На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

Далли скатилась со своей койки на палубу, а через секунду то же самое произошло и с Бриа, которая приземлилась поверх нее с криком «Porca miseria! Что творится?».

   Вбежала Сисси.

  — Это, должно быть, Поп, снова умом тронулся!

—  Конечно, спиши всё на фокусника, — заметил старший Зомбини, который стоял, задрапировавшись, в дверном проеме, — это старый Эффект Лайнера-Линкора. Тут со всеми всё в порядке?

   Странно, Далли волновалась о Ките.

Сделав несколько сумасшедших кругов на одном компактном пространстве на безумной скорости, судно, словно взяв себя в руки, наконец замедлило ход, легко вернулось в вертикальное положение и взяло устойчивый новый курс зюйд-ост-тень-оста. Благодаря огромному магнитному компасу, вмонтированному в стену зала для развлечения пассажиров, о изменении направления вскоре узнали все.

 — Куда же, черт возьми, мы плывем? — карманные атласы достали из карманов. — Посмотрим, если мы повернули здесь...

 Оказалось, что ближайшая к ним суша — Марокко.

В машинно-котельных отделениях всё медленно возвращалось в норму, что бы это здесь ни значило. Телеграф смягчил свои требования к скорости, всем велели, по крайней мере, воздержаться от полной боевой готовности, левый и правый борт вернулись на место. Снова мир.

Когда оскорбления переключились на другие цели и Кит достиг определенного уровня невидимости:

— Ну, всё это было очень познавательно, — заявил он, — думаю, теперь я вернусь в свою каюту, спасибо за всё, особенно — вам, Старший Обергауптхетцер, там...

—  Нет, мистер. Нет-нет, он не понимает: больше нет кают, это больше не «Ступендика». То восхитительное судно уплыло навстречу своей судьбе. На верхних палубах вы теперь найдете только дредноут Его Величества «Император Максимилиан». Действительно, некоторое время у этих суден было общее моторное отделение. «Более глубокий уровень», решающий проблему двойственности. В некотором роде китайская ситуация, nicht wahr, не так ли?

Сначала Кит воспринял всё это как розыгрыш Бригады Кочегаров, и как можно быстрее прокрался вверх по лестнице, чтобы посмотреть. У люка стояли морские дозорные с винтовками Манлихера.

 — Я пассажир, — начал протестовать Кит. — Я из Америки.

  — Я слышал. А я из Граца. Возвращайтесь обратно.

Он пробовал другие лестницы, другие люки. Карабкался по вентиляционным шахтам и прятался в прачечных, но всё это помогало не больше пяти минут в беспощадном сером военном мире, лишенном гражданских благ: никаких женщин, цветочных композиций, эстрадных оркестров, высокой кухни, хотя он был благодарен за несколько вдохов свежего воздуха полной грудью.

 — Нет-нет, трюмный краб, это не для таких, как ты, возвращайся в свои глубины сейчас же.

 Кит получил койку в кубрике, в тесном изгибе эркера, и О. И. С. Бодайн пришел убедиться, что всё нормально. Он превратился в Призрака Нижних Палуб, изучил все места, в которых можно спрятаться, когда кто-то спускался с верхних палуб, а в остальное время регулярно отрабатывал смены кочегаром.

 Для Тевтонца высокого ранга Капитан этого судна оказался на удивление нерешительным, меняя свои решения каждые пять минут. Несколько дней дредноут Его Величества «Император Максимилиан» пытался найти берег, сначала плыл на север, потом — снова на юг, туда-сюда, всё в большем отчаянии, словно пытаясь найти эпическое морское сражение, которое, как думал Капитан, происходило прямо сейчас... Хотя первым портом захода был объявлен Танжер, в то время, по информации «матросского телеграфа», находившийся под контролем мастного военного диктатора Мулай Ахмеда ер-Расули, Капитан решил вместо этого причалить дальше к югу, в жемчужине Железного берега — Агадире.

Кит выяснил причину этого решения, когда заметил стопку использованных тарелок и блюд из обеденного зала первого класса у двери одного из пустых угольных бункеров. Из любопытства он заглянул в бункер и, к своему удивлению, увидел группу спрятавшихся людей, которые жили там всё это время, большинство из них говорило на немецком. Кажется, их должны были внедрить на побережье Атлантического океана в качестве «колонистов», чье присутствие затем должно оправдать интерес Германии к этой территории. Из дипломатических соображений их изолировали в машинном отделении, об этом знал только Капитан, среди его приказов были зашифрованы несколько пунктов относительно их размещения в качестве теневых колонистов по требованию, ведущих подсобное хозяйство на территории, малоперспективной для земледелия, побережье было столь же предоставлено воле ветра, сколь внутренние районы находились во власти племени Су, в целом не расположенного к Европейцам. Фактически побережье было закрыто для всей иностранной торговли эдиктом молодого султана Абдул Азиза, несмотря на это, Франция, Испания и Англия заключили сделку, в соответствии с которой Франция получила право «мирного проникновения» в любой другой регион Марокко.

Там, как сон среди безжалостного марша валов, колонистам начало казаться, что они видят на горизонте, даже чувствуют на ветру запах сказочных Канар, которые вскоре стали воплощать их единственную надежду на освобождение. Многие сошли с ума, сели в маленькие лодки или просто вплавь ринулись на запад, и больше о них никто не слышал.

— Что произошло? Мы уснули в Любеке, а проснулись здесь.

—  Я направляюсь в Геттинген, — сказал Кит, — если могу отвезти какие-то ваши сообщения, я с удовольствием.

 — Насколько высоки твои шансы туда добраться, если ты прячешься здесь, как мы?

 — Временная задержка, — пробормотал Кит.

 Городские жители, торговцы Су, Берберы из долины, купцы с караванами с гор и из пустыни забросили свои мелочи повседневного бизнеса, стояли на берегу и глазели, не зная точно, угрожает ли им опасность. Мало кто когда-нибудь здесь видел судно, размерами превышавшее рыбацкий баркас, остальные проплывали тенями где-то далеко в море, их размеры были нечеткими. Козлы-древолазы, сидевшие в ветвях аргании, приостановили объедание фруктов, похожих на оливки, чтобы внимательно рассмотреть металлического гостя. Музыканты Гнауа начали вызывать mlouk gnaoui, обращаясь к привратнику Высших Черных с просьбой открыть двери добра и зла. Все согласились, что судно, должно быть, приплыло откуда-то из очень далеких мест, предположение, что оно происходит из одной из «Великих Держав», мало прояснило ситуацию, поскольку данное словосочетание на этом изолированном побережье включало в себя возможности вне пределов земной географии.

Ослепительно белые стены города предоставили себя на обозрение высокому дрейфующему надменно и без прикрас за пределами повседневной размеренности, отбрасывая заостренные тени сквозь дым труб и пламени, второпях разведенного на берегу, судну, из дружелюбия или страха — непонятно...

 Будто снова воплотившись из какого-то промежуточного состояния бардо, однажды безлунной ночью гражданские пассажиры, включая Кита, выскользнули по одному из отверстия в борту «Императора Максимилиана», изначально предназначенного для запуска мини-субмарин, и их тайно выстроили в ряд на берегу, после чего дредноут уплыл обратно в море. Кит, не уверенный, что у него есть будущее во флоте Габсбургов, решил высадиться на берег здесь, быстро нашел себе комнату между портом и дорогой на Могадор, и начал зависать в прибрежном баре «Тавил Балак».

— Мы тут в городе довольно-таки космополитичны, — говорил бармен Рахман, — но тебе лучше не заходить слишком глубоко в долину.

Однажды ночью появился рыбак из парового траулера, независимо шедшего из Остенде, «Фомальгаут», несколько членов экипажа спрыгнули на берег в Танжере.

  — У нас нехватка рабочих рук, — сказал Киту шкипер. — Ты нанят.

Остаток вечера прошел как в тумане. Кит помнил, что вступил в дискуссию о проблеме двух «Ступендик» с Моисеем, местным еврейским мистиком.

— На самом деле это привычно для здешних мест. Иона — классический случай. Вспомни, что он плыл в Фарсис, порт которого находится на расстоянии пятисот миль отсюда на север, сейчас он называется Кадис, одно из альтернативных названий — Агадир. Но в этом Агадире принято считать, что Иона сошел на берег на юге отсюда, в Массе. Там есть мечеть в честь этого события.