наука объясняет все поверхностно. К примеру – всемирное тяготение. Это одно из основополагающих явлений. Как объясняет наука это явление? А никак! Да, установлены закономерности; над этим потрудились и Галилей, и Ньютон, и Эйнштейн, и другие ученые. Но что такое тяготение? Почему материальные объекты притягиваются друг к другу? Откуда возникает эта сила? И каким образом она воздействует на материальные объекты? Откуда берется энергия? И почему эта энергия не истощается? Или истощается? Вы считаете, что наука когда-нибудь сможет дать ответ на эти вопросы?
Бекхан уклонился от прямого ответа. Он сказал:
– Почему нет? Я верю в науку.
Аксакал немного подождал, считая, что собеседник приведет какие-нибудь доводы в пользу своей веры. Затем продолжал:
– Или возьмем время. Что это такое? Материально ли оно? Или оно существует лишь в сознании людей?
Бекхан удивленно поднял бровь. Такого он еще не слышал! Аксакал продолжал:
– Эйнштейн признавал, что природа времени не ясна. Хотя он свободно оперировал временем в своей теории. И сегодняшние ученые со спокойной совестью говорят об экспериментальном подтверждении теории относительности, не утруждая себя выяснением того, о чем свидетельствуют эти самые эксперименты.
Бекхан улыбнулся и сказал:
– Что-то не совсем улавливаю вашу мысль, уважаемый. О чем вы говорите? Вы сомневаетесь в результатах экспериментов?
– Да. Я не понимаю людей, основывающих серьезную теорию на том, природу чего еще не выяснили. И тех, кто потом возводит эту теорию в абсолют, закрывая глаза на существенную оговорку автора.
Бекхан продолжал улыбался. Аксакал оставался серьезным.
– Можете не улыбаться. Вот возьмем пространство. Что это такое? Вроде бы с ним все ясно. Это то, в чем, как в трехмерной системе координат, расположен весь мир. Это представление господствовало в сознании людей до Эйнштейна. И до сих пор многие не могут представить, как может это пространство, эта абстрактная система координат, искривляться. А все потому, что понятие пустого пространства – это выдумка. Вернее всего, пространство так же материально, как и все объекты, расположенные в нем. Оно не пустое, оно – само материя. Поэтому и способно искривляться под действием тяготения. И неоднородно – в нем есть уплотнения и разрежения. Уплотнения – это видимые и фиксируемые нашими органами чувств и приборами объекты, разрежения – то, что мы считаем пустым местом. С пространством повторилась история с воздухом, с атмосферой. Ведь и воздух раньше считали пустым местом. Хотя и в древние времена кое-кто догадывался, что это не так.
Бекхан молчал. Он должен был признать, что его никогда не посещали подобные мысли. Возможно, Аксакал прав в том, что теория Эйнштейна когда-нибудь потребует коррекции или даже пересмотра. Но ведь это не означает, что человек, человеческий разум никогда не разберется с тайнами этого мира. Бекхан хотел возразить, но тут в дверь постучали.
– Войдите! – крикнул Аксакал недовольно. Он досадовал тому, что его отрывают от такого захватывающего спора. Дверь отворилась, и вместе с клубами ворвавшегося холодного воздуха вперемешку со снегом в помещение вошел парень, который работал в одной бригаде с Аксакалом. Он поздоровался и остановился в нерешительности у порога.
– Извините, я думал – вы одни, – сказал он.
– Ничего, проходи, Габбас, – пригласил хозяин вагончика, уже более мягко, – Тут все свои.
Габбас остался стоять на прежнем месте.
– Да что с тобой? – Аксакал заметил, что парень не в себе, – Что-то случилось?
– Аксакал, я хотел, чтобы вы почитали Коран. Умер мой близкий друг. Вот…
Аксакал прошептал короткую молитву и провел ладонями по лицу.
– Да одарит Аллах его своей милостью, – сказал он и спросил, – Как звали твоего друга?
– Алик, – ответил Габбас, разуваясь и проходя в глубь помещения. Потом поправился:
– Алимжан. Его звали Алимжаном.
Аксакал усадил парня возле себя и начал произносить напевные и печальные аяты Корана. Бекхан слушал в задумчивости. Ему казалось, что эти непонятные слова свидетельствуют о бренности земного существования, о том, что все в этой жизни суетно, преходяще. Но, странное дело – они в то же время дарили надежду, дарили уверенность в том, что не все в этом мире грешно и подло, что есть и что-то святое, и что за страшной пропастью могилы нас может ждать лучшая доля.
– Сколько было лет твоему другу? – спросил Габбаса Аксакал, когда закончил чтение Корана.
– Двадцать четыре.
– Отчего он умер?
– Повесился, – Габбас опустил голову в безысходной тоске.
– Субханаллах! – воскликнул Аксакал. Его лицо потемнело, оно выразило большую скорбь, чем при первом сообщении Габбаса о смерти друга.
– О, Аллах! – сказал он потом, – Прости его грешную душу.
– От него ушла жена, – пояснил Габбас, словно пытался оправдать самоубийство друга, – Он ее очень любил.
Аксакал кивал головой, словно принимал эти оправдания. Но сказал он другое:
– Всякое может случиться, но налагать на себя руки – это не выход. Ему теперь остается одно – надеяться на бесконечную милость нашего Создателя. Ибо Алимжан совершил страшный грех. Да, конечно, все происходит по воле Аллаха. Но заклинаю вас, – никогда не лишайте самих себя жизни. Аллах милостив и милосерден, он может простить любое преступление, любой грех. Но самоубийство…
И он повторил:
– Это страшный грех. Потому что это свидетельствует о том, что в человеке нет веры. С верой ему ничто не страшно, никакое несчастье, никакая беда. Потому что он знает – он не будет одинок, пусть даже его покинут все, кто ему близок. Он не одинок, нет! С ним Аллах. Который никогда его не покинет. Лишь бы верить в него, в его бесконечную милость. Вера вселяет оптимизм, она дает человеку уверенность в конечной справедливости, в том, что за все воздастся, в конце концов. И за зло, и за добро, и за долготерпение, и за всякое преступление. В то, что суд Божий неотвратим. И что от него не скрыть ничего. В отличие от суда людского. Вот что дает нам вера! И как же мы обкрадываем себя, лишая себя такого богатства.
Слова Аксакала взволновали Бекхана, но на другой день он приказал своим парням доставить к нему Карину. Они привезли ее и впихнули в комнату, где обычно беседовал их шеф с теми, кого требовалось устрашить. Или предупредить, или вытрясти из них какие-нибудь сведения. Бекхан встретил девушку сына с торжествующей улыбкой.
– Оставьте нас, – сказал он своим подручным, и когда те подчинились, включил музыку и приступил к экзекуции. Он начал хладнокровно срывать одежду с Карины. Она пыталась сопротивляться, но силы были неравны.
– Я предупреждал тебя! – рычал Бекхан, срывая с нее все. Нежная ткань нижнего белья не выдержала. И трусики разорвались от сильного рывка мужских рук. Карина попыталась дать пощечину, но получила такую затрещину, что отлетела в дальний угол.