Я твой, Родина - Вадим Очеретин

Николай сбоку взглянул на бойцов. Гвардейцы стояли, облитые горячим сиянием. Было что-то призывное в этом пылающем зареве предбоевого вечера, в багряном блеске неба. Пожар зари, словно знамя, поднялся над землей, которая завтра должна быть освобождена в сражении.

— Дядя Ваня, — предложил Николай, — расскажи-ка сказку про Вихоря Вихоревича.

Глава 6

Танки стремительно продвигались вперед, и у радистки бригадной радиостанции сержанта Сони Потаповой дел было много. Бригада, войдя в прорыв, держала связь и со штабом корпуса, и с танковыми частями, идущими параллельно, и с авиацией, и с артиллерией, и с пехотой, которая каждый день догоняла и закрепляла успех танкистов.

Соня сутками не снимала наушников, почти безвыходно сидя в кабинке радиостанции, смонтированной в кузове трехтонного грузовика. Но она ясно представляла, что происходит вокруг, по беспрестанным сводкам, приказам, распоряжениям, которые ей приходилось принимать и передавать.

Это был год десяти знаменитых ударов Советской Армии на фронтах Отечественной войны. Участвуя в шестом ударе, бригада уральцев действовала в самые горячие дни разгрома противника в районе Западной Украины. После боев за Львов танки пошли на юг, к Карпатам. Когда впереди засинели горы, бригада повернула снова на запад. Время бежало быстрее, чем танки, и казалось, что полковник-командир бригады, отдавая через Соню распоряжения, хотел догнать каждый пролетевший день.

Соня была единственной девушкой в бригаде, поэтому ее знали почти все. Когда она передавала по радио приказания комбрига и штаба, командиры танковых батальонов узнавали ее голос. Случалось танкам на марше встречаться с крытой трехтонкой, над которой, как мачта, покачивалась высокая антенна. Тогда каждый обязательно приветствовал Соню из башенного люка. Даже если из окошечка кузова не выглядывала девичья темнорусая голова, большие, всегда немного удивленные глаза, танкисты, завидев машину радиостанции, считали своим долгом помахать шлемом или рукой.

Соня знала немногих танкистов и то лишь по позывным раций. «Гроза», например, — это командир батальона, который басит, именует бойцов «дьяволята!», а, разговаривая с Соней, называет ее не иначе, как «глазастая», «дочка».

На бригадной радиостанции позывными было «Буря». Девушке очень нравилась перекличка «Грозы», «Урагана», «Тайфуна». Она работала с азартом. Голос ее звучал мягко, но настойчиво.

— Гроза! Гроза! Я — Буря. На левом фланге коробки противника! — и сердце ее замирало. Она представляла, как ползут «тигры» и «пантеры» на наши танки, которыми командует тот, кто зовет ее дочкой.

— Ураган! Ураган! Как слышите? Прием.

— Пурга! Пурга! — Я — Буря! Огонь! Огонь! Сильнее огонь! Прикройте продвижение «карандашей». — И она рисовала в своем воображении, как автоматчики, условно называемые «карандашами», не могут пройти вперед из-за стрельбы противника. Она не удерживалась, выглядывала из машины, слушала, как где-то недалеко идет бой: напряженно урчат моторы, палят орудия.

— Вот, егоза! Никак не сидит на месте, — сердился полковник, появляясь вдруг откуда-нибудь на своей маленькой автомашине. Он всегда залезал в кабину радиостанции. — Ну-ка, свяжи меня с «Ураганом».

Комбриг надевал наушники и через несколько секунд в них улавливался далекий голос: «Соня, Соня! Я — «Ураган». Как слышите? Прием». Радиостанцию штаба бригады многие просто вызывали: «Соня!»

Связь по Сониной станции устанавливалась быстро и четко. Комбриг отдавал распоряжения и уже не сердился на девушку:

— Спасибо, сержант! Молодец! По-нашенски.

Он так же быстро уходил, оставляя за собою дверь настежь, и снова уезжал к тому батальону, где обстановка была самой горячей.

Однажды в солнечный августовский вечер бригада без боев проходила колонной по глухой извилистой дороге. Машина радиостанции двигалась среди танков. Соня раскрыла в кузове боковое оконце и рассматривала происходящее вокруг.

Дорогу обступали зеленые рощи. В них было заманчиво мирно. Там угадывалось птичье щебетанье, неслышное за ревом моторов. В небе, охраняя войска, патрулировали самолеты. В колонне вместе с танками шли самоходные орудия, гвардейские минометы — «катюши», зенитные установки — «аннушки», приданные бригаде. А сквозь привычный запах газойля и бензина, который выдыхали моторы, ветерок доносил лесные ароматы. У придорожной канавы кивали головками ромашки, незабудки. Их покачивал вихрящийся за машинами воздух. Соне так хотелось нарвать букет полевых цветов!

В оконце еле-еле просовывалась голова, Соня все время старалась смотреть вперед, и от этого сильно уставала шея. Вон первый танк останавливается. Командир машины соскакивает и подозрительно оглядывает дорогу. На танках вместе с автоматчиками сидят саперы. Он зовет их, и они быстро прощупывают почву. Соня напряженно следит за ними.

Нашли несколько мин у самого края дороги. Соня улыбается облегченно. Ей кажется такой немудреной хитрость немцев, отступивших без боя: они заминировали обочины, рассчитывая на то, что русские, продвигаясь вперед, будут обгонять друг друга.

Саперы не вытаскивают всех мин: некогда. Ставятся предупреждающие таблички — «мины», и колонна двигается дальше. Из села навстречу танкам бегут мужчины, женщины. Они отчаянно машут руками и кричат, преграждая путь. Какой-то старик, сняв выгоревшую, рваную шляпу, что-то объясняет танкистам.

Машины объезжают мост, входят в узенькую уличку. Толпа жителей бежит впереди. Люди возбуждены, они словно хотят поднять на руки тяжелые танки и осторожно пронести их через все село. Везде натыканы жерди, на них навешаны пестрые лоскутки, а там, где это сделать не успели, женщины и дети встают сплошной стеной, собою загораживая заминированное место.

А в конце улицы поперек стоят снятые с петель ворота и на них дегтем намалевано:

«Товаріщи ЧЕРВОНА АРМІЯ АСТАРОЖНО ТУТ МІНИ».

Рядом уже разобран забор, и босоногие мальчишки с гордо сияющими глазами показывают гвардейцам объезд по огородам.

Танкисты спешат. Никто не спрашивает имена людей, рискующих жизнью ради родной Червоной Армии. Соня машет им на прощанье рукой и шепчет:

— Спасибо, дорогие товарищи! Большое русское спасибо.

Подъехали к реке. Колонна останавливается, пропуская вперед саперную часть — грузовики с понтонами. Соня смеется, увидав, как нетерпеливый танкист, сбросив сапоги и засучив штаны, бежит в воду мерять брод. Вверху, перечерчивая вечернее небо, низко носятся десятки самолетов. Они словно зовут скорее на тот берег, а потом, будто оставив что-то на этой стороне, возвращаются. Затем опять мчатся вперед и снова возвращаются, точно им жаль расстаться с этой землей.

Дверь Сониной кабины распахивается и, прямо не подставляя себе под ноги откидных ступенек, в машину забирается командир бригады в пыльном комбинезоне:

— Соня! Скорее штаб корпуса! Скорее, дружок, скорее!

Девушка привычным жестом включает передатчик и удивленно смотрит на полковника. «Что случилось? — думает она, настраивая рацию. — Почему у комбрига необычно блестят всегда спокойные и внимательные глаза? Раньше он никогда не называл меня по имени…»

— Алло! Урал! — Соня старается говорить спокойно, но волнение полковника передается и ей. Она торопится. — Алло! Урал? Урал? Я — Буря, я — Буря. Как слышите? Прием. Перехожу на прием… Так… Так… Слышу хорошо. Принимайте. Передаю. Передаю.

Полковник бросается к ней, выхватывает микрофон и кричит:

— Урал! Урал! Я — Буря! Я — Буря! Вышел на государственную границу, — он, сдерживая голос, отчетливо выговаривает каждое слово. — Вышел на государственную границу Союза Советских Социалистических Республик! Не дожидаясь моста, форсирую по маршруту реку вброд. Да здравствует наша великая Родина!

Закончив, полковник вынул платок и вытер вспотевшее лицо. Глаза его продолжали блестеть. Он поднялся, сделал шаг к двери, и кузов закачался. Окончательно растерявшись от волнения, он снова сел напротив Сони и произнес:

— Вот это здорово! А? Мечтали… И дошли!.. Ну, теперь держись!… — Полковник стукнул кулаком в дощатый столик, и Соня испугалась, что он хрустнет.

Не в силах от неожиданной радости сказать что-нибудь, она сидела недвижно и смотрела в открытую дверь. Там видны были колонна танков, зеленый лесок вдали да маленькие домики, утопающие в садах. И башни танков, и верхняя кромка леска, и макушки деревьев вдоль дороги, и крыши села, — вся долина была залита рубиновым светом вечерней зари, словно здесь, на границе, в небе вспыхнула яркая кремлевская звезда.

Соня смотрела вдаль и видела весь свой пройденный путь — бывает так в значительные минуты жизни. Ей казалось сейчас, что этим же светом сияли лица ее одноклассников на пионерском костре десять лет назад, когда она впервые надела красный галстук и, стоя перед отрядом у красного знамени, проговорила: