Шахиншаху шах (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Событие двадцать второе

«Когда стрела не попадает в цель, стреляющий винит в этом себя, а не другого. Так поступает и мудрец.»

Конфуций

Иван Яковлевич уже волноваться начал, нет и нет Фридриха Левенвольде. Тот заявился под утро двадцать второго сентября. Мокрый весь с головы до ног. Опять целый день и целую ночь шёл дождь. Даже палатки из парусины, пропитанной специальной смесью на основе канифоли, промокли. Вот сейчас если пруссаки ринутся на них в штыковую атаку, то кердык гвардии. Короткие штуцера с коротким штыком против длинных немецких пищалей с длинными же полуметровыми штыками — не оружие. Да и количество штыковиков, надо полагать, раза в три больше у Фридриха Вильгельма. Кроме того, он их этому штыковому удару обучал, а Брехт в последние два года в гвардии вообще запретил этой ерундой заниматься. Укрепляли гвардейцы физподготовку и учились метко стрелять и быстро заряжать.

И? Теперь бояться пруссаков?

— Рассказывай, граф, удалось уговорить короля на мир? — Брехт протянул Фридриху свою сухую епанчу и кубок с коньяком самодельным. От коньяка одно название. Брали изюм из Дербента, размалывали, смешивали с полусухим вином, доводили спиртом до сорока примерно градусов и, отстояв, и отфильтровав, разливали по бутылкам. Иван Яковлевич давно хотел на Кавказе наладить производство нормального креплёного вина и коньяка из коньячного спирта, но руки всё не доходили, пока довольствовался этим суррогатом. Впрочем, получилась вполне вещица. И крепкая, и вкусная. Может, и не надо коньяк правильным способом изготавливать, этот, пусть будет, ликёр, пить точно приятней.

— Не будет мира, Иван Яковлевич. Прямо взбесился король. Орал час на меня, даже замахнулся тростью своей, я уже собрался заколоть его, но в последний момент он сдержался. И орал потом снова, что всю Курляндию завоюет и тебя, герцог, на цепь посадит в Потсдаме.

— Да, и ладно. Посижу на цепи. Шучу, — увидев вылезшие из орбит глаза посла, хмыкнул Брехт. — Война — значит, война. Русские прусских всегда бивали. Знакомец мой один сказал. Складно. А что по лекарствам?

— Смеяться будешь, Иван Яковлевич…

— Давай, посмеёмся. Говори.

— Согласен купить лекарство за пять талеров, — развёл руками граф.

— Сучонок. Ничего, Земля круглая, за углом встретимся. Всё, иди отдыхать, Ваше Сиятельство. Дальше сам. Держи бутылку. Перед сном накати, да в одеяло завернись, как следует, а то простынешь ещё. Ты мне живой и здоровый нужен капитуляцию у короля прусского принимать.

Левенвольде ушёл, а Брехт расстелил перед собой карту, зажёг ещё одну свечку, в сотый раз дал себе мысленно оплеуху, что пора керосиновые лампы изобрести, и во второй раз за день стал операцию по разгрому тридцатитысячного войска готовить. Не спалось совсем. Но и мыслей светлых в голову не приходило. Пока идут дожди — пушки с ружьями не будут стрелять… Стоять! Бояться! У него же есть восемь сотен лучников башкир. Да тетива точно так же перестаёт работать на сырости. Есть нюанс. Башкиры его с ним ознакомили как-то ещё пару лет назад, тоже дожди шли на учениях. Так ему объяснили, что лук с натянутой тетивой почти никто и не носит. Натягивают её перед боем, и у них всегда в сухом месте есть запасная. Брехт тогда учение переиначил. Он решил проверить, а что могут лучники во время дождя. Оказалось, в результате, что даже при дожде приличном только что натянутая тетива позволяет десяток выстрелов сделать нормальных, а потом ещё с десяток с чуть меньшей дальностью. Это чуть больше двух минут. Потом вода даёт о себе знать. Провели эксперимент, сняли первую тетиву и ещё два десятка выстрелов на следующей. И опять поменяли. С тех пор у каждого лучника по приказу Брехта было десяток мешочков из водонепроницаемого материала с тетивами сложены в ещё один мешочек побольше и тоже водонепроницаемый, купаться возможно и не стоит, может вода проникнуть в мешочки, но от дождя это защитит. Что если следующим вечером обстрелять лагерь пруссаков всеми восемью сотнями башкир? Пусть два десятка стрел выпустит каждый. Это шестнадцать тысяч стрел. Не ходи к семи гадалкам, всё живое на расстоянии ста пятидесяти метров вымрет. Хоть лошади, хоть солдаты.

И чем ответит Фридрих? У него тоже не стреляет ничего. Пошлёт ночью людей в штыковую атаку? Бред. Ответь должен. Скорее всего, пошлёт драгун преследовать варваров диких. Пошлёт? Ну, пошлёт. И их встретит ещё восемь тысяч стрел.

— Ну, что мистер Фикс у вас есть план?

— Да мистер Фикс у меня есть план. Иегудиил, ты мою просьбу по налаживанию погоды аннулируй, наоборот раскрой там все хляби небесные. Или разверзь.

Кхе. Кхе. Показалось? Ветер мокрым пологом палатки играет?

— Вот и чудненько.

Событие двадцать третье

Мир — это книга. И кто не путешествовал по нему — прочитал в ней только одну страницу.

Аврелий Августин

Где-то ближе к полудню, когда каптенармусы с кашеварами пытались на сотнях костров сварганить кашу… Дрова сырые, и ещё и морось в воздухе стоит. Помогало только масло, смешанное со скипидаром, что на такой случай с десятиведёрных бочках приказал взять в поход Иван Яковлевич. Вспомнил опыт Кавказа, там была нефть, тут сейчас её тоже можно из Баку привезти, всё же всё западное побережье Каспия до Решта по-прежнему под контролем Низового корпуса, хоть попыток Надира выбить русских оттуда и хватало. Но это так — наскоки. До полномасштабной войны пока не дошло, у него и без русских сейчас врагов хватает. Пока нефть в Россию не везли. Брехт сам себя всё время останавливал. Ну, получит он солярку, бензин, керосин и асфальт и что? Куда их? Нужно будет изобретать, как в прошлый раз, огнеупорное стекло, налаживать работу жестянщиков. Пока не время. Для начала хотелось прочно утвердиться на Кавказе, чтобы переработку нефти производить там. Таскать бочки с ней через тысячи вёрст не дёшево. Ведь керосин максимум это двадцать процентов от нефти. Легче вылить бензин с соляркой в землю там, чем тащить в Москву, скажем, что вылить уже там. Для пробы привезли десяток бочек, и Иван Яковлевич передал её в Академию наук химикам, пусть отрабатываю технологию разделения на фракции и технологию производства асфальта.

Так вот, только начали кашевары дымовую завесу над лагерем устраивать, как вернулись разведчики во главе с раненым Иваном Салтыковым. Среди снайперов и диверсантов, что он с собой увёл, были и раненые и убитые. Наткнулись на драгунский разъезд не очень большой, что выслали пруссаки, видимо, с той же целью, и решили его помножить на ноль и языков захватить. Всё началось удачно, драгун было в два раза меньше, и они нападения не ждали, спешились и чего-то бурно обсуждали руками размахивая. Перекололи всех кроме одного рядового и одного офицера, а когда уже вязали пленных и собирались назад из-за поворота дороги выскочил ещё один разъезд прусских драгун. Завязалась схватка. Русских было больше немного, но они были спешены, и поначалу немцы одолевали. Потом выучка дала себя знать, пруссаков уронили с коней и перебили. У своих из двух десятков трое убитых и четверо ранены, в том числе и Иван Салтыков. Раны так себе, только одному досталось по голове, и кепка с железными вставками жизнь снайперу спасла, а вот шрам теперь через всё лицо останется. Это если выживет. У подполковника Салтыкова ранение колотое, в плечо. Офицер прусский его шпагой пырнул.

— Иван Алексеевич, ну взрослый же мужик, что дозоры трусы выдумали? Ладно, отправляйся в лазарет. Так-то молодцы. Задачу выполнили.

Пленные показали следующее… Упирались ведь и прочесть лепетали, пока им иглы под ногти забивать не стали. Старались всё же больше запугать, чем замучить. Дорогу от Кяхты до Тобольска нужно кем-то улучшать. Выяснили, что Фридрих Вильгельм поступил неразумно. Он не всю армию привёл тридцатисемитысячную под Кёнигсберг, а только половину, часть осталось в Берлине и часть по-прежнему осаждает Данциг. Кто его воевать учил. Где хвалёный немецкий Генштаб. Здесь у него теперь силы соизмеримы с русскими, и под Данцигом, получается, даже меньше, чем гарнизон самого Данцига, а если флотский десант высадить, то сметут те жалкие десять тысяч сильно и не напрягаясь. Главное теперь, чтобы немцы в Данциге не сделали глупости и не открыли ворота немцам снаружи. Вся надежда на те благи, что им Иван Яковлевич пообещал, всё же городом правят купцы, а не ура-патриоты. И опять же помнят, как уничтожили французский флот, не захотят на себе испытывать мощь новых русских двухпудовых Единорогов.