Остров Укенор - Анна Удьярова

спешить за своим тюремщиком в сумерки крыш Тар-Кахола, прихрамывая и морщась от боли. В реальнейшем Унимо легко мог бы вылечить его. Да и сам Тьер мог бы, если бы у него были время и силы.

Но Мастер Реальнейшего мстительно шёл по крышам всё быстрее. Не оглядываясь, зная, что за ним следует неловкая страдающая тень.

В реальном Унимо не мог бы столь ловко ходить по крышам: он никогда так не передвигался, хотя знал, что почти по всем большим улицам города можно путешествовать на высоте, перепрыгивая и балансируя. Спускаться пришлось всего несколько раз – там, где нужно было перебраться с улицы Холма на улицу Летнего Ветра, и дальше – свернуть в переулок прямо до булочной.

Где-то за пару кварталов Тьер не выдержал.

– Пожалуйста, Унимо, не так быстро!

Нимо не обернулся, но стал идти чуть медленнее.

Как только они добрались до булочной, в дверь постучали. Унимо не успел даже разжечь огонь: из-за птичьих превращений тепло покинуло его, хотелось сесть поближе к огню и уснуть.

На пороге стояли Тэлли и Грави.

– Можно? – робко уточнила королева.

– Это твоя булочная, Тэлли, – улыбнулся Унимо. – Здравствуйте, Айл-врачеватель.

Грави смотрел с тревожным участием. На мгновение Нимо подумал, что они пришли забрать его в Дом Радости, и в груди успела расцвести и рухнуть целая ледяная империя.

– Располагайтесь, пожалуйста. Хотя я, знаете, не ждал гостей, поэтому… – Унимо стал ходить кругами по комнате, пока Тэлли не подошла и не взяла его осторожно за руку.

«Всё прошло, не больно, ты победил, ты справился», – вот что было в тепле её пальцев. Унимо это почувствовал – и освободил руку. Слишком резко. Как будто выдернул. Но он не хотел. Просто день выдался такой, нервный.

Она, конечно, всё понимает. Понимающе смотрит. Не обижается на мальчишку.

И Грави – тоже. Пациенту нужен покой. И тепло. Поэтому Грави стал разводить огонь в очаге.

Унимо не пытается притворяться хозяином дома. Сидит в кресле, прячет руки, чтобы не было видно, что они дрожат. Смотрит, как Тэлли готовит свой замечательный чай. Словно двенадцать лет назад, когда он, испуганный, прибежал к ней, спасаясь от острых зубов реальнейшего. Тогда был Форин – там, на далёком маяке, тот, кто придёт и всё поправит. Теперь его нет, вместо него – жалкий мальчишка. Жалкий мир, в котором никого лучше не нашлось.

Тэлли протянула Унимо чашку. Чай с мятой и осенним дождём.

– Зеленичный сироп закончился, – улыбнулась она.

Конечно, не время для зеленики.

Не время для радости.

Горячий ароматный чай, тепло огня – но Унимо долго не мог согреться. Потому что у него, кроме своего холода, был ещё «метаморфозный озноб» Тьера. А тот превращался, видимо, ещё реже, чем Мастер Реальнейшего, поэтому попытка притвориться коршуном стоила ему дорого.

Тьер сидел в углу за стойкой, прямо на полу, сотрясаясь от дрожи – но ему никто не предлагал горячего чаю. Никто не заботился о нём. Горе проигравшим в реальнейшем.

Мастер Помощи и Мастер Излечения могли бы пожалеть, что отогрели Мастера Реальнейшего. Потому что как только его руки перестали дрожать, он сказал:

– Я виноват, я знаю. Я уснул, подвёл всех. Хорошо бы вы нашли кого-то другого.

Королева вздохнула:

– Ты знаешь, что никто, кроме тебя, не может.

Врачеватель сказал:

– Ты не виноват.

Разговаривают, как с ребёнком. Как с пациентом. Взрослые и врачи – те, кто всегда знает, как тебе лучше. Те, кого хочется отправить к Окло-Ко.

Унимо смотрел в огонь и невежливо молчал. Хорошо бы радушные гости скорее ушли. Оставили его в покое.

– Кора спрашивала о тебе. Она была бы рада, если бы ты зашёл. И я тоже, – сказал Грави.

– Кора? – Унимо не смог сохранить бесстрастный тон. – Она в Доме Радости?

– Да, – кивнул Грави, – учит Верлина словам. По одному каждый день.

Вот как. Мастер Слов, который потерял все слова.

– Я зайду, – пообещал Унимо.

Молчание разгоралось всё ярче. Гости выпили чай и могли бы уже уходить.

Могли бы уже уходить, слышите?

– Меня позвали, как только всё началось, – Грави решился дать горькое лекарство. – Я был в толпе и не мог ничего сделать. Только потом я заставил их думать, что это обычное дело. Что ничего необыкновенного не произошло. Что люди не превращаются в птиц, падая с башни.

– Спасибо, – пробормотал Унимо. Это он, Мастер Реальнейшего, должен был замести следы. Но времени и сил не было: он думал только о том, чтобы обезвредить Тьера.

Ну, мы пойдём.

Конечно. Спасибо за всё. Дверь можете не закрывать.

Какое-то время Унимо сидел, наслаждаясь тишиной и неподвижностью. Но потом в дверь опять постучали.

Это невозможно. В реальнейшее Мастера Реальнейшего приходили все, кто хотел.

На пороге стоял Мэлл. Первый советник. При виде Унимо даже человек из реального понял, что лучше не злоупотреблять гостеприимством, поэтому советник отказался от чая и перешёл сразу к делу.

– О нет, что вы, я ни в чём не обвиняю вас – напротив, могу отметить, что вы действовали решительно и храбро и снова спасли город, – хитрое и умное выражение лица. Наклон головы мышкующего лиса. – Но хочу вас предупредить, что горожане стали беспокоиться. Понимают, что есть люди, которые могут сделать с ними всё, что захотят. Это, знаете, не так легко принять.

Тьер хмыкнул из своего тёмного угла. «Пришёл в себя», – отметил Унимо.

– Ведь погиб человек. Это не так просто забыть. Нет, я, конечно, вас не виню в этой трагической случайности. Но всё равно. Общее впечатление. Это служитель Защитника, его звали Инвар Ге. У него осталась только сестра. Я уже принёс ей свои соболезнования. Обряд Восхождения завтра в полдень в Соборе.

Унимо закрыл глаза. Веки вспыхнули разноцветной паутиной. Думать о том, что имел в виду Первый советник, было невыносимо. «Подумаю об этом весной, когда будет много света и тепла», – пообещал себе Унимо.

Наконец Мэлл смилостивился и ушёл. В осенние сумерки, что спустились с крыш по водосточным трубам и теперь заглядывали в окна.

Унимо не открывал глаза. Реальнейшее лежало огромной живой картой, пульсировало, переливалось. Словно вид сверху на город зрением ночной птицы. Таких карт, конечно, не бывает в реальном.

Форин как-то говорил, что реальнейшее представляется ему детской комнатой без окон и дверей. Нимо тогда решил, что это мрачноватая шутка. Но теперь он знал, что Мастер Реальнейшего складывает пространство, как умеет – лишь бы оно поместилось в карман и не потерялось. И тут все средства хороши.

Одно неловкое движение – и карта порвалась в самом центре. Там, где красно-зелёными огоньками был отмечен Тар-Кахол.

Мастер Реальнейшего распахнул глаза. Не спать.

Тьер перестал дрожать. Снова притворялся послушным, прятался за тепло и тишину булочной.

– Пойдём, – сказал Унимо, надевая плащ.

Как будто в реальнейшем он мог замёрзнуть. Но он предпочитал подчиняться там, где нет смысла спорить. Там, где холод и грусть ничуть не хуже тепла