Земное счастье - Гоар Маркосян-Каспер

— Не совсем в нужную, но за десять минут дойдем, — сказал Дан. — Вон там, на углу, свернем и дойдем.

— Великий Создатель! — проговорил Маран пораженно. — Кто это?

Дина подняла голову и смущенно улыбнулась.

— Ты неотразима, — заявил Маран, придвигая стул и садясь.

Дан тоже смотрел во все глаза. Он отлично знал, какие чудеса могут делать с женщинами одежда, косметика и прочие подобные мелочи, но такого преображения не ожидал. Волосы Дины были пострижены и слегка подкрашены, чуть зеленоватый оттенок придавал ее светлой головке изысканность, а пышная прическа делала похожей на хризантему. Лицо ненавязчиво, но умело подгримировано, так что она казалась на десять лет моложе, слишком худенькая фигурка задрапирована в модное платье с широкими рукавами и складочками там и сям, с пышной юбкой, и в целом она стала почти красивой.

— Наи, девочка, — сказал Маран после того, как расторопный официант принес кофе, — ты не хотела бы навестить отца?

Наи посмотрела на него сердито, промолчала.

— Так не может продолжаться, — сказал Маран настойчиво.

— Ты же знаешь, я хочу, чтобы он сделал первый шаг.

— Он его сделал.

— Какой? — живо спросила Наи.

— Неважно. Я тебе говорю, он его сделал.

— Да?

— Уж не сомневаешься ли ты в моих словах? — спросил Маран спокойно, но в его голосе мелькнул легкий холодок, словно звякнула льдинка.

Наи посмотрела на него и встала.

— Пойду позвоню из магазина, — сказала она. — По стационарному аппарату.

Дан подумал, что она хочет видеть лицо отца крупным планом, чтобы сделать свои выводы.

Она обошла столик и остановилась.

— А ты поедешь со мной к нему?

— Как он скажет, — ответил Маран коротко.

— А мне самой предложить?

— Нет.

Она быстро зашагала через площадь, стуча каблучками по булыжнику и обходя сидевших группками прямо на мостовой подростков, почти неотличимых друг от друга мальчишек и девчонок в одинаковых мятых и не очень чистых джинсах и свитерах, с волосами разной длины, от почти щетины на недавно выбритых головах до кудрей, ниспадающих до пояса, последнее вне зависимости от половой принадлежности. Они обнимались, целовались, человек менее деликатный сказал бы, лапали друг друга и не обязательно по двое и даже не всегда разного пола.

Увлекшись изучением молодежи, чего ему давно не приходилось делать, Дан не сразу заметил, что Ника повернулась к Марану и смотрит на него, чуть прищурившись.

— Могу я попросить тебя о дружеском одолжении? Когда будешь учить Дана тому, чему ты собираешься его учить, эту главу, пожалуйста, пропусти, — сказала она наконец.

Маран улыбнулся.

— Такой главы не существует.

— Ага! Значит, это из области твоих личных способностей?

— Именно.

— То есть Дан ничему подобному не научится. Это меня утешает. Я бы очень не хотела, чтобы он так со мной разговаривал.

— Как ты думаешь, с Даном никогда не случается ничего такого, что ему хотелось бы скрыть от тебя? Хотелось или, более того, полагалось? — спросил Маран.

— Можно делать это как-то иначе!

— У каждого свой стиль, — сказала Дина.

— Стиль! Но она не ездит к отцу из-за него! Ради него она готова…

— Мне этого не надо, — прервал ее Маран. — Я знаю, что они с отцом любят друг друга, и никогда не позволил бы себе стать между ними. Даже если б он никогда не признал нашего союза. Даже если б он ничего для меня не сделал, а он сделал для меня больше, чем… чем люди делают для собственных сыновей.

Появилась Наи, она не шла, а летела, ее глаза сияли, она подбежала к Марану, обняла сзади за плечи и поцеловала в висок.

— Как хорошо, что ты заставил меня позвонить! Он так обрадовался! Какая я дура! — Она села на свое место. — Сегодня он домой не попадет, но сказал, что будет завтра вечером. И он хочет, чтобы мы поехали с тобой вместе. Он спросил, почему я не хочу жить дома. Я не помешаю вам, сказал он, я приезжаю так редко…

— И что ты ему ответила? — поинтересовался Маран.

— Ничего. Сказала, что спрошу тебя.

Маран покачал головой.

— Не надо меня спрашивать. Я даю тебе carte blanche, так это, кажется, у вас называется? Решай сама.

— И ты?…

— Я соглашусь с твоим решением, каким бы оно не было. Это твой дом и твой отец.

Наи задумалась.

— Все не так просто, — сказала она наконец. — Конечно, это мой дом и мой отец, а точнее, мой отец и мой дом, а еще точнее, дом моего отца. Понимаешь, мама с папой купили этот дом, когда поженились. Его обставляла и обустраивала мама. Это был их дом. Когда она умерла, сначала меня забрала тетя, потом я жила в интернате. Позднее я уехала учиться в Сорбонну, там лучшая школа арт-истории. Правда, всякий раз, когда папа прилетал, он забирал меня домой, но одна я там почти не жила, во всяком случае, до последних нескольких лет, да и тогда только периодами. Я знала, что для папы это тот дом, где он жил с мамой, может, поэтому, он и оставался для него родным домом, и я никогда ничего там не меняла, только в своей комнате, а все прочее оставалось таким, как двадцать пять лет назад. Понимаешь? Так что… Я знаю, что папе будет тяжело возвращаться в пустой дом, и это меня удерживает там… Но в то же время мне хотелось бы создать самой, своими руками, на свой вкус другой дом, — она заглянула Марану в лицо. — Для тебя.

— Интересная идея, — сказал Маран. — И почти фантастическая. Нечто из области неизведанного.

— В каком смысле? — спросила Ника.

— Самом прямом. У меня ведь никогда не было дома. Я имею в виду, конечно, не крышу над головой, крыш-то я повидал много и самых разных. Но что касается дома… При жизни матери я был слишком мал, чтобы разбираться в таких вещах, после ее смерти наша развалюха превратилась скорее в логово, потом я попал в приют, потом жил у Поэта… Возможно, это было наиболее близко к понятию дома. Потом война, палатки и окопы, потом мне дали крохотную комнатку в большой общей квартире, где я только спал, да и то лишь в дни, или, вернее, ночи, когда спал один, что в те времена случалось нечасто, потом Крепость, потом Малый дворец… Но даже дворец не был для меня домом, может, потому что я все время знал, что это ненадолго…

— Не поэтому, — сказал Ника. — Дом может создать только женщина. Я тоже решила. Хватит с меня космических баз, я останусь здесь и приведу в порядок наше бытие.

Дан посмотрел на нее с изумлением.

— Да, Дани, — кивнула она. — Я ведь своего добилась, ты стал другим человеком.

— Мужчиной, ты хочешь сказать, — усмехнулся Дан. — Надеюсь. Я согласен — приводи в порядок. Правда, со мной проще, мой дом — Земля, и здесь я везде дома.

Он умолк, поняв, что сказал не то. Ника посмотрела на него укоризненно.

— И где ты хочешь строить свой дом? — спросил Маран, глядя на Наи.

— Где скажешь. Мне все равно. Хоть на Второй Гаммы Водолея, — ответила Наи беззаботно.

Маран молчал довольно долго.

— Наверно, здесь, — сказал он наконец.

Дан услышал, как шумно вздохнула Дина Расти. Маран повернулся к ней.

— Что, Дина? — спросил он.

— Но ведь твой дом это Торена, — прошептала Дина смущенно. — Разве не так?

— Так, — согласился Маран. — И я обязательно вернусь туда. Умирать уж точно. Если доживу. Но сейчас? Я сделал там все, что мог. Хорошо или плохо, но сделал… Ребята, а тут выпить найдется что? — спросил он вдруг.

— Есть повод? — улыбнулась Ника.

— Есть.

— Тут не подают, но вон там автомат, на углу. Можешь послать официанта.

— Я сам схожу.

— Зачем лишать людей работы? Им и так делать нечего, втроем в этом крохотном кафе… Так и хочется разбить стакан, чтобы дать им шанс подобрать осколки.

— Стаканы небьющиеся, — заметил Дан. — А подбирать они в любом случае прислали бы робота-уборщика.

— А зачем здесь вообще люди? — спросил Маран. — Сошли бы и автоматы.

— Должны ведь и люди где-то работать, — объяснил Дан. — Их и так уже с производства попросили, потихоньку вытесняют с земли…

— Я все-таки схожу сам.

Маран встал.

Когда он ушел, Ника поглядела на опечаленную Дину.

— Тебя так огорчает, что он хочет остаться здесь?

— Я подумала, как расстроится Поэт, — сказала Дина грустно. — Но я и сама огорчена, ты права. У него ведь есть непостижимое свойство, у этого Марана. Там, откуда он уходит, остается невосполнимая пустота. Непонятно, как это у него получается, но когда он приближает к себе людей, они уже… ну просто не могут без него.

Дан вспомнил, как не так давно, на Палевой, сидя в одиночестве на пустыре у орбитолета, пытался представить себе, как жил бы дальше, если бы Маран… у него снова, фигурально выражаясь, отнялся язык, он не мог это «если бы» оформить в слова даже мысленно… как пытался представить и к какому неутешительному итогу пришел. Что-то из его воспоминаний, наверно, отразилось на лице, поскольку Ника встрепенулась.