Муля, не нервируй… Книга 4 - А. Фонд

Честно говоря, я не помнил, смотрел я его или нет, но, на всякий случай, согласно кивнул.

— Его ещё до войны сняли. Потом, как и полагается, посмотрели все члены ЦК. Говорят, даже сам Рузвельт смотрел. И ему Роза очень понравилась, — доверительно сообщила Белла и оглянулась на дверь.

— А убивать Большакова за что? — всё никак не мог взять в толк я.

— Ну, слушай же! — Белла подкурила новую сигарету и продолжила, — а потом началась война, изменилась идеология. И Большаков вызвал Ромма из Ташкента к себе на собеседование.

— Из Ташкента? — удивился я.

— Да, они были там в эвакуации во время войны. А Большаков — в Москве, — пояснила Белла и продолжила, — Там нужно было вроде как внести какие-то правки в фильм. И Ромм поначалу даже согласился — потери для фильма были несущественны. Но потом Большаков раскритиковал динамику сюжета, затянутости отдельных мест. И вот для увеличения этой самой чёртовой динамики он велел Ромму убрать из фильма встречу Розы Скороход со своим сыном в тюрьме!

Белла выпалила это и посмотрела на меня.

Ну, а я что? Блин, надо будет срочно пересмотреть этот фильм.

— Ужас! — осторожно сказал я, потому что что-то же отвечать надо было. — Кошмар!

— Да! — возмущённо вскинулась Белла, — настоящий кошмар! Фаина Георгиевна чуть с ума не сошла! Ромм тоже доказывал, доказывал, но там и не смог доказать Большакову, что это главная сцена!

Она опять затянулась и горько покачала головой:

— Большаков сказал, что Роза Скороход — враг. И её зрители жалеть уж никак не должны. А в этом эпизоде из-за игры Фаины Георгиевны она вызывает искреннее сочувствие. И что, мол, это недопустимо. Так-то он вполне даже допускает, что и у врагов могут тоже случаться человеческие чувства: к примеру, материнская любовь. Но простой советский человек в своей массе должного образования еще не имеет, поэтому, мол, может и растеряться, и не понять, как же так, враг — и вдруг страдающая любящая мать? Поэтому Большаков велел всё к чертям вырезать.

— И что? — я пытался переварить весь этот информационный ворох.

— Да что! — зло затянулась Белла, — Ромм вернулся, рассказал всё Фаине Георгиевне. Она долго плакала и страдала. Ведь это же основная сцена в фильме! Хотела даже в Москву ехать. Но по законам военного времени это было бы дезертирством. Да и к Большакову бы её просто так не пропустили бы, сразу бы на лубянку отправили.

— А как же она решила его убить?

— Да он через три дня сам в Ташкент приехал, — пояснила Белла. — Там у него командировка какая-то была. Потому что все же наши киношники и театралы в Ташкенте в то время были. Ты забыл разве?

Я кивнул, что, мол, не забыл.

— Ну вот Фаина Георгиевна наша записалась к нему на приём. Пришла в кабинет и с порога выдала, что сцена эта должна быть. Потому что человек в любой ситуации должен оставаться человеком, а какой он потом — белый или красный — это уже второе. Большаков что-то там начал ей возражать, и тогда она ему сказала, что если вы вырежете эту сцену, я вас лично убью! — Белла нервно хохотнула и покачала головой. — Мол, меня ничего не остановит!

— А он? — я смотрел на Беллу широко открытыми глазами, Раневская только что предстала передо мной в другой ипостаси.

— Сцену оставили, — криво усмехнулась Белла.

Глава 7

Мда. Информация оказалась из категории «очевидное-невероятное».

После разговора с Беллой я, не заходя к себе в комнату (чтобы не разговаривать с Дусей и не отвечать на её вопросы), вышел во двор. Надо было хорошенько всё обдумать.

А подумать было над чем.

Это что же получается. Во-первых, мой проект, который я хоть и сварганил по сути «на коленке», но это был полностью мой проект и на него я делал ставки (Козляткина — в замы к Большакову, себе — квартиру, Фаину Георгиевну — на главную роль). Так вот, теперь этот проект увели. Нагло так взяли и увели. Его больше нет. А значит все мои расчёты рухнули.

И теперь придётся либо заново выстраивать новый проект, либо возвращать этот.

На этот проект я уже вбухал кучу времени и ресурсов. Начинать новый? Не факт, что опять на предпоследнем этапе кто-нибудь ушлый не подсуетится и не отберёт его у меня. Нет, прощать такое не надо. Стоит один раз проявить доброту, как окружающие сочтут это за слабость и начнут потом постоянно отбирать результаты и ездить на тебе. А оно мне надо? Не надо. Поэтому остается единственный вариант — объявить священную войну и выжечь врагов напалмом. А свой проект вернуть.

Итак, что мы имеем и кто же мои враги?

Со слов Козляткина, проект отобрал некий Александров, Георгий Фёдорович. Насколько я понял по разговорам, он был Агитпропом, затем его перевели директором Института философии, но весь функционал у него остался, и даже больше. Он также продолжает писать разгромные статьи и к его мнению прислушиваются наверху. Кроме того, он — главный враг Большакова.

Теперь второе. Большаков рассказал о сложных взаимоотношениях с Раневской. Что подтвердила Белла. Мне до этого ни Большаков, ни Злая Фуфа ничего такого не рассказывали. А это плохо. Потому что иначе такие вот неизвестные мне, но острые моменты, могут разрушить всё. Конечно же, я не думаю, что Большаков бросился бы воевать с Александровым ради любой другой актрисы, которая была бы на месте Фаины Георгиевны. Но тут он вообще всё спустил на тормоза.

И главное, теперь нужда в Козляткине как бы и отпадает. И вполне возможно, что тот же Большаков особо торопиться утверждать его на своего зама не будет. А я должен Козляткину эту должность взамен финансирования Глориозову.

Кстати, какова роль Глориозова в этом всём? И ещё там вроде как Завадский суетился. Не они ли слили этот проект Александрову?

А ведь это всё меняет.

Итак, у меня сейчас несколько «ниточек», за которые я буду дёргать.

И начну я, пожалуй… с Капралова-Башинского.

Да-да, он давно вокруг меня вьётся и мечтает крепко задружиться. Ему мешал всё время Глориозов (его я прикормил финансированием ремонта театра и менять шило на мыло и начинать всё заново,