Объединяя времена - Валерий Красовский

Ночная беседа

Лейтенант медицинской службы Камский Игнат Павлович внимательно читал таблицу-схему о порядке оказания неотложной медицинской помощи, затем выдвигал один из ящичков в тумбе, напоминавшей библиотечный каталог, и сверял содержимое с описью и требованием инструкции. Когда что-то не совпадало, делал запись в блокнот, лежавший на столе. Шел одиннадцатый час, в части уже был произведен отбой. Медицинский пункт был пуст. Но тут открылась входная дверь, и вместе с шумом ветра в помещение вошел офицер в звании майора с повязкой дежурного по части на правой руке. Это был заместитель командира части по тылу Хлебников.

– Доктор, к тебе можно зайти? – увидев в соседней комнате лейтенанта Камского, спросил он.

– Проходите.

– Чем занимаешься?

– Сроки годности препаратов проверяю.

– Ну, если ты занят, я сейчас уйду.

– Нет, я уже все закончил.

Камский задвинул последний ящик, поместил в полевую сумку тетрадь и вышел к майору Хлебникову.

– Нужна кому-то медицинская помощь? – поинтересовался он.

– Нет, все в порядке. Просто заглянул на огонек.

– Ну, тогда давайте ко мне в кабинет. Я чайку заварю. Согреетесь.

– Сегодня мороз под двадцать да с ветерком. А крепче чего-нибудь не найдется?

– Есть.

Хлебников оживился:

– Ну, так доставай!

Когда Камский достал из сейфа бутылку коньяка и тарелку с закуской Хлебников не смог сдержать эмоций:

– Не думал, что будет такое приятное дежурство.

Игнат поставил две кружки.

– Ну, нет! Такой драгоценный напиток надо пить из маленьких сосудов. У тебя же должны быть небольшие стаканчики.

Камский заменил кружки на мензурки.

– Ну, вот совсем другое дело.

– За знакомство! – произнес Хлебников и медленно поглотил янтарное содержимое.

– Иван Сергеевич, а почему вы оставили партийную работу? – спросил Игнат, наливая в кружку очередную дозу армянского пятизвездочного коньяка «Арарат».

За окнами медицинского пункта мела метель. Периодически из туч выныривала луна, чтобы вдохнуть холодного зимнего воздуха, кратковременно осветить казармы части и безжизненный степной ландшафт до самого горизонта, а затем вновь исчезнуть в пучине.

– Ты лучше скажи, где такой коньяк достал?

– Санитарный инструктор угостил. Он из дома посылку отправил на мое имя.

– Акопян?

– Да. Он фельдшер по образованию.

– А зачем на твое имя? Ах, да! Иначе в роте бы все оприходовали сослуживцы, – усмехнулся Хлебников. – Молодец Акопян. Хорошо придумал.

– А за что такая благодарность?

– За то, что из нескольких человек я выбрал его для работы в медицинском пункте.

– Ну, и как? Не просчитался?

– Нет. Исполнительный, грамотный. Претензий к нему нет.

– А это он тоже прислал? – спросил Хлебников, отправляя в рот небольшой кусочек подсушенного мяса, обильно посыпанного красным перцем и еще какими-то специями.

– Да. И еще несколько гранатовых плодов.

– Ну, так угости!

– Уже все раздал.

– А ты почему на выходной не уехал в гарнизон?

– Взял с собой несколько книг по хирургии, а также иностранный язык штудирую. Хочу сдать кандидатский минимум.

– В армии не планируешь остаться?

– Пока нет.

В части, кроме ротных дежурных офицеров, всегда кто-то был еще от штабных работников.

– Хорош коньячок! С таким ароматом никогда не пробовал.

Хлебников взял бутылку и перевернул. На дне была видна в стекле надпись «Арарат».

– Фирменный! – поставив емкость на стол, произнес заместитель по тылу, а затем опорожнил содержимое мензурки в рот. – Я сейчас пройдусь с проверкой, а затем продолжим разговор.

Примерно через полчаса он вернулся.

– Все в порядке. Так на чем мы остановились? Ах, да! Ты спрашивал, почему я ушел с партийной работы? С точки зрения человека обеспокоенного своим благополучием, карьерным ростом, привилегиями я поступил неразумно. Партийный аппаратчик это главный представитель власти. Фактически все в подчинении, кроме вышестоящих идеологов. А ты случаем не от других служб? – вдруг насторожился Хлебников.

– Да, специально призвался в армию, чтоб с тобой познакомиться, – расплылся в добродушной улыбке Игнат.

– Ну, наливай!

Закусив с нескрываемым наслаждением, Хлебников продолжил разговор.

– Не обижайся! Я пошутил. Так, вот. Меня не отпускали. За плечами у меня была партийная академия. Вся родословная рабоче-крестьянская. Но чем глубже я изучал историю, труды основоположников и чем тщательнее сопоставлял постулаты с реальностью, тем больше у меня появлялось вопросов и сомнений. Кстати, ты беспартийный?

– Да. Мне еще можно несколько месяцев побыть комсомольцем.

– А ты походи на открытые партийные собрания, послушай. Потом определишься. Скажи, с какими трудами Ленина знаком?

– Наш вуз из-за обилия идеологических дисциплин в шутку называли «Институтом марксизма-ленинизма с медицинским уклоном», поэтому изучение работ классиков входило в обязательную программу. Читал «Государство и революция»…

– Хорошо остановимся на этой работе. Так что же будет с государством?

– В перспективе отомрет.

– А как, по-твоему, человеческое общество усложняется, или упрощается.

– Это же очевидно. Оно становится более сложным.

– Не только более сложным механизмом, но и более опасным, непредсказуемым в своих переменах. Оно интегрируется, требует соответствующих механизмов регуляции. Получается, что государственные институты должны развиваться, а не отмирать. Ленин гениальный практик, разрушивший одно государство, чтобы на его месте построить другое, в котором отмирание не предусматривалось, по крайней мере, в столетней перспективе по Владимиру Маяковскому. Давай-ка организуй по чашечке кофе, а коньячок оставь для другого раза.

За окнами посвистывал ветер, шуршала снежная крупа.

– Вот кофе, – Игнат пододвинул чашку Хлебникову и поставил рядом тарелку с печеньем.

– Разделяй и властвуй! Слышал о таком принципе?

– Да, им пользуются правители с древних времен. Римляне, британцы в Индии…

– Это стратегия прихода к власти и ее последующего удержания. Владеть этим приемом может только личность искусная, образованная, знающая историю, политическую науку и человеческую психологию. Вначале нужно было породить недоверие к царскому правлению в «монолите» племен и народностей, а затем, придя к власти, поддерживать взаимное недоверие и разобщенность. Владимир Ильич убедительностью своих трудов возбудил ненависть между богатыми и бедными. Но для победы этого было мало. Плюс вражда между верующими и атеистами – это уже кое-что. И, наконец, национальный порыв сделал свое дело. Империя рухнула.

– Ну, а дальше.

– Дело в том, что большевики были большинством только на известном съезде, но не в народном представительстве. Командовать большинством народа меньшинство может только репрессивными способами и древним принципом «разделяй и властвуй». А перед страной и властью в то время стояла задача выживания, и цена человеческой жизни отошла на второй план.

– А как же индустриализация, коллективизация, культурная революция? Ведь был же пафос, порыв! Вера в светлое будущее.

– Конечно же, был, иначе мы бы здесь сейчас не философствовали.

– Нам преподаватели в вузе на первом курсе читали лекции по истории партии, вкратце рассказывали о репрессиях, культах личности, перегибах в коллективизации, но не углублялись. И эта двусмысленная недоговоренность ощущалась.

– Зри в корень! Есть такая поговорка. А если это грозит утратой веры в идеалы. А если это сук, на котором сидишь.

– То есть вы решили опуститься на землю с ветки, на которой восседали, и не ждать, пока она обломается.

– А ты догадливый, доктор, хоть и молодой.

Конец ознакомительного фрагмента.