Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только (ЛП) - Льюис Кэрролл

Написано после того, как автор увидел картину Хольмана Ханта «Иисус, найденный в храме».

       Я был у самых вратВ огромный храм; к нему живой приливТолпы величественней был стократ,       Мой разум поразив.

       Там злато и парчаВнутри горели, мрамор плит сиял;Лучами, словно струнами звуча,       Пестрел огромный зал.

       Но некий был порокВ убранстве храма, что манил толпу.Так осеняет праздничный венок       Лежащую в гробу.

       Мудрейшие страныСошлись туда для спора на три дня,А прочий люд приткнулся у стены,       Молчание храня.

       Но старцев вид уныл;У этих зол, у тех задумчив взгляд:Их доводы мальчишка разгромил       Минуту лишь назад.

       Свидетелей толпаГлаза отводит; в них и стыд, и гнев.Но вижу вдруг: один не хмурит лба —       Стоит, оцепенев.

       Видать, в его мозгуЗажглось сомненье в догмы мудрецов;Он важную узрел в них мелюзгу,       Поводырей-слепцов;

       Провидел тени тучВ тот смертный день, притихшие сады,Когда погас последний светлый луч       Рождественской звезды.

       Над чёрной глубинойПоверхность блещет солнечным огнём.Так вновь картина встала тьмой ночной,       Увиденная днём.

       И чудится кругомЖужжанье раздражённых голосовВ пространстве храма, этот вязкий ком       Из неразумных слов.

       «Всего лишь паренёк!Где голова, что только ждёт венца?Где соразмерность членов, стройность ног?»       Ах, мелкие сердца!

       А этот твёрдый взгляд!Любовью светел, правдой неба чист;Он проникает в сердце без преград       Стрелой, пронзившей лист.

       Кто встретил этот взгляд —Борьбы дыханьем к жизни пробуждён,И нетерпеньем дух его объят       Воспрять и сбросить сон.

       И в нём сомнений нет:К святым стопам он склонится челомИ умолит: «Господь! Яви мне свет,       Веди Твоим путём!»

       А вот вбегает мать,Пробился и родитель... Голосок,Почти что детский, начал укорять:       «Сыночек, как ты мог...

       Три дня и твой отецИ я искали; не придумать нам...Но люди подсказали наконец       И привели нас в храм».

       Теперь ему черёд«Зачем же вам искать?» у них спросить.Но жаворонок мне в окно поёт       И рвётся мыслей нить.

       И снова тишинаИ пустота бесцветная кругом.Так пропадает замок колдуна,       Возникший волшебством.

       Рассветный час пришёл,Но глаз раскрыть не пробую ничуть:Всё словно ночь хватаю за подол       В желанье сон вернуть.

                               16 февраля 1861 г. [61]

Очнулся он от дум слегка,       Взглянул на встречную едва —И в сердце сладкая тоска,       И закружилась голова:Казалось в сумерках ему —Сияет женственность сквозь тьму.

В его глазах тот вечер свят:       Звучала музыка в ушахИ Жизнь сияла как закат,       А как был лёгок каждый шаг!Благословлял он мир земной,Что наделял такой красой.

Иной был вечер, вновь зажглись       Огни светил над головой;Они проститься здесь сошлись,       И шар закатный неживойПокрыла облака парча,Как будто в саван облача.

И долго память встречи той:       Слиянье уст, объятья рукИ облик, полускрытый мглой, —       Из забытья всплывали вдруг,Тогда божественный хоралВо тьме души его звучал.

Сюда он странником потом       Вернулся через много лет:Всё те же улица и дом,       Но тех, кого искал, уж нет;Излил он слёз и слов потокПред теми, кто понять не мог.

Лишь дети поднимали взгляд,       Оставив игрища в пыли;Кто меньше — прянули назад,       А кто постарше — подошли,Чтоб тронуть робкою рукойПришельца из страны другой.

Он сел. Сновали люди тут,       Где зрел её печальный взорВ последний раз он. Тех минут       Жила здесь память до сих пор:Не умер звук её шагов,Раздаться голос был готов.

Неспешно вечер угасал,       Спешили люди по домам,Им слово жалобы бросал       Он в забытьи по временамИ ворошил уже впотьмахОтчаянья никчёмный прах.

Не лето было; длинных дней       Уже закончился сезон.Но в ранних сумерках в людей       Упорней вглядывался он.Прошёл последний пешеход;Вздохнул несчастный: «Не придёт!»

Шло время, горе через час       Как будто стало развлекать.Страдал он меньше, научась       Из мук блаженство извлекатьИ создавая без концаВидения её лица.

Вот, вот! Поближе подошла,       Хоть слышно не было шагов;На миг лишь облик обрела,       Но плоти он не знал оков,Как будто горний дух с небесСлетел — и сразу же исчез.

И так в протяжном забытьи       Он оживлял фантазий рой,Лелеял образы свои       И наслаждался их игрой,Не выдавая блеском глазТу жизнь, что разумом зажглась.

Во тьму бесчувственного сна       Вгоняет нас подобный бред,Чья роковая пелена       От глаз скрывает белый свет;Теряет разум человекВ узилище закрытых век.

Мы с другом мимо шли вчера,       Вели весёлый разговор;Мы были радостны с утра,       А он не радостен — позор!Но, впрочем, кто из нас поймёт,Кого какая боль гнетёт?

Да как же нам предположить       Беду счастливою порой?С той мыслью терпеливо жить       Сумеет ли какой герой?Мы ждём спокойных дней и лет,Которых в книге судеб нет.

Кого так ждал страдалец — та       Пришла, не призрак и не сон.Её лицо — его мечта —       Над ним склонилось. Что же он?Сидит незряч и недвижим,Хоть счастье прямо перед ним.

В ней скорбь и жалость — узнаёт       Она страдальца бледный лик;Темнея, алый небосвод       Ещё на лоб бросает блик,И голову склонённой вдругСияющий объемлет круг.

Проснись, проснись, глаза открой!       Неужто явь не стоит сна?Она всплакнула над тобой,       Но распрямляется она...Ушла. И что теперь, глупец?Закат сереет, дню конец.

Погас последний огонёк,       Сменились звуки тишиной,Потом зажёгся вновь восток,       Воспрянул к жизни круг земной,А он, непробуждённый, тих —Уже покинул мир живых.

                               Ноябрь 1861 г. [62]

После смерти декана Свифта среди его бумаг был найден маленький пакетик, содержащий всего только локон; пакетик был подписан вышеприведёнными словами.

Та прядь — в стремнине жизни пузырёк;       Она — ничто: «лишь прядь волос»!Спеши следить, как ширится поток,       Её же смело брось!

Нет! Те слова так скоро не забыть:       В них что-то беспокоит слух —Как бы стремится снова подавить       Рыданье гордый дух.

Касаюсь пряди — образы встают:       Струи волос из дымки сна;О них поэты неспроста поют       В любые времена.

Ребячьи кудри — приникает к ним       Ехидный ветер на лету;Вот облаком покрыли золотым       Румянца густоту,

Вот нависают чёрной бахромой —       Блестит под нею строгий взгляд,А вот со лба смуглянки озорной       Отброшены назад;

Затем старушка в круг венцом седым       Косичку заплела свою…Затем... Я в Вифании, пилигрим,       Бреду сквозь толчею

И вижу пир. Вся горница полна.       Расселась фарисеев знать.Коленопреклонённая жена       Не смеет глаз поднять.

Внезапный всхлип, и не сдержала слёз —       Познал отчаянье порокИ вот стирает пыль струёй волос       С Его священных ног.

Не погнушался подвигом простым       Святой их гость, смягчил свой зрак.Так, не гнушась, почти вниманьем ты       Былых сочувствий знак.

Уважь печали сбережённый след;       Ему пристанище нашлось.Погас в очах, его любивших, свет, —       Осталась прядь волос.

                               17 февраля 1862 г. [63]