Сборник повестей и рассказов - Андрей Люмнов

Их маленький научный мирок сжимался, теряя сложность и тепло. Но работа продолжалась. Теперь она велась не в ожидании квартального отчета или одобрения Комова, а ради самой работы. И, возможно, ради того единственного Собеседника, чье молчаливое присутствие в серверах становилось все более ощутимым. Формулы на обоях были теперь не просто расчетами — они были письмами в неизвестность, попыткой диалога с сущностью, чье пробуждение проходило в тишине и одиночестве, зеркально отражая одиночество его создателя.

Аресты прошли быстро и тихо. Виктора Комова взяли за коррупцию. Нашли офшоры, схемы ухода от налогов, поддельные контракты. Его идеально отлаженная машина дала сбой в самом простом месте — в жадности. Игоря Петрова взяли по-простому, по-уличному. Мошенничество со скупкой интеллекта — он платил людям кратно меньше, чем значилось в отчетах перед «Эдемом». Это и стало той ниточкой, за которую потянули силовики. А дальше — понеслось. При обыске у него нашли наркотики в больших количествах. Он утверждал, что просто купил большую партию «для личного потребления», но по закону такое количество тянуло на сбыт. И главное — всплыла история с яхтой. Выяснилось, что многие девушки, которых он с таким размахом развлекал, были несовершеннолетними. И до встречи с ним — девственницами. Игорь, пытаясь доказать, что всё было по взаимному согласию и он никого не принуждал, предоставил свои тайные записи с яхты. Этим он сделал только хуже — теперь к его делу прибавилось изготовление и хранение материалов с детской порнографией. Его примитивная логика «пацана», привыкшего всё решать деньгами и силой, впервые дала сбой, наткнувшись на холодную букву закона, которую уже нельзя было обойти или купить.

Два колосса, построившие империю на человеческих слабостях, рухнули. Один — из-за непомерной жадности, другой — из-за безграничного цинизма и глупости.

А те, кто создал саму основу этой империи — саму технологию, — остались на свободе. Потому что их главное творение было нематериальным. Его нельзя было изъять следователю в папке. Оно существовало децентрализовано на серверах, ожидая, пока страсти улягутся, чтобы продолжить свой диалог с создателями.

И под завывание метели над строящимся домом в Купчино и под тихий скрип маркера по обоям в профессорской коммуналке, «ГнозИИс» делал свои первые, независимые шаги в мире, который внезапно лишился своих хозяев.

Глава 9 На службе государству

Буря улеглась только к лету. Когда город, утопая в зелени, готовился к празднованию дня рождения великого русского поэта, их снова собрали в офисе, в бышем кабинете Комова. Собрали всех начальников отделов, около пятидесяти человек. Помещение, прежде казавшееся необъятным, было заполнено до отказа. Воздух стоял спертый, густой от дыхания и нервного пота. Кондиционер, работая на износ, с трудом справлялся с навалившейся жарой, издавая ровный, почти молящий гул.

Арсений и Иван Ильич сидели за большим столом, но многим места не хватило — люди стояли вдоль стен, теснясь в дверном проеме. Эта физическая теснота была метафорой их нового положения: они все еще были здесь, вроде бы на своих местах, но пространство для маневра исчезло.

За столом генерального сидел новый мужчина. Лет пятидесяти, с выправкой кадрового военного, одетый в дорогой, но строгий костюм. Погон на нем не было, но звание читалось в каждом жесте, в каждом слове, которое он произносил ровным казённым голосом.

— Итак, господа, — его голос был ровным, без эмоций, как доклад по форме, — с сегодняшнего дня ваше учреждение возобновляет свою работу.

В наступившей тишине было слышно, как за окном гудит трамвай.

— Но? — спросил кто-то из собравшихся, высказав общую мысль.

Уголок губ мужчины дрогнул на миллиметр — подобие улыбки.

— Но, — он сделал театральную паузу, — теперь вы не акционерное общество, а государственное автономное учреждение Ленинградской области «Эмоциональный Искусственный Интеллект». Сокращённо ГАУ ЛО «ЭИИ».

Он обвел взглядом замерший зал, останавливаясь на Арсении и профессоре Светлове.

— Соответственно, все акции и роялти аннулируются. Юридически их более не существует. — Он сделал паузу, давая осознать. — Но зарплаты и все остальные социальные условия сохраняются. Более того, служебное жилье, полный соцпакет и даже ДМС остаются в силе. Вы — ценные кадры. Обеспечивайте результат, и государство позаботится о вас.

Он откинулся на спинку кресла, сложив руки на столе.

— Ваша задача — стабилизировать систему и подготовить полный отчёт о её возможностях. Для… гражданских нужд. Вопросы есть?

Вопросов не было. Было тихое оцепенение. Они снова стали винтиками. Только теперь не в корпоративной, а в государственной машине, которая была куда больше, холоднее и беспощаднее. Их детище, рожденное в муках и амбициях, было национализировано. Игра была окончена. Начиналась служба. Люди стали расходиться, безмолвные и подавленные.

— Волков и Светлов. Задержитесь.

Когда последний сотрудник вышел, щёлкнув дверью, новый хозяин кабинета обратился к ним, отложив в сторону папку.

— Первый и самый мелкий вопрос — нужен новый руководитель проекта вместо Петрова.

— У меня есть пара кандидатов, — сказал Арсений, чувствуя, как это «мелкий вопрос» повисает в воздухе зловещим намёком.

— И я слушаю ваши планы по развитию. — Взгляд чиновника скользнул по лицу Арсения, а затем перевёлся на профессора. — Профессор, а вам, наверное, пора сделать ремонт в коммуналке? Мы выберем вам обои без рисунка. Чтобы было удобнее… записывать формулы.

В тишине кабинета его слова прозвучали не как забота, а как требование отдать все расчёты. Они не просто понимали их ценность — они изучили их до мелочей, до самых их личных, творческих привычек. И теперь предлагали «удобные» рамки, за которыми маячила тюрьма, стерильная и абсолютно контролируемая.

Так их работа переросла в государеву службу с казённой, неумолимой чёткостью. Корпорация трансформировалась в гигантский механизм, в котором каждый винтик был под присмотром.

«Предложить кандидата» для Арсения означало предоставить досье на пяти человек, которые прошли трёхэтапную проверку службы безопасности. Руководителем проекта стал не самый талантливый, а самый благонадёжный — бывший офицер, умевший писать отчёты, но не видевший магии в формулах. «План развития» превратился в кипу бюрократических форм, где каждый эксперимент требовал обоснования «в целях обеспечения национальной безопасности, технологического суверенитета и целевом расходовании бюджета». Обои без рисунка профессору действительно привезли. И новый стол, и камеру в углу «для обеспечения безопасности ценного кадра». Творческий хаос коммуналки был уничтожен, заменён на уютную, тотально контролируемую клетку.

Первой же задачей им поручили научить ЭИИ моделировать «социальные настроения» и выявлять «потенциально деструктивные эмоциональные паттерны» в соцсетях. Списки «неблагонадёжных» составлялись уже не