Третья половина жизни - Виктор Левашов

– Ольга, я прошу вас не вмешиваться в мои распоряжения.

– Поздравляю, Андрей. Значит, вы сделали выбор?

– Между вами и Задонским? Да. Геологическое обоснование отчёта мне подготовит в техотделе. Осенью, когда мы вернёмся в город. А если сейчас мы останемся без коллектора, вся работа пойдёт насмарку. Когда нас выбросят на самостоятельные изыскания, поздно будет заниматься отработкой поисковых критериев. В этой ситуации считаться с вашим самолюбием я не имею права. Да и желания тоже.

– Речь о другом выборе – между мной и Шубиным. Неужели вы не понимаете, что ваша радиограмма это то, о чём он мечтает? Основание, по которому он уволит меня без всяких осложнений. Три года я мозолю ему глаза с Имангдой, четыре раза подавал заявки на возобновление здесь разведочного бурения. И никак не мог понять, почему от меня отмахиваются, как от назойливой мухи. И теперь такого случая он не упустит!

– И вы всё же отказываетесь извиниться?

– Тем самым я помогаю вам определить свою позицию.

– Григорий Петрович, я вас очень прошу забыть эпизод, который здесь произошёл. Я приношу вам свои извинения за поведение моего коллеги, которое не имеет никаких оправданий. Вы меня очень обяжете, если удовлетворитесь моими извинениями.

– Да ладно, Андрей Палыч, чего там! Порвите заявление. Только в маршруты с ним я больше не ходок, пусть один ходит!

– Уладим, будете ходить в паре со мной или с Ольгой. Очень вам благодарен. Мартыныч, не нужно отправлять радио грамму.

– Вероятно, Андрей, я тоже должен вас поблагодарить?

– Мне не нужна ваша благодарность.

– Не навязываюсь. Но главный вопрос так и не решен. Судя по вашему тону, вы не поддержите меня в требовании возобновить здесь разведочное бурение, причём в самом срочном порядке?

– Пока у меня для этого нет никаких оснований.

– Значит, я снова остаюсь в одиночестве. И Шубин по-прежнему будет отмахиваться от моих проектов. А время уходит. Что ж, придётся кончать с Шубиным, у меня просто нет другого выхода. Ольга, снабди и меня канцелярскими принадлежностями.

– Это прямо какой-то Союз писателей! Ты-то что пишешь?

– Минутку… Вот, можешь огласить.

– «Прокурору города Норильска…» Ого, это что-то новое!.. «Мной обнаружен факт серьезного должностного преступления, совершенного начальником Имангдинской партии среднего разведочного бурения Шубиным Владимиром Семеновичем, ныне начальником Норильской комплексной геологоразведочной экспедиции. Прошу прислать следователя для уточнения обстоятельств преступления. Геолог Хазанов».

– Мартыныч, возьмите. Передадите ночью.

– Пусть Андрей Палыч завизирует.

– Андрей, будьте добры – автограф.

– О каком преступлении идёт речь?

– Это я расскажу следователю.

– Можете рассказать сейчас. Николай Тихонович вас с интересом послушает.

– При чём здесь ревизор горисполкома?

– Он не ревизор горисполкома. Он старший следователь норильской прокуратуры. Мне это сказал Шубин.

– Вот как? Что он здесь делает?

– Николай Тихонович, объясните? Если это не секрет.

– Я расследую обстоятельства самоубийства гидролога Неверова на Макусе. Он застрелился год назад. В деле осталось много неясного. Больше ничего сказать не могу.

– Вы примете заявление геолога Хазанова?

– Я могу принять дело к производству только по распоряжению прокурора.

– Вот, Игорь, мы вернулись к исходной точке. Объясняйте мне. Иначе я не завизирую радиограмму.

– Мартыныч, отправьте под мою ответственность.

– Без визы начальника отряда не имею права.

– Неужели не ясно, о каком преступлении идёт речь? Вы же сами дали это определение!

– Я сказал – если здесь есть руда. А это пока не известно. Ваша уверенность не доказательство. А если вы ошибаетесь? Представляете, в каком положении окажетесь вы и в какое положение поставите Шубина? Город небольшой, слухи неизбежны, а он человек на виду.

– Но ведь скважина шубинская. Вот ящик!

– Для такого обвинения мало. На нём не написано, откуда вы его принесли.

– Вон свидетель! Он видел, где я его взял!

– Григорий Петрович, Хазанов утверждает, что этот ящик он принёс от скважины у подножия сопки Плоской. Вы сможете подтвердить это следователю прокуратуры?

– Не-а.

– Как не-а? Я же на твоих глазах его пёр!

– Не-а.

– Ты, первопроходец! Ты думаешь, это дело тебя не касается? От того, как оно разрешится, будет зависеть, как ты будешь жить завтра – и ничуть не меньше! Подтверждаешь, где я взял этот ящик?

– Не-а! И ты, геолог, на горло меня не бери. И лучше держись от меня подальше. Я ещё с тобой поквитаюсь.

– Давайте закончим этот разговор. Игорь Константинович, я не завизирую радиограмму до тех пор, пока вы не докажете мне, что здесь имело место преступление. Доказательства должны быть по трём пунктам. Первый: скважина пробурена партией Шубина. Второй: скважина показала руду. Третий: документы этой скважины уничтожены и уничтожены намеренно.

– Что уничтожено – уничтожено намеренно.

– Согласен, достаточно первых двух пунктов.

– Завтра я принесу фотопленку скважины и ящиков возле неё, там их ещё много. С привязкой к сопке. И пробу воды. Если ваш метод покажет никель – это будет для вас доказательством?

– Да.

– Договорились. Повестка дня на сегодня, похоже, исчерпана? Спокойной ночи!

– Спокойной ночи… Хазанов!..

– Мартыныч, возьму жестяночку? Организм требует.

– Ну и организм у тебя!.. Возьми…

XI

– Разбрелись… петухи!.. Ну и денёк у нас сегодня выдался!.. Эй, девка, что с тобой? Смешинка в нос попала?

– Вспомнила, как… Да вы сами представьте, только представьте: ночь, дом какой-то дикий, запущенный… эти фигуристки на стенах… И два романтически оборванных золотоискателя с ружьями наперевес!.. Фантастика!.. Что-то я сегодня много смеюсь, не к добру это… Спокойной ночи.

– Пошла… Хорошая девчонка, только ветру в голове много. Ну, Андрей Павлович, как вы теперь намереваетесь поступить?

– У меня такое ощущение, Мартыныч, что вы меня всё время экзаменуете. Никак я не намереваюсь поступить. Пока никак.

– Что ж, не пороть горячку тоже решение не из худших.

– И не из лучших. Время дорого. Если Хазанов прав насчёт запасов Имангды – очень дорого. Начнут строить рудник «Октябрьский» – не остановишь.

– Ну-ну, подумайте… Пойду пошарю пока в эфире, а там пора и на связь.

– Одну минутку, Мартыныч… Вот возьмите. Передайте эту радиограмму с пометкой «срочно»…

Дом затих, только в передней комнате потрескивали дрова в буржуйке. Егоров неподвижно лежал в спальном мешке, а перед глазами всё тянулась и тянулась лыжня, как у водителя после долгого дня перед глазами разворачивается бесконечная лента дороги. Маячила спина Саулиса, чередовались распадки с чёрным тальником. Три дня, проведенные на Макусе, оставили какое-то смутное чувство. Словно он не сделал того, что должен был сделать, и не понял того, что нужно было понять. Но сколько Егоров ни думал, не до чего додуматься так и не смог.

Рядом в спальнике ворочался Леонтьев, скрипел раскладушкой. Негромко спросил:

– Николай Тихонович, спите?

– Нет.

– Я так и понял, что вы не тот, за кого себя выдавали. Прилетели провести ревизию Имангды, а в посёлок сходили только раз. Кто такой этот Неверов?

– Обыкновенный человек.

– Не очень-то обыкновенный, если через год сюда прилетает старший следователь прокуратуры. Почему он застрелился?

– Это я и хочу выяснить.

– Когда разберётесь, расскажете?

– Зачем вам?

– Ну как? Всё жизнь. Когда-нибудь напишу книгу.

– Хотите стать писателем?

– Все журналисты хотят. Не у всех получается.

– Думаете, у вас получится?

– Одну книгу уже написал. И даже издал.

– Дадите почитать?

– Нет. Не стоит она того. Слишком правильная.

– Почему это плохо? – не понял Егоров.

– Потому что враньё. Не про реальную жизнь, а про ту, что должна быть.

– Какая, по-вашему, реальная жизнь?

– Да вот такая. Мёртвый посёлок и самые разные люди в нём. Чем не сюжет?

– Я тоже буду в этом сюжете?

– А куда же вы денетесь? Вы уже обречены на бессмертие. В книге, которую я напишу. Если напишу.

– Что за девушка вас провожала в Норильске? – полюбопытствовал Егоров. – Жена?

– Знакомая. Жена осталась в Москве.

– Приедет к вам?

– Нет. Проехали.

– Вы сказали, что были в Москве корреспондентом журнала. А как оказались в Норильске?

– Да так, занесло.

– Мало зарабатывали?

– Нет, много. Трудно стало работать. Столетие со дня рождения Ленина, все эти дела.

– При чём тут Ленин?

– Это вам не при чём. А нам очень даже при чём. Однажды понял: ещё немного и окончательно скурвлюсь или сопьюсь.

– Много пили?

– Не так много, как часто. Решил: пора менять воду в аквариуме. Знакомый сказал, что в Норильской экспедиции хотят организовать отдел по связям с прессой. Так я и оказался здесь. Сюда многих сносит, пытаются начать новую жизнь.