Объединяя времена - Валерий Красовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разрешите! – приоткрыв дверь ординаторской, произнес Игнат.
– Заходите! – услышал в ответ Камский.
Заведующий хирургией внимательно и оценивающе посмотрел на вошедшего человека, ординатор же Надежда Викторовна только приподняла веки с тонким слоем туши, быстро взглянула и опять занялась оформлением истории болезни, лежащей перед ней на столе. Она так усердно работала авторучкой, что было слышно шуршание бумаги и легкое постукивание пишущего прибора по плоскости стола.
– Я хотел бы проконсультировать у вас одного больного.
– Слушаю.
Лейтенант Камский кратко изложил историю болезни.
– Судя по лексике, вы специализировались по хирургии и прибыли с группой врачей призванных на два года. А вы уверены, что ему понадобится операция?
– Да. По клинике у него запущенный стеноз привратника с почти полным нарушением проходимости. И что, никто в части не обратил внимания на этого офицера.
– Выходит, что так.
– А вы сколько отслужили? – Сомов Николай Иванович ко всем, даже санитаркам, обращался, как заметил Камский, исключительно на вы.
– Две недели.
– Хорошо приводите. Я жду.
Игнат быстрым шагом вернулся в рентгеновское отделение.
– Да, доктор, вы правы. У вашего пациента стеноз привратника, – подавая снимки и заключение, произнес Роман Геннадиевич, затем шумно выдохнул воздух и отер пот со лба.
Несмотря на открытое окно, затянутое марлей, в комнате было душно.
Через несколько минут Камский привел Хусаинова в хирургическое отделение. Сразу после осмотра его и госпитализировали, была назначена дата операции.
– А можно я его прооперирую? – вдруг попросил Камский Николая Ивановича.
Надежда Викторовна удивленно вскинула веки и остановила авторучку.
– Я не сомневаюсь, что ты владеешь техникой операции, и соответствующий документ у тебя есть, подтверждающий квалификацию, но ты не в моем штате, поэтому могу предложить только ассистировать.
Сомов перешел на дружеское ты, и это польстило Игнату.
Камский, уже два месяца не державший в руках скальпель, был рад и этому.
– У меня есть книга Навроцкого И. Н. «Ушивание культи двенадцатиперстной кишки», одна тысяча девятьсот семьдесят второго года издания, – сообщил он.
– А у меня нет. Как тебе удалось ее купить? Тираж был мизерный по союзным меркам.
– Пришла всего одна книга на город, но я первым заказал и первым прибыл в книжный магазин. Другие хирурги продавщицу потом до слез довели.
– Принеси пролистать перед операцией. Не волнуйся, я книги всегда возвращаю, – усмехнулся Сомов, заметив тень сомнения на лице Камского.
Операция прошла успешно. Была произведена резекция желудка. Культя двенадцатиперстной кишки сформирована по методу улитки. Через две недели Рината выписали, и он получил отпуск по болезни. Хусаинов решил не увольняться, а продолжить службу.
Телеграмма
В один из дней, когда уже чувствовалось дыхание осени, а лейтенант Камский вел прием больных в лазарете, во врачебный кабинет заглянул посыльный из штаба части и сообщил;
– Товарищ лейтенант, вас вызывает подполковник Шустов.
Камский снял медицинский халат, шапочку и направился в кабинет командира части.
– Лейтенант медицинской службы…
– Держи! Это тебе! – Шустов прервал вошедшего доктора и с загадочной улыбкой на лице протянул ему телеграмму.
Неожиданно помимо воли дрогнувшей рукой Игнат взял листок и прочел: «Поздравляем рождением дочери!» Далее шел обратный адрес родителей Сильвии. В те времена еще не было совершенных ультразвуковых диагностических методов исследования, позволяющих определить пол ребенка до его появления на свет, по сей причине интрига ожидания в день родов достигала своей кульминации.
Командир части, наблюдая за Камским, видел, какие бурные чувства сейчас тем владеют. Сердце у Игната забилось в бешеном ритме, ему стало жарко, хотелось одновременно и засмеяться от радости и затанцевать от восторга, и расплакаться от непонятной горечи. Внешне это проявилось только в секундном замешательстве.
– Прими также мои поздравления! А теперь давай обсудим сложившуюся ситуацию, – выводя доктора из душевной экспрессии, продолжал Шустов. – Ты прослужил уже больше месяца. До конца года осталось еще три с половиной. За каждый месяц службы положено два дня отпуска. Итого в конце декабря у тебя будет десять дней. В это время я имею право предоставить тебе оплачиваемый отпуск. Плюс дорога поездом туда и обратно. Итого две недели. Если полетишь самолетом, то выиграешь несколько суток. Других вариантов я не вижу. Подъемные ты, конечно, жене отправил?
– Большую часть и аванс за этот месяц.
– Значит, денег у тебя даже на поездку поездом нет.
– За оставшееся время, а это целых три зарплаты, приобретешь финансовую устойчивость и спокойно отправишься к семье. Ты согласен с моими доводами?
– Да.
– Ну, а сейчас иди, занимайся своими медицинскими делами.
Вечером в общежитии Игната поздравили бывшие однокурсники, и была шумно распита бутылка шампанского.
Не без приключений
На руках у Камского осталась только ручная кладь, чемодан уже был сдан. Грузчики, люди грубые и простые, как сама жизнь, с вещами пассажиров обходились весьма жестко, перебрасывая их с одного транспортного устройства на другое. Коричневый чемодан Игната, прочертив подобно болиду в воздухе дугообразную траекторию, с коротким тупым звуком внедрился между прочими баулами. «Рейс Семипалатинск-Москва задерживается по техническим причинам на два часа» громко послышалось в динамиках аэропорта сообщение диктора. Время словно остановилось. Игнат вернулся в зал ожидания и сел на свободное место. Он на некоторое время закрывал глаза и медленно считал про себя. Затем смотрел на часы – проходило всего две-три минуты. Он повторил этот прием несколько раз. Вскоре Игнат довел слепой период ожидания до пяти минут. Когда он смежал веки, ему представлялся домик и сад, где жила Сильвия, ее комната, она сама и спящая запеленатая новорожденная девочка с выражением лица, как на фотографиях, которые он получил в последнем письме. В доме с печным отоплением и сквозняками Дарья несколько раз температурила, и к Сильвии приходил участковый врач. Какая-то внутренняя скрытая тревога не отпускала Игната. Она таилась в области сердца, порой расширялась, захватывая всю грудную клетку, подступая к горлу, мешая сосредоточиться. Он вытянул правую руку, разжал пальцы и заметил, что они дрожат. Игнат проделал то же с левой рукой – результат был аналогичным. «Странно, я никогда так не волновался», – подумал Камский. Прошло два с половиной часа. Вновь голос диктора: «О времени посадки в самолет Семипалатинск-Москва будет объявлено дополнительно». Эхо сообщения тут же угасло в углах здания аэропорта и сменилось звуковым фоном передвижений и реплик пассажиров. Иногда этот фон пронзал детский плач и команды женщины, орудовавшей шваброй. Наконец опять нужная информация: «Вылет самолета Семипалатинск-Москва задерживается до двадцати одного часа». Напротив Игната сидел мужчина, также ожидавший рейс на Москву.
– Да, просто экипаж решил отоспаться в гостинице! – раздраженно прокомментировал он сообщение из репродуктора и взглянул на лейтенанта Камского. Затем, не дождавшись поддержки или опровержения своей версии, продолжил. – Со своими стюардессами расслабляются, а мы тут торчи!
– А, может, самолет неисправен? – предположил Игнат.
– Наш самолет давно прибыл и стоит возле взлетной полосы. Я видел со второго этажа, как его заправляли.
– Вы так уверенно об этом говорите!
– Потому что сам работаю в гражданской авиации.
Наступила молчаливая пауза. Некоторые из пассажиров подходили к окну дежурного по аэропорту и начинали изливать свое недовольство и раздражение по поводу задержки вылета. Дежурной была молодая женщина в форменной одежде с погонами. Она спокойно и с высоким летным достоинством успокаивала возбужденных людей. Игнат начал прохаживаться по зданию аэропорта, внимательно изучая все надписи, плакаты, изображения, орнаменты, витрины. И тут радостное: «Пассажиры рейса Семипалатинск-Москва приглашаются на посадку!» Игнат еще с тенью сомнения в душе направился в зону посадки и встал в очередь. И вот он уже стоит вместе с массой попутчиков в помещении, названном странным неодушевленным словом «накопитель».
Подошел автобус и отвез всех к трапу самолета. Было холодно, ветрено и темно, мела поземка, мелкий падающий снежок завивался ветром и повисал на архитектурных излишествах строений. В салоне самолета Игнат оказался рядом с человеком, с которым разговаривал накануне. Тот сидел слева рядом с иллюминатором. Справа от Камского расположилась пожилая дама с париком на голове. Вышла молоденькая стройная стюардесса и объявила: «Уважаемые пассажиры, пожалуйста, пристегните ремни!» Затем, проверив исполнительность, исчезла за перегородкой. Самолет вырулил на взлетную полосу, притормозил, присел, дал керосина двигателям, затем начал быстрый разбег и легко поднялся в воздух. Снаружи была непроглядная тьма ночи. Вскоре пассажиры задремали. Игнат, утомившись за день, уснул мгновенно. И вдруг через какое-то время он почувствовал перемену в обстановке. Открыв глаза, Игнат увидел, что с левой стороны в иллюминаторы льется странный оранжевый свет. «Неужели солнце!?» – подумал он и нагнулся к стеклу. Левый двигатель самолета был объят пламенем. Поток воздуха сбивал огненные языки и они, дрожа и прижимаясь к корпусу двигателя, ускользали к крылу. Нечаянно Игнат задел руку работника гражданской авиации и тот проснулся. Заметив, что его сосед неотрывно смотрит в иллюминатор, он тоже повернул голову к источнику свечения за бортом самолета. В одно мгновение его лицо приобрело зловещее выражение посмертной маски, но быстро овладев собой, и, взглянув на Игната, он приложил указательный палец правой руки к губам. Показалась стюардесса бледная, как лист бумаги. Пассажиры спали. Она встретилась взглядом с Игнатом. В ее взоре было отчаяние, страх и, возможно надежда. Она тоже сделала жест, означавший необходимость соблюдения молчания. «Странно, – подумал Игнат, – меня весь день терзало какое-то холодное щемящее сердце предчувствие, а сейчас его нет». В душе была спокойная уверенность. Все происходящее казалось будничным и банальным. Он снова стал смотреть в иллюминатор. Сквозь пламя начали пробиваться белые, пушистые, как пена или сахарная пудра, сгустки, полосы, они сливались между собой, вытесняя огонь в пустоту пространства. И вскоре тот погас. В момент вспышек сигнальных огней на корпусе двигателя и крыле были видны черные пятна и полосы, оставленные пламенем.