Быть Хокингом - Джейн Хокинг

Образ любимой Люси, стоящей на кафедре и читающей сонет Шекспира о соединении двух сердец[202], был просто незабываем.

Она стояла, одетая в сияющий кремовый шелк, сложив руки под животом, как будто набираясь уверенности от своего крошечного, пока не родившегося шестимесячного сына, а ее жених Алекс, сияя от гордости, смотрел на нее, сидя среди гостей. Были и странные раздражающие моменты: например, ужасная скрипучая ручка, из-за которой моя роспись в документах превратилась в неряшливые каракули, вернув меня к унизительным воспоминаниям о провале экзамена по каллиграфии в школе Сент-Олбанс. Служба закончилась слишком быстро, и мы с Джонатаном медленно скользили вдоль прохода, мысленно взлетая вместе со звуками прелюдии Баха «Святая Анна» и глядя на радостные лица гостей. Мы вышли на солнце – был первый ясный день за последние несколько недель, – чтобы расцеловать и обнять всех наших гостей и знакомых перед тем, как присоединиться к длинной неторопливой колонне автомобилей, возглавляемой нашими друзьями из Франции, чтобы поехать на фотосессию в Уимпол-холле[203], а затем на прием, ужин и празднество, длившееся до ночи.

Мы с Джонатаном оптимистично надеялись вести сравнительно нормальную жизнь после нашей свадьбы. С тех пор я поняла, что нет такого понятия – нормальная жизнь. Конечно, у нас много дел, среди которых музыка играет главную роль: я все еще увлекаюсь церковным репертуаром и иногда даю сольные концерты под аккомпанемент Джонатана. Я больше не преподаю – у меня слишком много других дел, требующих внимания, но я все же нахожу время для танцев, что было в прошлом почти невозможно для меня как участника или зрителя. Мы с Джонатаном много путешествуем: как можно чаще уезжаем в свою «параллельную Вселенную» – в сельскую Францию, где я работаю на лугу в саду, созданном мной в честь начала нового тысячелетия, а Джонатан разрабатывает планы новых выступлений для Кембриджского камерного оркестра музыки барокко или хора оксфордского колледжа Магдалины, которым он дирижирует и руководит в течение пяти лет в должности регента и музыкального руководителя.

Все же иногда у нас бывает время без забот и хлопот. К началу лета нашей свадьбы моя мама уже почти перестала двигаться из-за артрита и смогла продолжать жить дома в Сент-Олбансе только благодаря тому, что папа преданно заботился о ней. Несмотря на то что я регулярно их навещала, все же неотвратимо настал день, когда папа, который очень плохо слышал, больше не мог справляться сам. Нам снова пришлось нанимать сиделок через частное агентство, так как вновь никакой помощи не было ни от государственной системы здравоохранения, ни от социальных служб. Все наши надежды на то, что оплачиваемые сиделки окажутся профессионалами, разбились вдребезги. За некоторыми изумительными исключениями, многие оказались подозрительными личностями, чья честность была сомнительна, квалификация недостаточна, а подготовка не отвечала требованиям; папа часто просил меня прийти к нему в дни государственных праздников, когда подменные сиделки не появлялись, хотя должны были. Папу, часто озадаченного своеобразным поведением сиделок, одна из которых, например, ела фруктовый пирог с майонезом, никогда не покидало чувство юмора, но в конце концов он принял решение переехать вместе с мамой в дом престарелых неподалеку от Кембриджа.

С облегчением вздохнув после того, как они поселились рядом с нами и были в надежных руках, я вдруг поняла, что на мне лежит ответственность за продажу их дома и мебели, колоссальная и изнурительная задача, но я была рада выполнить ее, пока они еще были живы. По-прежнему обладавший удивительным интеллектом, но очень страдавший от странного контраста между молодостью духа и разрушающейся телесной оболочкой, папа умер от пневмонии, усугубленной болезнью Паркинсона, в июне 2004 года. Он отказался ложиться в Адденбрукский госпиталь, так как его отпугнуло то, как ужасно там обошлись с мамой всего несколькими неделями ранее, когда она лечилась от бронхита. Вопреки всем прогнозам, мама пережила его и не только отметила свой девяностый день рождения в марте 2006 года, но и успела увидеть маленького Джорджа, своего четвертого правнука и нашего второго внука.

Как и ко многим важнейшим событиям в жизни, невозможно подготовиться к моменту, когда родители становятся нашими пожилыми детьми, а мы зажаты между поколениями как начинка в сэндвиче. И так же невозможно предупредить человека о травме, которую он ощутит, когда умирают родители, сколько бы лет им ни было. Двух людей, которые всегда и безоговорочно находились рядом, на кого я могла неизменно рассчитывать всю жизнь, больше нет. Как будто не хватает какой-то части меня, и сейчас, всего неделю спустя после смерти мамы, я вдруг поняла, что перелетела уже полмира в состоянии одинокого безмолвного шока. Дома меня ждало много ободряющих соболезнующих сообщений, отдающих дань ее самоотверженному характеру, искренней заботе о людях и интересу к ним, ее преданности правому делу, глубокой привязанности к семье и вдохновенной непоколебимой вере, однако печаль прошлой недели все еще не прошла. Она со мной везде, куда бы я ни отправилась. Раньше я могла представить, как, должно быть, ужасно потерять ребенка или супруга, но я даже вообразить не могла, как сильно потрясет все основы моего бытия потеря родителей.

За последние десять лет в семье возникли и другие сложности, помимо ухода за моими престарелыми родителями. Я не буду углубляться в рассказ о них, скажу лишь, что для их решения потребовались особые силы, которые я возобновляла на моем внутреннем мысе доброй надежды, укреплявшем меня с первых дней брака со Стивеном. Моя вера в Бога стала более всеобъемлющей, менее наивной и эмоциональной, однако она так же берет начало в христианской морали и находит свое духовное выражение в музыке. Старый оптимизм исчез; вместо него появилась решительность в преодолении невзгод, которой я, возможно, научилась у Стивена.

Что касается семьи, то Роберт обосновался в Соединенных Штатах, похоже, навсегда; нам повезло, что двое детей все еще живут в Великобритании и мы часто видимся с ними. Люси работает писателем и одна воспитывает своего прекрасного сына Уильяма. Это чудесный, но трудный ребенок, у которого диагностировали аутизм в 2001 году.

Тим избавился от неуверенности в себе, сопровождавшей его в детстве, и стал остроумным и любознательным. Несмотря на то что он гордится своим отцом, он особенно чувствительно относится к тому, что живет в тени его славы, и предпочел бы, чтобы его ценили за его собственные таланты и труды, а не за родственные связи. Он лингвист, как и я, учился на факультете современных языков и решил защищать магистерскую диссертацию по маркетингу.