Концерт в криминальной оправе - Марк Фурман

— Зеркало я заметил сразу, как только мы впервые вошли в комнату. О нем записано в протоколе осмотра.

— А не могло ли быть так… — Рудик сделал паузу, переложил вспотевшую трубку в другую руку. — Мальчик сидит за столом, бумага у него за спиной. В левой руке он держит зеркало, в правой — заряженный пистолет. Он целится в листок, как в мишень, используя зеркало. При этом правая рука его сильно согнута в локтевом суставе, почти под прямым углом. При таком положении руки ствол пистолета находится всего в нескольких сантиметрах от шеи…

— Даже не знаю, что и сказать, Юрий Владимирович. Фантастическая идея! Как она вам пришла в голову?

— Я заметил на столе у Игоря «Повести Белкина». Вначале подумал, что книга рекомендована школьной программой. Есть там, однако, одна вещь… «Выстрел». Короткая превосходная новелла, занимательнейший сюжет. Но главное — она могла бы служить отличным руководством при тренировке в стрельбе из пистолета. Я попытался связать воедино зеркало и листок на стене…

— Но при вашем варианте пистолет обязательно должен остаться в комнате.

— Значит, в ней был кто-то еще кроме мальчика.

— Вот об этом я и думаю все время. По логике вещей, если мы имеем дело с самоубийством или несчастным случаем, оружию деваться некуда. Ведь ранение было смертельным.

— Да, смерть наступила спустя считанные секунды. После такого ранения не то что мальчик — и взрослый человек встать бы не успел.

— И встать бы не успел, — повторил следователь. — Юрий Владимирович, вы завтра с утра на работу?

— Буду у себя.

— А не встретиться ли нам еще раз у Серовых, прикинуть ваш вариант непосредственно на месте?

— Неплохая мысль. К девяти жду вас на Арбате.

— Спокойной ночи и спасибо, Юрий Владимирович. — На другом конце провода повесили трубку.

…Следователь сел за стол, взял в руки зеркало, половинки которого были оклеены тонкой полоской лейкопластыря. Теперь предполагаемая мишень была у него за спиной. Левой рукой он поднял зеркало на уровень глаз, и Рудик, стоящий рядом, увидел, как в зеркале отчетливо отразился листок бумаги.

— Видно великолепно — сказал следователь. — Отсюда до стены около четырех метров, а листок как на ладони. — Он тронул блестящую поверхность указательным пальцем правой руки, которую согнул в локтевом суставе почти под прямым углом. — Действительно, при таком положении руки, если предположить, что она держит пистолет, от дула до места ранения на шее меньше пяти-шести сантиметров.

Он слегка повернул зеркало вправо и зажмурил глаза. В лицо следователю стремительно прыгнул солнечный зайчик. Произошло это настолько неожиданно, что он опустил зеркало и потер глаза.

— Я буквально ослеп на несколько секунд… — Он взглянул на окно, находившееся справа от него, через которое была видна крыша соседнего дома и голубое небо, ослепительно сияло утреннее апрельское солнце.

— Вот в эту секунду мог произойти выстрел, — сказал Рудик, быстро подходя к столу. — Поднимите-ка еще раз зеркало, Григорий Иванович, представьте на своем месте мальчика. Он целится в листок у себя за спиной. Зеркало держит в левой руке, заряженный пистолет — в правой. Несколько раз поднимает и опускает его, так прицеливаются все, у кого в руке оружие. На какое-то мгновение он поворачивает плоскость зеркала вправо, и луч солнца, отразившись от него, ударяет ему в глаза. Мальчик, на секунду ослепнув, теряет ориентировку, одновременно меняется и положение ствола пистолета. Он непроизвольно нажимает на курок…

— Что ж, в логике и наблюдательности вам не откажешь, Юрий Владимирович, — восхищенно сказал следователь. — Надо запросить сводку погоды на 19 апреля. Впрочем, больше для порядка, — добавил он, подойдя к окну. — Все это время стоят ясные, солнечные дни. Такой же была погода и несколько дней назад. А здесь — хорошая квартира, солнечная сторона…

В этот же день следователь опять встретился с Серовым. Отец Игоря вошел в кабинет, сев на предложенный стул, поднял на Григория Ивановича усталые, воспаленные глаза.

— Вернемся к нашему последнему разговору, Федор Спиридонович. Вы когда-нибудь показывали пистолет сыну?

— Пожалуй, раза два Игорь видел его. Несколько лет назад, сразу же после демобилизации. Тогда он был совсем малышом, в первом или во втором классе… Второй раз совсем недавно. Он участвовал в школьных соревнованиях по стрельбе из малокалиберной винтовки и занял первое место. Вечером гордо так сообщил об этом. Я обрадовался, расчувствовался, вспомнил войну. Тогда и показал ему пистолет. Было это в январе, во время школьных каникул.

— Подробно опишите марку пистолета, его внешний вид. Имелись ли к нему боеприпасы?

— Пистолет марки «Зауэр», немецкого производства. К нему имелся магазин с семью патронами. Щечки сделаны из дерева, на правой вырезана надпись: «Дорогому Феде на память от друзей. 1941–1946 г.».

— Стреляли вы из него?

— Всего один раз. Перед отъездом из части, на следующий день после прощального ужина. Пистолет был исправен, вычищен, разряжен и находился в кобуре. Магазин лежал отдельно.

Следователь закурил и, предложив сигарету Серову, прошелся по кабинету.

— Ну, а как вы сами относитесь к этому случаю? Я понимаю, тяжело об этом говорить, но истина нужна вам не меньше, чем следствию. Результаты судебно-медицинской и криминалистической экспертиз вам известны?

Серов кивнул:

— С себя я вину не снимаю. Теперь, когда Игоря нет, мне никакой суд не страшен. Но в одном уверен: сын не мог покончить с собой. В школе у него все складывалось хорошо, все его любили. До этого трижды проклятого дня, наша семья горя не знала.

— Выстрел произведен из вашего пистолета. Пуля, которую обнаружил эксперт, стандартного образца для пистолета «Зауэр», калибра 6,35 миллиметров.

— Куда исчез пистолет, не знаю. Я первый вошел в комнату Игоря и могу только поручиться, что его там не было. До вашего прихода все оставалось на своих местах. Но одна мысль не дает мне покоя: не был ли кто-то другой вместе с Игорем в его последние минуты?

— Вот это и нам необходимо выяснить. Скажите, Федор Спиридонович, кроме Игоря и вашей жены, знал ли кто-нибудь из ребят о том, что у вас хранится оружие?

— Я просил его об этом не распространяться. Впрочем, за то, что он никому не говорил, поручиться не могу. У сына было много друзей.

— Назовите самых близких.

Серов назвал следователю несколько фамилий, которые тот записал в протокол.

— Все они учились вместе, в одном классе. Часто бывал у нас и Борис Венедиктов из соседнего дома. С ним Игорь проучился до четвертого класса, потом у Бори обнаружились способности, и родители перевели его в математическую школу.

Пока следователь считал преждевременным говорить Серову о версии Рудика относительно обстоятельств выстрела в его квартире. Хотя он и судмедэксперт убедились в правильности своих предположений, предстояло еще выяснить самое главное — кто 19 апреля был в квартире вместе с Игорем? Логически все укладывалось в одну цепочку: листок — мишень на стене, разбитое зеркало на полу, окно справа, солнце и рана на шее. Не хватало самого последнего звена, без которого все предыдущие ничего не стоили, — ответа на вопрос, кто же взял пистолет?

Школа, где учился Игорь, находилась неподалеку от его дома. Большое четырехэтажное здание из белого кирпича, построенное в архитектурном стиле пятидесятых, со сложным орнаментом по фасаду и лепными карнизами, стояло в глубине двора. Следователь не хотел отрывать ребят от занятий. К тому же он полагал, что, беседуя с каждым по очереди в непринужденной обстановке, сумеет преодолеть их скованность, и они окажутся более откровенными, чем это могло бы быть в классе. С детьми он разговаривал в отдельной комнате, куда они заходили по одному. Опросить целый класс оказалось нелегким делом. В школе он пробыл долго, но ни на шаг не приблизился к цели. У Игоря действительно было немало друзей, многие бывали у него дома. Ребята и преподаватель физкультуры говорили, что он посещал стрелковую секцию, успешно выступал на соревнованиях. Однако, никто из мальчишек не знал, что в квартире Серовых имелось оружие. Когда Григорий Иванович просил ребят назвать тех, с кем дружил Игорь помимо школы, почти все назвали Бориса Венедиктова, который раньше учился в их классе.

Когда Григорий Иванович вышел из школы, время близилось к обеду. Все так же ярко светило апрельское солнце, и ему было приятно идти по почти сухому асфальту. Почувствовав голод, он перекусил в маленьком полуподвальном кафе. Потом прошел два квартала пешком. В знакомом дворе было тихо. Следователь взглянул на окна Серовых за плотными зеленоватыми шторами и, вздохнув, подошел к дому напротив. На квартирной доске у входа в крайний подъезд он нашел фамилию: «Венедиктов В. А., кв. 114».