Бегство от фортуны - Рафаэль Тигрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будет исполнено, сеньор, – ответил добрый юноша.
– Ну, давайте, – произнёс Роман. – Бог вам в помощь.
К О Л Е С О Ф О Р Т У Н Ы
Кто за добро воздаёт злом,
от дома того не отойдёт зло.
Библия (Притча, 17, 13).
Беспощадна летняя жара в Египте. Она набирает силу вместе с первыми лучами солнца и не проходит даже далеко за полночь. Испепеляющий зной сушит всё живое, не успевшее укрыться в тени. Однако сочетание сухой жары и плодородья полей дельты Нила сделало Египет самой урожайной страной в мире. Именно здесь человечество впервые смогло частично освободиться от повседневной заботы о насущном хлебе, уделять меньше дневного времени возделыванию полей и взамен посвятить себя творчеству. Всё это способствовало тому, что именно на берегах Нила впервые в Древнем мире образовалось высокоразвитое государство египетских фараонов, загадки которых до сих пор тревожат наши умы.
Причиной этому является самая уникальная река планеты – Нил. Зарождаясь высоко в горах Центральной Африки, наполняясь водой от таяния заснеженных вершин, Нил стремительно мчится в египетскую пустыню, принося вместе с живительной влагой плодородный ил африканских возвышенностей. Это происходит ежегодно на протяжении многих тысячелетий, в самые жаркие дни, когда кажется, что уже никакая сила не способна оживить высушенную зноем землю.
Для Соломона, который родился и вырос в Александрии, египетское солнце было только во благо. Укрывшись в тени парусов своего флагмана, он флегматично наблюдал как загружалась соседняя арабская багала.
С тех пор как они прибыли с Родоса, прошло без малого полгода, а каравеллы продолжали стоять в Александрийском порту, качаясь на месте. Казалось, их хозяин позабыл про море и решил перейти к оседлой жизни. Однако отцовский дом Соломон восстанавливать не стал и продолжал жить на корабле. В каюте шкипера стало часто попахивать вином. Соломон и раньше не прочь был отведать добрую чарку, но в хорошей кампании. Сейчас же частенько, без всякого повода и в одиночку он прикладывался к бутылке. Иногда доставал белую янычарскую папаху и, вздыхая, долго смотрел на неё, после чего грустно расхаживал по палубе. Его неизменный помощник Диего озабоченно наблюдал за хозяином, но не знал, как вызволить того из состояния меланхолии…
Голые по пояс грузчики усердно перетаскивали в трюм соседнего судна тяжёлые мешки с пшеницей.
– Эй, Хасан! – окликнул Соломон хозяина багалы. – Куда везёшь товар?
Хасан, смуглый круглолицый араб, ровесник командора, чтобы не кричать на всю пристань, охотно перебежал на каравеллу.
– Куда же ещё? В Смирну, – ответил он.
Соломон вспомнил, как двадцать пять лет назад, вот с этой же пристани вместе со своим дядей на каракке «Ангел» повёз, опять же, в Смирну, пшеницу, – и от этих воспоминаний ему стало ещё грустнее.
– Слушай, Соломон. Ты такой богатый человек, а дома своего не имеешь, – сказал назидательно Хасан.
– А зачем мне дом, если у меня нет семьи? – ответил шкипер с тоской в голосе. – Один как упырь! Вот и живу на судне. Знаешь, Хасан, я уже привык.
Араб сочувствующе поглядел на шкипера и осторожно сказал:
– Тут с утра купцы какие-то приходили. Тебя спрашивали.
– Зачем?
– Ищем, говорят, шкипера Соломона. Присматривались к твоим каравеллам.
– Для чего?
– Да, не пойму. Вроде, груз хотели перевезти или вообще к судам приценивались?
– Пошли к чёрту. Я кораблями не торгую, а по найму товар не развожу.
Хасан тяжело вздохнул, немного помолчал и вновь заговорил:
– Право, Соломон, так нельзя. Корабли, тем более, твои красавцы, должны плавать. Я уж не говорю, что и тебе самому не мешало бы освежиться на морском воздухе.
– Мои суда. Хочу – плаваю, хочу – нет. И ты мне не указывай.
– Эй, Хасан, – сказал подошедший Диего, – не приставай к хозяину. Хандра у него, понимаешь? Тоска.
– Ну вот, я и говорю, что пора бы эту тоску в море утопить, – не унимался занудливый араб.
– Я сейчас тебя сам утоплю, своими руками, – рассердился Соломон, у которого хандра стала превращаться в ярость. – Вот уж на самом деле: поздороваешься с таким и попадёшь в дерьмо.
Хасан предусмотрительно спустился на пристань и понуро пошёл к своей багале.
– Слышь, командор. Я сейчас из города иду. Там, говорят, банк какой-то разорился, – сказал Диего, решив по-своему рассеять тоску шкипера.
– Какой банк? – насторожился Соломон.
– Вроде, «Фортуна» называется, – сказал Диего.
– Как «Фортуна»? – вскочил со своего места Соломон. – Это же банк Романа. Разорить его может только нечистая сила.
– Как раз тут не обошлось без этого. Кто-то предъявил вексель, подписанный в константинопольском филиале, на огромную сумму. Банк выдал всю наличность, да ещё в долгу остался.
– Не может быть! – поразился этой новости Соломон. – Управляющего банка убить мало.
– Не получится. Он сам наложил на себя руки. Поговаривают, что его заставил подписать турецкий султан.
– Сучий потрох! Всё-таки узнал про золото Византии! – в бессильной ярости произнёс Соломон. – И что же теперь?
– Сейчас купцы из Венеции не могут здесь закупить товар, предназначенный для графа. Придётся им уплыть ни с чем.
– Выходит, Роман разорён?
– Выходит, так. Купцы поговаривают, что он заложил свой дом. Если товар не привезут – отберут и это.
– Ну уж, нет, – сказал решительным тоном Соломон, вскакивая с места, – я этого не допущу.
Хандру шкипера как рукой сняло.
– А ну, Диего, грузи все суда под завязку. Багалу с пшеницей этого придурка Хасана тоже.
– Он же пшеницу везёт в Смирну.
– Ничего страшного. Сейчас повезёт в Венецию.
– Нам понадобится много золота, командор, – охладил пыл Диего.
– Забирай хоть всё, – не колеблясь, ответил Соломон. – Богатство, которое не приносит его хозяину благо – это мёртвый груз.
– Слушаюсь, – обрадовался Диего, поняв, что у хозяина вновь появился интерес к жизни.
– Погоди, – остановил его Соломон, – давай переименуем нашу «Барселону» в «Фортуну».
– Разумно, – ответил помощник, опять став малословным.
Мост Риальто и его окрестности с самого утра был переполнены толпой. В полдень кончался срок погашения кредита, выданного графу Фортуне под залог собственного палаццо. Ровно в полдень в случае неуплаты дом должен был быть немедленно выставлен на свободную продажу. Любопытный народ Венеции собрался спозаранку, предвкушая захватывающее зрелище. Те, кому вход на биржу был запрещён, заняли пространство вокруг моста, желая услышать новости из первых уст.
Ровно в одиннадцать часов пополудни к мосту подошёл бодрой
