Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только (ЛП) - Льюис Кэрролл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(От Хлои, которая всегда его понимает)
«Вспомни вечер один, вспомни тот магазин, Где впервые увидел ты Хлою;Ты сказал, я проста и чертовски пуста, — Поняла я: любуешься мною.
Покупала муку я тогда к пирогу (Я затеяла ужин обильный);Попросила чуток подержать мой кулёк (Чтоб увидеть, насколько ты сильный).
Ты рванулся бегом вместе с этим кульком Прямо в омнибус — помнишь, повеса? —Про меня, мол, забыл, — но зато сохранил Ты ни много ни мало три пенса.
Ну а помнишь, дружок, как ты кушал пирог, Хоть сказал, он безвкусен и пресен;Но мигнул ты — и мне стало ясно вполне, Что тебе не пирог интересен.
Помню я хорошо, как услужливый Джо Нам на Выставку взял приглашенья;Ты повёл нас тогда „срезав угол“ туда, И в неё не попала в тот день я.
Джо озлился, смешной, — вышел путь, мол, кружной; Но пришла я тебе на подмогу.Говорю: таковы все мужчины, увы! — Вечно смыслу в делах не помногу!
Ты спросил: „Что теперь?“ (Заперта была дверь — Мы, смеясь, постояли перед нею.)Я вскричала: „Назад!“ И извозчик был рад: На тебе заработал гинею.
Сам-то ты повернуть и не думал ничуть, А придумал ты (верно, в ударе):Раз откроется вновь завтра в десять часов, — Подождать. И мудрец же ты, парень!
Джо спросил наповал: „Если б кто помирал, Тут и ты бы проткнул его пикой —Сам-то будешь казнён?“ Ты сказал: „А резон?“ — И ко мне с той загадкой великой.
Я решила её, — вспоминай же своё Удивленье: „Во имя закона“.Ты подумал чуть-чуть, ты поскрёб себе грудь И сказал с уважением: „Вона!“
Этот случай открыл, как умишком ты хил (Хоть на вид и годишься в герои);Позабавится свет, больше пользы и нет От тебя — так не бегай от Хлои!
Впрочем, плох ли, хорош, а другой не найдёшь, Кто тебя выгораживать рада.Ох, боюсь, без меня не протянешь и дня; Так чего же ещё тебе надо?» [59]
ЭТИ УЖАСНЫЕ ШАРМАНКИ!Погребальная песнь, исполняемая жертвой
«Мне косу плесть велела мать...» — И снова верченье органа.Ужасно! Я тоже, всем прочим под стать, Всё делать, что хочется, стану.
«Мой дом — кусты да буерак», — Достигло оконцев подвала.Когда ж поспешил я сбежать на чердак, То понял, что разницы мало.
«Один ты можешь мне помочь!» — Опять он снаружи затренькал.И тут застонал я в отчаянье: «Прочь! Усвоил уж это давненько!»
«Запомните, сударь, мой скромный орган...» — Довольно, приятель, довольно.Не бойся, негодник: тебя, хулиган, Уж я не забуду невольно! [60]
ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯНаписано после того, как автор увидел картину Хольмана Ханта «Иисус, найденный в храме».
Я был у самых вратВ огромный храм; к нему живой приливТолпы величественней был стократ, Мой разум поразив.
Там злато и парчаВнутри горели, мрамор плит сиял;Лучами, словно струнами звуча, Пестрел огромный зал.
Но некий был порокВ убранстве храма, что манил толпу.Так осеняет праздничный венок Лежащую в гробу.
Мудрейшие страныСошлись туда для спора на три дня,А прочий люд приткнулся у стены, Молчание храня.
Но старцев вид уныл;У этих зол, у тех задумчив взгляд:Их доводы мальчишка разгромил Минуту лишь назад.
Свидетелей толпаГлаза отводит; в них и стыд, и гнев.Но вижу вдруг: один не хмурит лба — Стоит, оцепенев.
Видать, в его мозгуЗажглось сомненье в догмы мудрецов;Он важную узрел в них мелюзгу, Поводырей-слепцов;
Провидел тени тучВ тот смертный день, притихшие сады,Когда погас последний светлый луч Рождественской звезды.
Над чёрной глубинойПоверхность блещет солнечным огнём.Так вновь картина встала тьмой ночной, Увиденная днём.
И чудится кругомЖужжанье раздражённых голосовВ пространстве храма, этот вязкий ком Из неразумных слов.
«Всего лишь паренёк!Где голова, что только ждёт венца?Где соразмерность членов, стройность ног?» Ах, мелкие сердца!
А этот твёрдый взгляд!Любовью светел, правдой неба чист;Он проникает в сердце без преград Стрелой, пронзившей лист.
Кто встретил этот взгляд —Борьбы дыханьем к жизни пробуждён,И нетерпеньем дух его объят Воспрять и сбросить сон.
И в нём сомнений нет:К святым стопам он склонится челомИ умолит: «Господь! Яви мне свет, Веди Твоим путём!»
А вот вбегает мать,Пробился и родитель... Голосок,Почти что детский, начал укорять: «Сыночек, как ты мог...
Три дня и твой отецИ я искали; не придумать нам...Но люди подсказали наконец И привели нас в храм».
Теперь ему черёд«Зачем же вам искать?» у них спросить.Но жаворонок мне в окно поёт И рвётся мыслей нить.
И снова тишинаИ пустота бесцветная кругом.Так пропадает замок колдуна, Возникший волшебством.
Рассветный час пришёл,Но глаз раскрыть не пробую ничуть:Всё словно ночь хватаю за подол В желанье сон вернуть.
16 февраля 1861 г. [61]
ТРИ ЗАКАТАОчнулся он от дум слегка, Взглянул на встречную едва —И в сердце сладкая тоска, И закружилась голова:Казалось в сумерках ему —Сияет женственность сквозь тьму.
В его глазах тот вечер свят: Звучала музыка в ушахИ Жизнь сияла как закат, А как был лёгок каждый шаг!Благословлял он мир земной,Что наделял такой красой.
Иной был вечер, вновь зажглись Огни светил над головой;Они проститься здесь сошлись, И шар закатный неживойПокрыла облака парча,Как будто в саван облача.
И долго память встречи той: Слиянье уст, объятья рукИ облик, полускрытый мглой, — Из забытья всплывали вдруг,Тогда божественный хоралВо тьме души его звучал.
Сюда он странником потом Вернулся через много лет:Всё те же улица и дом, Но тех, кого искал, уж нет;Излил он слёз и слов потокПред теми, кто понять не мог.
Лишь дети поднимали взгляд, Оставив игрища в пыли;Кто меньше — прянули назад, А кто постарше — подошли,Чтоб тронуть робкою рукойПришельца из страны другой.
Он сел. Сновали люди тут, Где зрел её печальный взорВ последний раз он. Тех минут Жила здесь память до сих пор:Не умер звук её шагов,Раздаться голос был готов.
Неспешно вечер угасал, Спешили люди по домам,Им слово жалобы бросал Он в забытьи по временамИ ворошил уже впотьмахОтчаянья никчёмный прах.
Не лето было; длинных дней Уже закончился сезон.Но в ранних сумерках в людей Упорней вглядывался он.Прошёл последний пешеход;Вздохнул несчастный: «Не придёт!»
Шло время, горе через час Как будто стало развлекать.Страдал он меньше, научась Из мук блаженство извлекатьИ создавая без концаВидения её лица.
Вот, вот! Поближе подошла, Хоть слышно не было шагов;На миг лишь облик обрела, Но плоти он не знал оков,Как будто горний дух с небесСлетел — и сразу же исчез.
И так в протяжном забытьи Он оживлял фантазий рой,Лелеял образы свои И наслаждался их игрой,Не выдавая блеском глазТу жизнь, что разумом зажглась.
Во тьму бесчувственного сна Вгоняет нас подобный бред,Чья роковая пелена От глаз скрывает белый свет;Теряет разум человекВ узилище закрытых век.
Мы с другом мимо шли вчера, Вели весёлый разговор;Мы были радостны с утра, А он не радостен — позор!Но, впрочем, кто из нас поймёт,Кого какая боль гнетёт?
Да как же нам предположить Беду счастливою порой?С той мыслью терпеливо жить Сумеет ли какой герой?Мы ждём спокойных дней и лет,Которых в книге судеб нет.
Кого так ждал страдалец — та Пришла, не призрак и не сон.Её лицо — его мечта — Над ним склонилось. Что же он?Сидит незряч и недвижим,Хоть счастье прямо перед ним.
В ней скорбь и жалость — узнаёт Она страдальца бледный лик;Темнея, алый небосвод Ещё на лоб бросает блик,И голову склонённой вдругСияющий объемлет круг.
Проснись, проснись, глаза открой! Неужто явь не стоит сна?Она всплакнула над тобой, Но распрямляется она...Ушла. И что теперь, глупец?Закат сереет, дню конец.
Погас последний огонёк, Сменились звуки тишиной,Потом зажёгся вновь восток, Воспрянул к жизни круг земной,А он, непробуждённый, тих —Уже покинул мир живых.
Ноябрь 1861 г. [62]
