Пучина страстей - Николай Олейников

1932?

Прощание*

Два сердитые субъекта расставались на Расстанной,Потому что уходила их любови полоса.Был один субъект — девица, а другой был непрестанноВсем своим лицом приятным от серженья полосат.

Почему же он сердился, коль в душе его потухлиИскры страсти незабвенной или как их там еще?Я бы там на его месте перестал бы дуть на угли,Попрощался бы учтиво, приподняв свое плечо.

Но мужчина тот холерик был, должно быть, по натуре,А девица — меланхолик, потому что не орет.И лицо его большое стало темным от натуги,Меланхолик же в испуге стыдно смотрит на народ.

В чем же дело в этом деле? Что за дьявольская силаИх клещами захватила? Почему нейдут домой?На трамвай пятиалтынный, попрощавшись, попросил он,Но монеты больше нету, лишь последняя — самой!

И решили эти люди, чтобы им идти не скучно,Ночевать у сей красотки, и обоим — чтоб пешком.И кончается довольно примитивно этот случай,И идут к ней на квартиру, в переулок, на Мошков.

Ну а нам с тобой, поссорясь… нам похожими вещамиЗаниматься не придется — мы с тобою мудрецы:Если мы да при прощаньи на трамвай да не достанем,То пешком пойдем до дому. Но — в различные концы.

1933

Чарльз Дарвин*

Чарльз Дарвин, известный ученый,Однажды синичку поймал.Ее красотой увлеченный,Он зорко за ней наблюдал.

Он видел головку змеинуюИ рыбий раздвоенный хвост,В движениях — что-то мышиноеИ в лапках — подобие звезд.

«Однако, — подумал Чарльз Дарвин, —Однако синичка сложна.С ней рядом я просто бездарен,Пичужка, а как сложена!

Зачем же меня обделилаПрирода своим пирогом?Зачем безобразные щеки всучила,И пошлые пятки, и грудь колесом?»

…Тут горько заплакал старик омраченный.Он даже стреляться хотел!..Был Дарвин известный ученый,Но он красоты не имел.

1933

Смерть героя*

Шумит земляника над мертвым жуком,В траве его лапки раскинуты.Он думал о том, и он думал о сем, —Теперь из него размышления вынуты.

И вот он коробкой пустою лежит,Раздавлен копытом коня,И хрящик сознания в нем не дрожит,И нету в нем больше огня.

Он умер, и он позабыт, незаметный герой,Друзья его заняты сами собой.

От страшной жары изнывая, паукНа нитке отдельной висит.Гремит погремушками лук,И бабочка в клюкве сидит.

Не в силах от счастья лететь,Лепечет, лепечет она,Ей хочется плакать, ей хочется петь,Она вожделенья полна.

Вот ягода падает вниз,И капля стучит в тишине,И тля муравьиная бегает близ,И мухи бормочут во сне.

А там, где шумит земляника,Где свищет укроп-молодец,Не слышно ни пенья, ни крикаЛежит равнодушный мертвец.

1933

На день рождения Т.Г.Г.*

Вот птичка жирная на дереве сидит.То дернет хвостиком, то хохолком пошевелит.Мой грубый глаз яйцеподобныйВ ней видел лишь предмет съедобный.

И вдруг однажды вместо мяса, перьев и костейЯ в ней увидел выражение божественных идей.

Перемените же и Вы по случаю рожденияКо мне пренебрежительное отношение.

1933?

Тамаре Григорьевне*

Возле ягоды морошкиВ галерее ботаническойНа короткой цветоножкеВоссиял цветок тропический.

Это Вы — цветок, Тамара,А морошка — это я.Вы виновница пожара,Охватившего меня.

1933?

Супруге начальника (На рождение девочки)*

На хорошенький букетикВаша девочка похожа.Зашнурована в пакетикЕе маленькая кожа.

В этой крохотной канашкеС восхищеньем замечаюБлагородные замашкиЕе папы-негодяя.

Негодяя в лучшем смысле,Негодяя, в смысле — гений,Потому что много мыслиОн вложил в одно из самыхлучших своих произведений.

(1934)

Перемена фамилии*

Пойду я в контору «Известий»,Внесу восемнадцать рублейИ там навсегда распрощаюсьС фамилией прежней моей.

Козловым я был Александром,А больше им быть не хочу!Зовите Орловым Никандром,За это я деньги плачу.

Быть может, с фамилией новойСудьба моя станет инойИ жизнь потечет по-иному,Когда я вернуся домой.

Собака при виде меня не залает,А только замашет хвостом,И в жакте меня обласкаетСердитый подлец управдом…

Свершилось! Уже не Козлов я!Меня называть Александром нельзя.Меня поздравляют, желают здоровьяРодные мои и друзья.

Но что это значит? ОткудаНа мне этот синий пиджак?Зачем на подносе чужая посуда?В бутылке зачем вместо водки коньяк?

Я в зеркало глянул стенное,И в нем отразилось чужое лицо.Я видел лицо негодяя,Волос напомаженный ряд,Печальные тусклые очи,Холодный уверенный взгляд.

Тогда я ощупал себя, свои руки,Я зубы свои сосчитал,Потрогал суконные брюки —И сам я себя не узнал.

Я крикнуть хотел — и не крикнул.Заплакать хотел — и не смог.Привыкну, — сказал я, — привыкну.Однако привыкнуть не мог.

Меня окружали привычные вещи,И все их значения были зловещи.Тоска мое сердце сжимала,И мне же моя же нога угрожала.

Я шутки шутил! Оказалось,Нельзя было этим шутить.Сознанье мое разрывалось,И мне не хотелося жить.

Я черного яду купил в магазине,В карман положил пузырек.Я вышел оттуда шатаясь,Ко лбу прижимая платок.

С последним коротким сигналомПробьет мой двенадцатый час.Орлова не стало. Козлова не стало.Друзья, помолитесь за нас!

(1934)

Муха*

Я муху безумно любил!Давно это было, друзья,Когда еще молод я был,Когда еще молод был я.

Бывало, возьмешь микроскоп,На муху направишь его —На щечки, на глазки, на лоб,Потом на себя самого.

И видишь, что я и она,Что мы дополняем друг друга,Что тоже в меня влюбленаМоя дорогая подруга.

Кружилась она надо мной,Стучала и билась в стекло,Я с ней целовался порой,И время для нас незаметно текло.

Но годы прошли, и ко мнеБолезни сошлися толпой —В коленках, ушах и спинеСтреляют одна за другой.

И я уже больше не тот.И нет моей мухи давно.Она не жужжит, не поет,Она не стучится в окно.

Забытые чувства теснятся в груди,И сердце мне гложет змея,И нет ничего впереди…О муха! О птичка моя!

(1934)

Таракан*

Таракан попался в стакан

Таракан сидит в стакане.Ножку рыжую сосет.Он попался Он в капканеИ теперь он казни ждет

Он печальными глазамиНа диван бросает взгляд,Где с ножами, с топорамиВивисекторы сидят

У стола лекпом хлопочет,Инструменты протирая,И под нос себе бормочетПесню «Тройка удалая».

Трудно думать обезьяне,Мыслей нет — она поет.Таракан сидит в стакане,Ножку рыжую сосет

Таракан к стеклу прижалсяИ глядит, едва дыша…Он бы смерти не боялся,Если б знал, что есть душа.

Но наука доказала,Что душа не существует,Что печенка, кости, сало —Вот что душу образует

Есть всего лишь сочлененья,А потом соединенья

Против выводов наукиНевозможно устоятьТаракан, сжимая руки,Приготовился страдать

Вот палач к нему подходит,И, ощупав ему грудь,Он под ребрами находитТо, что следует проткнуть

И, проткнувши, на бок валитТаракана, как свиньюГромко ржет и зубы скалит,Уподобленный коню

И тогда к нему толпоюВивисекторы спешатКто щипцами, кто рукоюТаракана потрошат.

Сто четыре инструментаРвут на части пациентаОт увечий и от ранПомирает таракан

Он внезапно холодеет,Его веки не дрожатТут опомнились злодеиИ попятились назад.

Все в прошедшем — боль, невзгоды.Нету больше ничего.И подпочвенные водыВытекают из него.

Там, в щели большого шкапа,Всеми кинутый, один,Сын лепечет: «Папа, папа!»Бедный сын!

Но отец его не слышит,Потому что он не дышит.

И стоит над ним лохматыйВивисектор удалой,Безобразный, волосатый,Со щипцами и пилой.

Ты, подлец, носящий брюки,Знай, что мертвый таракан —Это мученик науки,А не просто таракан.

Сторож грубою рукоюИз окна его швырнет,И во двор вниз головоюНаш голубчик упадет.

На затоптанной дорожкеВозле самого крыльцаБудет он, задравши ножки,Ждать печального конца.

Его косточки сухиеБудет дождик поливать,Его глазки голубыеБудет курица клевать.

(1934)