Божье воинство. Новая история Крестовых походов - Родни Старк

перевел, пересмотрел и отредактировал переводы греческих рукописей, особенно Гиппократа, Галена, Платона и Аристотеля, на сирийский и арабский» [164]. Даже в середине XI века мусульманский автор Насир-и-Хусрау сообщал: «Поистине, писцы здесь, в Сирии, как и в Египте, все христиане… и самое обычное дело для врача… быть христианином» [165]. В Палестине при мусульманском правлении, согласно фундаментальному историческому труду Моше Хиля, «христиане обладали огромным влиянием и очень сильными позициями во власти, прежде всего благодаря даровитым администраторам из тех, кто занимал правительственные посты, несмотря на мусульманский закон, запрещавший назначать христиан [на подобные места], или тех, кто был частью тогдашней интеллигенции благодаря своим выдающимся познаниям в естественных науках, математике, медицине и так далее» [166]. Важную роль чиновников-христиан признает и Абдул-Джаббар, писавший около 995 года, что «цари Египта, аль-Шама, Ирака, Джазиры, Фариса и всех окрестных земель полагаются на христиан в вопросах бюрократии, управления и распределения средств» [167].

Даже многие из самых промусульманских историков, включая и знаменитого англичанина, обратившегося в ислам, переводчика Корана Мармадьюка Пиктхолла (1875–1936) [168], согласны, что высокоразвитая мусульманская культура ведет свое начало от покоренного населения. Однако при этом обычно упускают из виду следующее: закат этой культуры и неспособность мусульман держаться наравне с Западом связана именно с тем, что мусульманская или арабская культура была в значительной мере иллюзией, покоящейся на сложной смеси культур дхимми, а следовательно, ее было легко утратить и еще легче объявить еретической. Поэтому, когда в XIV веке мусульмане затоптали на Востоке почти все ростки религиозного нонконформизма, на первый план вышла отсталость мусульманства как такового.

Ислам и Аристотель

Мнение, что мусульмане были более образованны и высокоразвиты, чем христианский Запад, основано на убеждении, что общество, неискушенное в греческой философии и литературе, пребывает во тьме! Так, на протяжении последних столетий множество европейских авторов подчеркивали, что арабы знали классических греческих писателей, полагая при этом, что благодаря доступу к продвинутой «мудрости» древних ислам обладал более высокой культурой. Хотя средневековые европейские ученые были знакомы с «классиками» куда лучше, чем принято считать, верно, что благодаря присутствию в большинстве покоренных арабами стран византийской/греческой культуры самые образованные арабы в самом деле лучше знали классических греческих авторов, таких как Платон или Аристотель. Менее известно то, что доступ к греческой науке оказал на арабскую науку скорее негативное влияние.

Труды Платона и Аристотеля стали доступны арабам в переводах на сирийский – в конце VII века, а затем в переводах на арабский, сделанных сирийцами – возможно, в IX веке. Однако вместо того, чтобы увидеть в этих трудах попытки греческих ученых ответить на разнообразные вопросы, мусульманские интеллектуалы скоро начали читать их так же, как читали Коран – как твердо установленные истины, которые следует принимать без вопросов и возражений; так что если мусульманские мыслители и анализировали эти труды, то лишь для того, чтобы разрешить их кажущиеся внутренние противоречия. Со временем их внимание сосредоточилось на Аристотеле. Как объясняет уважаемый мусульманский историк Цезарь Фара: «В Аристотеле мусульманские мыслители нашли себе великого наставника; для них он стал “первым учителем”. Приняв это априори, в последующие столетия вся мусульманская философия развивалась, предпочитая продолжать в том же ключе и расширять Аристотеля, а не вводить новшества» [169]. Со временем это привело философа Аверроэса и его последователей к позиции, согласно которой физика Аристотеля полна и безошибочна, а если фактические наблюдения не соответствуют какому-либо из учений Аристотеля, значит, эти наблюдения ошибочны или иллюзорны [170].

Такой подход не позволял исламу восполнить и закрыть те пробелы, что оставались у греков в их поисках знания. Ранних христианских схоластов, напротив, изучение Аристотеля побуждало к экспериментам и открытиям. Тогда, как и сейчас, несогласие с известными знаниями, стремление их дополнить или исправить улучшало репутацию ученого, что мотивировало схоластов искать у греков ошибки [171]. И ошибок обнаружилось немало.

Книги и библиотеки

Как мы уже отмечали, центральный мотив во всех заявлениях о превосходстве мусульманской культуры – множество переводных книг классических авторов. Но книги необходимо где-то хранить, а большие книжные собрания – независимо от того, принадлежат ли они частным лицам или представляют собой государственные учреждения, призванные собирать и хранить книги – можно назвать библиотеками. У нас достаточно свидетельств, указывающих на существование в исламе, с самого раннего его периода, библиотек обоих типов. На всем Ближнем Востоке и на северном побережье Африки мусульманским завоевателям постоянно встречались библиотеки. Одни из них сохранились с языческих времен; другие были созданы христианами или евреями. У коптов в Египте «в каждом монастыре, возможно, даже в каждой церкви имелось когда-то собственное собрание рукописей» [172]. По всей Византии православное духовенство держало библиотеки. Христиане-несториане в своих учебных центрах также хранили огромные собрания книг. В рассказе о несторианском монахе, который каждую неделю брал из монастырской библиотеки новую книгу и почти все время, с перерывами лишь на еду и сон, читал ее и заучивал наизусть, по-видимому, не было ничего особенно необычного [173]. Так ранние мусульмане увидели, что «если хотят получить пользу от многообразных знаний, которым они сделались наследниками, то им необходимы книги, предпочтительно по-арабски, и книги эти следует хранить в безопасных местах и сделать доступными для чтения» [174].

Однако представление, что мусульмане ценили библиотеки, полностью противоречит другому историческому утверждению – о том, что они сожгли огромную библиотеку в Александрии [175]. Рассказывают, что после завоевания Александрии мусульманский командующий послал к халифу Омару в Дамаск спросить, что делать с огромной библиотекой, содержащей сотни тысяч свитков. Омар, как говорят, ответил: «Если то, что в них написано, согласно с Книгой Божьей [Кораном], то они не нужны; если не согласно – они вредны. Так что уничтожь их» [176]. Тогда полководец распорядился топить этими свитками четыре тысячи городских бань, и такого топлива хватило на шесть месяцев.

Эта история вызывает у многих сторонников ислама гневные отповеди, несмотря на то что ведущие западные историки (включая Эдварда Гиббона) ее отвергают; большинство удовлетворяется преданием, согласно которому библиотека сгорела случайно, когда Египет захватывал Юлий Цезарь.