Kudos - Рейчел Каск

начала крутить педали, подъехала к двери и позвонила в звонок. Я насквозь промокла и была вся забрызгана грязью, а кроме того, на мне была самая старая одежда, и мне даже в голову не пришло, что открыть может кто-то еще, кроме сестры. К моему удивлению, дверь открыл мужчина – красивый мужчина, который сразу же отошел, чтобы впустить меня внутрь, взял мою мокрую одежду и предложил мне полотенце, чтобы просушить волосы. Как только я увидела этого мужчину, – сказала она, – я сразу поняла, что он новый партнер моей сестры и что он намного лучше ее бывшего мужа, который когда-то вызывал во мне зависть; он-то и был причиной перемен, произошедших с ней и ее дочерьми. Я поняла, – сказала она, – что впервые в жизни она счастлива и что она никогда не познала бы это счастье, если бы не прошла через те страдания, которые ему предшествовали. Однажды она сказала, что холодный и эгоистичный характер ее бывшего мужа, которого никто из нас – а она меньше всего – не замечал, был словно рак: он незаметно присутствовал в ее жизни долгие годы, доставляя ей всё больше дискомфорта, и она не понимала причину, пока однажды боль не заставила ее всё понять и исторгнуть его из себя. Именно тогда безжалостные слова матери о том, что моя сестра не заслуживает своего мужа, вернулись ко мне в совершенно ином значении. В тот момент мы все недоумевали, почему сестра решила уйти от такого мужчины, толкая его на жестокие поступки, катализатором которых она сама же и была, и нанося непоправимый вред детям, но теперь она рассказала другую историю: она почувствовала его зарождающуюся жестокость, хотя в тот момент не могла бы это доказать, и решила, что обязана уберечь детей. Моя сестра рассказала, что однажды они обсуждали ГДР и жуткие способы, которыми люди предавали друг друга под давлением Штази, и она отметила, что никто из нас в действительности не знает, насколько велика наша смелость или трусость, потому что сейчас эти качества редко подвергаются испытанию. К ее удивлению, он не согласился: он знает, сказал он, что в таких обстоятельствах сдал бы своих соседей одним из первых. Это, сказала моя сестра, было первым явным сигналом о чуждом ей человеке внутри мужчины, с которым она жила, и хотя за годы их брака у нее, очевидно, были и другие возможности понять, каков он на самом деле, ему каждый раз удавалось убедить ее, что она видела это во сне или придумала сама.

Дочери сестры добивались всё больших успехов и сдали государственные экзамены значительно лучше моих детей, которые, в общем-то, хорошо справились. Мои сыновья славные и целеустремленные; они выбрали для себя карьерные пути – один в инженерном деле, а другой в программировании, – и пока они готовились окончить школу и войти во взрослую жизнь, я не сомневалась, что они станут ответственными гражданами. Другими словами, мы с мужем выполнили свой долг, и тогда я начала задумываться о том, чтобы наконец воплотить в жизнь те феминистские принципы, которые я широко распространяла. Правда в том, что меня уже давно интересовало, что лежит за пределами ограниченного мира моего брака и какие свободы и удовольствия ожидают меня за его чертой; мне казалось, что я достойно вела себя по отношению к своей семье и своему окружению и что настал момент, когда я могу, так сказать, уйти в отставку, не вызывая у других злости или обиды, и сбежать под покровом ночи. И часть меня верила в то, что за все эти годы самоконтроля и самопожертвования мне положено вознаграждение, но другая часть просто хотела раз и навсегда выиграть игру, показать другой женщине, такой как моя сестра, что можно обрести свободу и познать себя, не разрушая при этом весь мир у всех на глазах.

Я представляла, что путешествую, – сказала она, – в Индию и Таиланд, одна, с рюкзаком за спиной, и передвигаюсь стремительно и легко, сбросив груз всех этих многолетних обязательств; я представляла закаты, реки, вершины гор, виднеющиеся в тихие вечера. Я представляла своего мужа в нашем доме у канала, с нашими сыновьями, с его друзьями, за его любимыми занятиями, и мне казалось, что и он, может быть, испытал бы облегчение, – сказала она, – потому что за двадцать с лишним лет брака наши мужские и женские качества притупились друг о друга. Мы жили вместе, как овцы, пасущиеся бок о бок, прижимаясь друг к другу во сне, привыкнув и ни о чем не задумываясь. Я понимала, что есть другие мужчины, – сказала она, – и действительно, в моих снах долгое время появлялись неизвестные мужчины, хотя всё остальное было знакомым – люди, ситуации и тревоги. Но мужчины всегда были незнакомцами, ничем не похожими на тех, которых я знала или встречала в жизни, и всё же они приветствовали меня, и я, видя их особенную нежность и влечение ко мне, отвечала им тем же, узнавая в их лицах то, что когда-то знала, но забыла или так и не нашла и о чем вспомнила только сейчас, во сне. Конечно, я никому не могла рассказать об этих снах, от которых просыпалась с чувством невыносимого, острого счастья, быстро остывавшего в утреннем свете комнаты и сменявшегося разочарованием. Я всегда нетерпимо относилась к людям, которые рассказывают о своих снах, – сказала она, – но испытывала сильное желание рассказать кому-нибудь о своих. При этом единственным человеком, которому я могла бы это рассказать, – сказала она, – был сам мужчина из сна.

Примерно в это время, – продолжила она, – мой муж стал меняться, причем так незначительно, что изменения было невозможно определить, но и невозможно не заметить. Он будто стал копией или подделкой самого себя, кем-то, кому недоставало подлинности оригинала. И действительно, каждый раз, когда я спрашивала его, что не так, он всегда говорил одно и то же: что он не чувствует себя собой. Я спросила сыновей, заметили ли они что-то, и долгое время они отрицали изменения, но однажды вечером, сходив на футбольный матч, – что они втроем делали регулярно, – они согласились, что я права и что-то не так. Опять же невозможно было сказать, что именно не так: он выглядел и вел себя как обычно. Но он будто был не с нами, сказали они, и я поняла, что это отсутствие могло означать, что он завел роман. И действительно, как-то вечером в кухне вскоре после этого он вдруг очень мрачно сказал, что у него для меня новости. В тот