Две сестры - Жорж Санд

class="p1">— Что за глупость! — воскликнула она. — Поедем с нами, ведь тебе самой до смерти хочется. Девочка весь концерт преспокойно проспит, или же лакей погуляет с ней.

Но я настояла на своем. Локомотив свистнул, поезд тронулся в дальнейший путь. Жертва моя была совершена. Я взяла на руки девочку и отправилась к дому пастора. Там я никого не застала, кроме старухи-экономки, которая, увидев меня, разразилась выражениями сожаления: оказалось, что все семейство отправилось в Шарлевиль на концерт и вернется не ранее вечера. Я успокоила старушку, сказав ей, что мне ничего не нужно, кроме стакана молока для моей племянницы и позволения погулять с ней в саду и в окрестных лугах.

Я провела целый час в полном уединении и среди очаровательной местности. Погода была жаркая, и сады, еще полные цветов, имели совершенно весенний вид. Сара, обрадовавшись новому месту, была в самом веселом расположении духа. Играя, она увлекла меня на небольшой луг, заканчивавшийся леском. Мы там нашли беседку, выстроенную недавно пастором Клинтоном под группой высоких рябин. Сара зашла в беседку, поиграла с раковинами, которые там нашла, затем растянулась на скамейке и заснула. Я завернула ее в свой плед, вынула маленькую библию, бывшую у меня в кармане, и принялась читать ее.

Вдруг из чащи вышел неслышными шагами какой-то человек и упал к моим ногам. То был он, Абель!

— Как так? А концерт? — воскликнула я в изумлении.

— Идет своим порядком, — отвечал он весело. — Зала битком набита; ваш отец и ваша сестра сидят в передних рядах. Я уже сыграл свое соло и дуэт с Нувилем. Ваш отец приходил ко мне за кулисы, и от него-то я и узнал, что вы здесь. После его ухода я рассчитал, сколько времени мне нужно, чтобы съездить сюда и вернуться, — оказывается, полчаса, антракт будет как раз продолжаться столько же. Затем Нувиль сыграет концерт, который займет около десяти минут; потом будут петь. Следовательно, я имею добрых свободных полчаса, чтобы провести с вами, если вы только меня не прогоните теперь же.

Радость, благодарность и страх боролись во мне. Образ моей сестры снова становился между мною и моим счастьем. Эта поездка по железной дороге не могла оставаться долго в тайне и неминуемо должна была вскоре сделаться предметом толков и сплетен, которые рано или поздно должны были дойти до моей сестры.

Абель угадал опасения, которые я не решалась ему высказать. Он старался успокоить меня тем, что все окрестное население с утра съехалось в Шарлевиле. В вагоне он ехал один; остальные вагоны были или пусты, или заняты путешественниками, отправлявшимися в Бельгию и не обратившими на него никакого внимания. Он скрыл свой черный фрак и белый галстук под дорожным плащом, на глаза он нахлобучил мягкую войлочную шляпу, — словом, он был убежден, что сделал все как нельзя более осторожно и ловко.

Я не разделяла его уверенность, но в глазах его было столько радости и любви, что у меня не хватило духу его бранить. Я сама была так счастлива, нам столько нужно было сказать друг другу, — не до того нам было, чтобы заботиться о том, что про нас скажут другие. Нувиль успел передать ему мои слова, которые изменили его прежнее решение. Раз я его любила, он не хотел более удаляться. Он будет давать концерты по окрестностям; это объяснит его пребывание в наших местах. Он готов был ждать свадьбы целый год, но не хотел терять меня за это время из виду.

Он казался таким счастливым, что у меня не хватало духу его разочаровывать. В его присутствии, видя его таким восторженным и взволнованным, под взглядом его чудных глаз, я невольно сама разделяла все его золотые мечты, и сопротивление моей сестры представлялось мне таким ничтожным препятствием.

Я вспомнила первая, что его, быть может, уже ждут, и многочисленная публика удивляется его отсутствию. Я принудила его взглянуть на часы, принудила удалиться. Сам он готов был пробыть здесь целую вечность; он был как пьяный, он утратил всякое понимание действительной жизни. Сара просыпалась; я не хотела, чтобы она его увидела. Я вытолкала его из беседки, но он схватил мои руки и осыпал их поцелуями. Наконец он ушел и успел, как я узнала впоследствии, как раз к той минуте, когда ему следовало сыграть свою самую эффектную пьесу. Один Нувиль догадался, откуда он. Что касается остальных, никто, по-видимому, и не заметил его исчезновения.

Вечером за ужином мой отец поздравил Аду с ее обращением на путь истины.

— Представь себе, — обратился он ко мне, — в первый раз в жизни она пришла в восторг, она аплодировала.

— Добавьте же, что я первая бросила букет Абелю. Но только не приписывайте этого поступка восторженному удивлению. Я просто видела, что эти провинциалки не знают, как справиться со своими букетами, которые они привезли для него. Ни одна не решалась бросить ему свое приношение первая. С них, право, сталось бы, что они так и уехали бы со своими букетами домой. Это было бы уж слишком обидно для этого баловня прекрасного пола. Я обязана была оказать ему любезность за то удовольствие, которое он вам доставил. Я взяла на себя инициативу и, — согласитесь, папа, — взяла ее не без изящной развязности.

— Да, — смеясь, отвечал отец, — ты точно хотела сказать всем этим бедным барыням: смотрите-ка, как эти вещи делаются в Париже. Впрочем, тебе бы следовало сделать оговорку в твоих насмешливых отзывах. Ведь там были и не одни провинциалки.

— Это правда. Там была старая леди Госборн с m-lle д’Ортоза. Они приехали только во второй половине концерта, что, по-моему, уж чересчур по-столичному.

И моя сестра дала волю своему язычку насчет этих дам.

Леди Госборн и ее сын, Ричард, жили в своем замке Франбуа недалеко от нас. Наше знакомство с ними ограничилось обменом церемонных визитов. Наш скромный образ жизни шел слишком вразрез с роскошью и шумом, господствовавшими в Франбуа. Леди Госборн произвела на меня впечатление доброй женщины, и только, но Ада находила ее безобразной (она действительно была некрасива) и донельзя смешной (одеваться она, точно, не умела со вкусом).

Что касается m-lle д’Ортоза, то это была личность совсем иного закала. Красавица собой, она своими туалетами могла служить образцом для самых отъявленных щеголих. Она была родом из знатного семейства, но бедна, и последние два-три года проводила лето у леди Госборн. Во всей окрестности она обращала на себя внимание умом, красотой и независимостью своего