Желтые обои, Женландия и другие истории - Шарлотта Перкинс Гилман

но вкусных фруктов, большого количества ароматных орехов и небольших пирожных. Запивали мы все это водой и очень приятным горячим напитком, похожим на какао.

И вот там, волей-неволей, прежде чем мы успели насытиться, началось наше обучение.

Рядом с каждой тарелкой лежала небольшая книга, настоящая, сделанная типографским способом, хоть и отличающаяся от наших бумагой, переплетом и, конечно же, шрифтом. Мы с интересом рассматривали их.

— Великий акустик Совёр[1]! — пробормотал Терри. — Нам надо учить их язык!

Нам и вправду предстояло учить их язык, но не только, еще и обучать их нашему. Там же лежали книги с чистыми листами, аккуратно разграфленными на колонки, которые явно приготовили заранее, и в них, как только мы заучивали и записывали названия предметов, нам велели рядом записывать те же названия на нашем языке.

Книга, по которой нам надо было учиться, явно была школьным учебником, по которому дети учатся читать. Из этого и из своих частых разговоров касательно методики мы заключили, что у наших хозяек нет ни опыта преподавания их языка иностранцам, ни изучения чужих языков.

С другой стороны, недостаток опыта они с лихвой компенсировали подходом. Нас постоянно поражала их предупредительность и очень быстрое понимание возникающих у нас трудностей.

Разумеется, мы охотно шли им навстречу. Целиком в наших интересах было начать понимать их речь и говорить с ними, а что до необходимости учить их — зачем это нам? Чуть позже мы попытались открыто воспротивиться, но лишь однажды.

Завтраком мы остались довольны, и каждый из нас незаметно изучал своих наставниц. Джефф — с явным восхищением, Терри — внимательно, с видом знатока, словно укротитель львов или заклинатель змей. А я — с огромным интересом.

Было совершенно ясно, что задача стоящих вокруг нас стражниц — пресекать любое неповиновение с нашей стороны. Оружия у нас не было, а если бы мы попытались сопротивляться, скажем, при помощи стульев, то пятерых на одного было слишком много, пусть даже женщин, в чем мы ранее убедились на свою беду. Было неприятно, что они все время находились рядом, но мы скоро привыкли.

— Это куда лучше, чем носить смирительную рубашку, — философски рассуждал Джефф, когда мы остались одни. — Нам предоставили приличное пространство без особых шансов на побег и личную свободу — тщательно контролируемую. Все же лучше, чем если бы мы оказались в краю мужчин.

— В краю мужчин! Ты и вправду веришь, что здесь нет мужчин, наивный дурачок? Разве ты не понимаешь, что они должны здесь быть? — спросил Терри.

— Д-да, — согласился Джефф, — конечно… но все же…

— Все же — что?! Давай, неисправимый романтик, говори, что у тебя на уме?

— У них может присутствовать особая область деятельности, о которой мы не слышали, — предположил я. — Мужчины могут жить в изолированных городах, каким-то образом подчиненные и лишенные права голоса. Но они наверняка есть.

— Твое последнее предположение звучит очень мило, Ван, — возразил Терри. — Прямо как с нами: подчинили и лишили права голоса. Меня от этого в дрожь бросает.

— Ну, подумай сам, как тебе захочется. В самый первый день мы видели массу детей, видели тех девушек…

— Настоящих девушек! — согласился Терри, облегченно вздохнув. — Хорошо, что напомнил. Заявляю: если бы я думал, что в этой стране нет никого, кроме тех гренадерш, я бы выбросился из окна.

— Кстати, об окнах. Давайте-ка осмотрим наши, — предложил я.

Мы выглянули из всех окон. Ставни открывались достаточно легко, решеток не было, однако это не очень утешало.

Мы находились не в городе с розовыми домами, куда так опрометчиво зашли днем раньше. Комната наша располагалась высоко в выступающем крыле похожего на замок здания, построенного на крутом утесе. Прямо под нами виднелись благоухающие фруктовые сады, но огораживающая их высокая стена тянулась вдоль края утеса, который отвесно обрывался вниз. Как высоко — мы не видели. Отдаленные звуки журчащей воды говорили, что у его подножия течет река.

Нам открывался вид на восток, запад и юг. К юго-востоку простирались обширные поля и луга, ярко освещенные утренним солнцем, но по обе стороны от них и за ними возвышались горы.

— Наше здание — настоящая крепость, и построили его не женщины, это я вам говорю, — заявил Терри. Мы согласно кивнули. — Оно стоит прямо посреди гор, и нас наверняка сюда долго везли.

— И привезли довольно быстро, — добавил я.

— В первый день мы видели высокоскоростные повозки, — напомнил Джефф. — Если в них есть двигатели, значит, здешние обитатели цивилизованные.

— Цивилизованные они или нет, наша задача — выбраться отсюда. Не предлагаю связать канат из простыней, пока не буду уверен, что лучше способа нет.

С этим мы согласились и вернулись к разговору о женщинах. Джефф задумчиво продолжал:

— Все равно, — настаивал он, — есть во всем этом что-то забавное. Дело не в том, что мы не видим мужчин, а в том, что не наблюдаем следов их присутствия. И… реакция женщин совсем не из тех, какие мне доводилось встречать.

— Джефф, в твоих словах что-то есть, — согласился я. — Тут совсем другая… атмосфера.

— Они, похоже, не замечают, что мы — мужчины, — продолжил он. — И относятся к нам… ну… так же, как к своим соплеменницам. Словно то, что мы мужчины, — некое мелкое недоразумение.

Я кивнул. Я и сам это заметил. Но Терри грубо вмешался.

— Чушь собачья! — воскликнул он. — Это все из-за их преклонного возраста. Говорю же вам — они все бабушки. Или должны быть таковыми. В крайнем случае — двоюродные бабушки. Те девушки были действительно девушками, разве нет?

— Да… — по-прежнему неохотно согласился Джефф. — Но они не боялись… взлетели на дерево и спрятались, как школьники, пойманные за забором школы, а не как стеснительные девочки. И бегали они, как марафонцы — это уж ты признай, Терри, — добавил он.

Шли дни, и Терри становился все мрачнее. Похоже, заточение раздражало его куда больше, чем нас с Джеффом. Он надоедал