Карьерный спуск на дно. Проституция в царской России - Анастасия Вячеславовна Мащенко

том числе не исключал и их натравливание на беззащитных девушек, сравнивая это с рабовладельческим строем и традицией охоты с псами за беглыми неграми[120]. Побои за непослушание в таких заведениях были делом привычным.

Открытки из коллекции автора

Доктор В. Окороков упоминал один из случаев попытки побега из публичного дома двух проституток – Соломониды Доновой и Прасковьи Шпаковой (Екатеринослав, 1887 год). Девушки собирались дойти до полиции, вернуть свои документы и заявить на свою содержательницу Веру Миллер и её мужа. По иронии судьбы по дороге их задержал ночной патруль и доставил в городское полицейское управление. Оттуда беглянок забрала их же хозяйка обратно на квартиру под предлогом снять с них предоставленную ей одежду (платья на сбежавших были собственностью владелицы заведения). Нетрудно догадаться, чем закончилось дело – Донову и Шпакову избили до беспамятства. В издевательствах было приказано участвовать и другим проституткам. Соломониде Доновой всё же удалось скрыться со двора, и, опасаясь поисков, она пряталась четыре дня в степи без пищи. Это было громкое судебное разбирательство, которое вскрыло все внутренние порядки публичного дома Миллер:

«После этого побоища Миллер принесла икону Козельской Божией Матери и заставила всех девушек (участвующих в избиении Доновой и Шпаковой. – Прим. автора) присягнуть ей, что никто из них никому о нём не скажет, и они вынуждены были дать в том клятву. Заявить жалобу на Миллер боялись; да притом она могла бы жалобщиц не допустить до заявлений, куда-либо спрятавши»[121].

За зверства Вера Миллер получила тюремный срок в 3,5 года, а её муж – 3.

Если проститутки и не подвергались физическому насилию, то моральное унижение продолжало уничтожать в бедных женщинах личность. Отношение к ним со стороны гостей-мужчин подчас было пренебрежительно брезгливым. Писатель Я. Е. Коробов в молодости проработал на стройке дома на Грачёвке (ныне Трубная улица в Москве), где ему с высоты строительных лесов доводилось наблюдать совершенно безобразные картины их жизни:

«Самое гадкое впечатление оставляли юнцы интеллигентских семей. Блудливые и трусливые, они приходят к женщине по двое и по трое. Подход у них самый „материалистический“, без страсти, без увлечения, – половая повинность. Предварительно подвергнув полупьяную женщину оскорбительному осмотру, они некоторое время пререкаются – кому начать, лицемерно прикрываясь брезгливостью, но стоит кому-нибудь начать, как природа берёт своё и уж никто не желает быть последним. Уходят такие всегда с большой для женщины неприятностью. Презрительное отношение к несчастной сквозит в каждом их жесте; паясничая и остря, – отчасти заглушая этим сознание гнусности своего поведения, – выходят они на улицу, и каждый считает долгом плюнуть у порога и отереть руку, бравшуюся за скобу»[122].

– Что вы делаете!.. Сюда нельзя!..

– Почему?

– Я принимаю ванну.

– Вот и примите заодно и меня.

Журнал «Будильник». 1912 год, № 20

Помимо «оскорбительного осмотра» перед половым актом, особо предусмотрительные клиенты старались прийти за удовлетворением своей похоти в банный день и день медосмотра. Один из студентов в анонимном опросе указал, что посещал публичные дома «в день осмотров и не позже 8 вечера»[123], чтобы быть первым в очереди за сексуальными услугами. В тексте «Половой переписи Московского студенчества» 1909 года такое отношение юноши к проституткам отмечено как отношение к «товару»[124], а не к человеку.

Врачебному освидетельствованию жительницы публичных домов подвергались еженедельно. В большинстве городов, как правило, врач приходил непосредственно в заведение. Содержательница обязана была предоставить ему всё необходимое для приёма, а именно: различной величины маточные зеркальца, стол для осмотра, нужное количество тазов и спринцовок, деревянные лопаточки и другие инструменты. Если вдруг кого-то из её подопечных не оказывалось на месте, то такая неявка признавалась укрывательством, и саму хозяйку должны были отправить в исправительный дом[125]. Строгость исполнения этого правила лежала на совести доктора, который обязывался сообщить о нарушениях в полицию. От его неподкупности и требовательности зависело, действительно ли будут привлечены к ответственности те, кто мог стать источником распространения венерических болезней:

«Осмотры проституток домов терпимости в самих домах никакой цели не достигали, так как больных между ними очень редко приходилось обнаруживать: таковых хозяйки заблаговременно прятали, объясняя отсутствие их очень просто: „удрала, г. доктор“. Даже если врачу и удавалось найти больную, то пока он сообщит в полицию об отсылке таковой в больницу, – её успешно скрывали, прикрываясь тем же ответом: „удрала вчера после осмотра“.

Кроме того, сама обстановка осмотров в доме терпимости на обыкновенной грязной, засаленной кушетке при помощи единственного для всех, хранящегося завёрнутым в сомнительной чистоты тряпку, маточного зеркала, не могла возбудить во враче ничего, кроме чувства брезгливости и желания покончить осмотр возможно скорее»[126].

Система врачебных отметок, вносимая в «жёлтые билеты», могла меняться в зависимости от города. Та, что использовалась в Петербурге, считалась образцовой и состояла из штампов: синий штамп с надписью «здорова» и красный – «месячные» (в эти дни девушкам запрещалось заниматься проституцией)[127]. Если женщина оказывалась больна, ей ставили соответствующую отметку в книжке и сразу же отправляли в больницу. Для содержательницы лечение своих подопечных в официальных медицинских учреждениях было невыгодно, так как именно она по закону обязывалась его оплачивать. Дешевле было заниматься укрывательством, надеясь, что оно сойдёт с рук. Чтобы подобных махинаций было меньше, ведь они напрямую влияли на распространение сифилиса, в московском отделении врачебно-полицейского комитета и ряде других городов прописали следующее правило: «те из публичных женщин, заражённых венерической болезнью, которые являются в сифилитическую женскую больницу сами добровольно, принимаются для лечения бесплатно; за тех, которые поступят в оную вследствие освидетельствования через врачей, содержательницы платят определённую сумму»[128]. И тут же пункт с рекомендацией, чтобы хозяйки публичных домов ежедневно сами осматривали своих девиц на предмет первых внешних признаков половой инфекции[129]. Правило охотно выполнялось если не напрямую содержательницей, то её ближайшими помощниками, чтобы сэкономить на необходимом лечении. Так городские власти стимулировали представителей развратного бизнеса проявить свою гражданскую позицию в ответственном деле борьбы с венерическими болезнями. Кроме того, в роскошных домах терпимости, где публика была обеспеченной и готовой платить большие деньги за хороший «товар», дело было не столько в экономии, сколько в репутации, которую никто не хотел портить клеймом сифилиса. Помимо регулярных проверок здоровья, здесь старались соблюдать и правила гигиены, по которым девушки должны были обмываться после каждого гостя, менять нижнее и постельное бельё и хорошо