На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

— Два Агадира, — сказал сбитый с толку Кит. — Он вышел на берег из Атлантического океана? В двух городах одновременно, на расстоянии пятисот миль?

 — Словно Гибралтарский пролив действовал, как некая метафизическая точка пересечения между мирами. В те дни пройти сквозь эту узкую апертуру в необъятные непредсказуемые пространства Океана значило выйти за пределы известного мира, и, может быть, это условность —пребывание в одном месте в один момент времени... Во время перехода не выбрало ли судно сразу два пути? Не веял ли ветер сразу в двух направлениях? Или это огромная рыба владела силой билокации? Две рыбы, два Ионы, два Агадира?

—   Этот дым, который я тут вдыхаю, — спросил Кит, — это не...хм, гашиш?

— Никогда не слышал об этом веществе, — благочестивый старец казался оскорбленным.

 В заведении было темно. Словно меньше было необходимости в обычных источниках света, одна лампа чадила зловонным бараньим жиром. В квартале Касба люди пением вводили себя в транс. Где-то на улице музыканты Гнауа играли на лютнях, задавая ритм металлической ручной перкуссией, видимые лишь тем, для кого играли.

Они покинули бухту Агадира, обогнули Игир Уфрани, когда солнечный свет лишь коснулся горных вершин, и наметили курс к северо-востоку на Ла-Манш, с берега их больше не было видно из-за дыма. Кроме местной марокканской рыбы, селедки Могадора, alimzah и tasargelt, по мере продвижения на север их улов становился всё хуже, в чем экипаж винил присутствие Кита, пока вдруг однажды утром в Бискайском заливе «Фомальгаут» не наткнулся на огромную стаю рыб нескольких видов, столь непомерно избыточную, что она стала серьезным испытанием для верпов и лебедок.

— Это однажды должно было случиться, — предположил шкипер. — Чертов Иона наоборот — вот это что.

 Действительно, несколько видов рыб, казалось, сверкали динамическим серебряным блеском, расплескавшимся в тралах и обильно переливавшимся на палубу каждый раз, когда кутки сетей были развязаны. Кита задействовали для сортировки улова, сначала ему доверили только отделять промысловую рыбу от мусора, но вскоре он начал различать тончайшие нюансы палтуса и камбалы, трески и мерлузы, морского языка, косорота и леща.

 Как только трал правого борта опустел, они снова зашли в порт. Кажется, конца-края не было видно этой размером с континент стае, в которую они вошли. Кит заметил, что теперь на него бросают даже еще более странные взгляды, чем раньше.

Это продолжалось день, а потом ночь, пока на борту совсем не осталось места, хотя бы для одной сардины, и они вернулись в Остенде, вошли в Стакетсел и поплыли вниз по каналу, фальшборты находились вровень с поверхностью воды. Рыба заполняла кладовые под ахтерпиком и тросовые кладовые, рыба высыпалась из иллюминаторов и плюхалась на морские карты, спустя несколько часов члены экипажа находили рыбу в своих карманах, не говоря уж о

—  О, пардон, mon chou, это не то, что ты думаешь...

Тем временем, оставив своего военного двойника блуждать в туманах, «Ступендика» продолжила свое гражданское путешествие.

   Бриа пыталась поднять настроение Далли:

  — Эй, ты ведь знаешь, что говорят о романах на борту судна.

  — А это был он?

 — Тебе лучше знать, ты — искательница приключений.

  — Что насчет его друга?

— Старомодный Рути? Я у него уже спрашивала, он сказал, что они разошлись в машинном помещении, и с тех пор никто Кита не видел.

Что за безумием было в это ввязаться? Далли обыскала всю «Ступендику» от лунной палубы до кубрика, расспрашивая пассажиров, стюардов, кочегаров, членов палубной команды, офицеров, не видели ли они Кита. Никаких результатов. За обедом она потребовала объяснений у Капитана.

 — Он мог сойти на берег в Агадире, но я отправлю радиограмму, — пообещал Капитан.

Конечно. Единственное, на что она сейчас надеялась — что чертов ненадежный студент Йеля не свалился за борт. Она находила наименее людные помещения судна и лежала в шезлонге, всматриваясь в волны, которые любезно темнели, осторожные, крутобокие, с белыми барашками, потом небо затягивало тучами и шторм швырял их на судно с правого крамбола.

В Гибралтаре судно, кажется, приостановилось, словно ожидая разрешения. Она представила, что пассажирам разрешили ненадолго сойти на берег, и она ночью с какой-то неприступной скалы, с грозовых высот смотрит в безжалостные черные воды Атлантики. Где угораздило Кита пропасть? На мгновение она увидела его силуэт где-то далеко внизу, у подножия крутой скалы, кажется, он тащил маленькую ненадежную лодчонку вперед на серые просторы, собираясь пуститься в какое-то невозможное путешествие...

«Ступендика» продолжала плыть дальше, держась возле Средиземноморского побережья, плывя от одного порта к другому, мимо домов и бледных утесов, с которых разлеталась листва, их жители были заняты своей жизнью на крутых улочках городов, маленькие такелажники-латиняне сновали вокруг, как мотыльки.

Эрлис тактично держалась на расстоянии, не собираясь разбивать молотком эту романтическую помеху Далли, особенно поскольку никто, кажется, не знал определенно, насколько важно это может быть. Далли надеялась, что Бриа переживет это первой, с той лишь разницей, что как-то тихо и без особых усилий, как могла видеть ее мать, Бриа избегала любых разумных советов, которые она когда-либо ей давала, играя не только Рут Табсмит, но и, достаточно долгое время, пассажирку четвертого класса, чувствуя себя там, как рыба в декоративном пруду.

Словно она ненадолго покинула свою жизнь и получила способность путешествовать параллельным курсом, достаточно «близко», чтобы наблюдать за тем, как она это делает, Далли открыла альтернативный способ путешествия по земле, от порта к порту, быстрее, чем плыло судно... Казалось, она несется немного выше уровня земли, сквозь благоуханные сумерки позднего лета, параллельно курсу корабля...наверное, то и дело среди песчаных холмов, кустарника и невысоких бетонных стен она мельком замечала «Ступендику», на полном ходу идущую вдоль бесконечного побережья, упрямую и неповоротливую, все ее детали, створки и уступы были неяркого серого цвета, словно тело мухи, видимое сквозь ее крылья...настала ночь, и судно обогнало ее, незаметно подкравшись сзади...Она вернулась в шезлонг, запыхавшись и вспотев, взволнованная без причины, словно только что избежала какой-то организованной угрозы ее безопасности.

Они остановились в Венеции в тумане посреди ночи, чтобы осуществить какую-то краткую призрачную операцию. Далли проснулась, выглянула из иллюминатора и увидела флотилию черных гондол, на каждой по фонарю, в каждой один пассажир, закутавшийся в плащ, все они стояли прочно, всматриваясь вперед во что-то, что, кажется, понимали лишь они. Это Венеция? Она помнила, что мысленно задала себе этот вопрос, потом снова уснула. Утром они наконец вошли в порт приписки «Ступендики», Триест. Толпы людей вышли на Пьяцца-Гранде, чтобы поприветствовать судно. Дамы в огромных шляпах об руку с офицерами австро-венгерской армии в сине-пурпурно-золотом прогуливались по Рива со всей уверенностью мечты. Военный оркестр играл попурри из произведений Верди, Денца и местного любимца Антонио Смарелья.

Далли позволила, чтобы ее мягко смело на берег в суматохе высадки. У нее было чувство, словно она замерла. Она никогда не слышала об этом месте. На время она забыла о Ките, где она?

Сопровождаемый двусмысленными взглядами членов экипажа «Фомальгаута», Кит забрал свою зарплату в Остенде, пошатываясь, сошел на Пристань Рыбаков, сел в электрический трамвай и приехал к самой гостинице «Континенталь», где, как ему почему-то казалась, его ожидала забронированная на его имя комната.

Но там о нем не слышали. Приняв это близко к сердцу, он собирался апеллировать к фамилии Вайба, но увидел себя в одном из зеркал холла в золотой раме, и здравомыслие возобладало. Японский городовой! Он был похож на мусор, выброшенный на берег. И несло от него так же, если подумать. Он снова вышел на улицу, сел в другой трамвай, который вез его по городу вдоль бульвара ван Изегейма, потом несколько раз свернул налево и снова направился к Бухте. Толпы народу, которые он видел, были гораздо более благопристойны, чем он. На Пристани Императора, почти там, откуда он начал свой путь, Кит не придумал ничего лучше, как зайти в маленькое бистро, сесть в углу с кружкой пива за двенадцать сантимов и обдумать ситуацию. У него было достаточно денег, чтобы остановиться где-то хотя бы на ночь, прежде чем он придумает, как добраться в Гёттинген.