Последние магнаты. Тайная история - William D. Cohan

Заявив, что неожиданное предложение Феликса занять пост заместителя председателя ФРС выглядит не более чем неумелой попыткой покинуть фирму, Эндрюс заметила, что "за последние несколько лет Lazard начала меняться так, что ослабила хватку Рохатина - изменения произошли не только в структуре бизнеса фирмы, но и в растущем влиянии поколения молодых партнеров". Она процитировала неназванного "молодого партнера", который признался, что "есть мнение, что Феликс - часть проблемы", а затем повторила шутку, ходившую по фирме: "Какая разница между Богом и Феликсом Рохатиным? Бог не считает себя Феликсом Рохатиным". В статье описывалось, что Стив был "яппи-версией" Феликса, с его успехом в сделках, вниманием СМИ, огромным Rolodex. Затем были описания "широко желанных" приглашений в квартиру Рэттнеров на Пятой авеню, где отмечались такие личности, как Микки Кантор, Вартан Грегориан и Генри Луис Гейтс, или на их ежегодный августовский коктейльный вечер на Винограднике Марты, где первая семья была завсегдатаем, наряду с друзьями Харви Вайнштейном и Брайаном Робертсом. О пребывании Раттнеров в спальне Линкольна в июле 1995 года "знают все, кому нужно знать", - написал Эндрюс, отметив, что визит включал "личное время для общения" с Клинтонами.

Идея о том, что Стив стал протеже Феликса - идея, которую оба мужчины некоторое время активно поощряли, - была с легкостью развенчана. Феликс "никогда не хотел" иметь протеже, сказал неназванный друг Феликса. "Вы должны понять, - продолжал этот человек, - Феликс одинок и презирает идею избранного преемника". Феликс считал, что Стив намного опередил его. "Феликс так много работал", - сказал другой человек, стоявший у истоков Феликса. "Он страдал на войне и при Андре. Он сделал MAC. Я думаю, что для него эмоционально и интеллектуально оскорбительно, что Стив Раттнер считается его наследником". Фрейдистский аспект этой вражды было трудно игнорировать. "Я не понимаю, почему такой человек, как Феликс, который сделал так много хорошего и получил за это признание, не может быть в мире", - сказал источник Эндрюсу. "Стив - хороший банкир. У него очень ограниченный опыт в том, что касается видов бизнеса, которыми он занимался. Он еще не достиг больших успехов на государственной службе". Почему Феликс считает нужным его раздавить?" Другой друг Стива сказал Эндрюсу: "Может быть, Стив хочет стать президентом Брауна или музея Метрополитен, может быть, он согласится на должность заместителя секретаря в Вашингтоне, но я не думаю, что он обманывает себя тем, что через пятнадцать лет станет министром финансов".

Разумеется, нигде в нью-йоркской статье Феликс не признал, что, возможно, Стив, так похожий на самого Феликса, на самом деле обошел и превзошел старшего в этой чрезвычайно громкой игре с высокими ставками. Возможно, такое признание потребовало бы от Феликса того самосознания, которым он не обладает. Но даже психолог-любитель мог бы быстро прийти к выводу, что действия Феликса в середине 1990-х годов - публичные выпады, обвинения в профессиональной нечистоплотности, размышления о работе во Всемирном банке, предложение занять пост в ФРС - также были очевидными признаками ревности и разочарования. Другой человек, утверждавший, что хорошо знает и Стива, и Феликса, сказал: "Сын становится слишком успешным, так что же делать отцу, кроме как преследовать его за то, что, как он подозревает, есть в нем самом?" Другой "общий друг" сказал: "Я знаю и Стива, и Феликса достаточно хорошо, чтобы сказать, что это один и тот же человек".

Как раз в этот момент Артур Сульцбергер-младший встал на защиту Стива в статье в New York. Он был одним из двух человек, процитированных в записи от имени Стива; вторым был друг Стива и бывший коллега по Times Пол Голдбергер. "Это почти преступление, что статья в Vanity Fair должна кому-то помочь или навредить", - сказал Сульцбергер, а затем сослался на обвинение Феликса в том, что Стив был источником утечек из зала заседаний совета директоров Paramount. "Это все равно что спросить, может ли статья в Midnight Magazine повлиять на вас. Это так чертовски бессодержательно. Нанесение вреда Lazard противоречит всему, во что верит Стив. Независимо от того, был ли это другой источник или нет, я не верю, что взрослые люди стали бы решать эту проблему таким образом". Он объяснил медийную смекалку Стива как естественный результат того, что он столько лет проработал репортером, в отличие от Феликса, которому пришлось приложить немало усилий, чтобы разводить и соблазнять журналистов. "Стив не собирает людей, - продолжил издатель "Таймс". "Он их привлекает. Я видел Феликса на большем количестве мероприятий, чем Стива. Вы не можете обвинить Стива в том, что он медиа-альпинист, не сказав, что он и издатель New York Times сидели за соседними столами в течение двух с половиной лет. Стив хорошо ладит со СМИ, потому что много лет был их талантливым сотрудником. Этого нельзя сказать о Феликсе или многих других людях, которым пришлось учиться этому для своих конкретных целей".

Размышляя десять лет спустя о борьбе поколений между Феликсом и Стивом в Lazard, Сульцбергер заметил:

Менять культуру сложно. Изменения культуры трудны в любой организации. В Lazard Стив пытался привести эту культуру в соответствие с тем, к чему люди уже пришли. Культура крупных компаний в 1950-х, 1960-х и 1970-х годах определялась сделками, которые заключали люди, имевшие опыт 1930-х и 1940-х годов. Что за опыт был в 1930-1940-е годы? Великая депрессия и Вторая мировая война. И вот появилось поколение людей, пришедших на работу в 1950-1960-х годах и добившихся власти в 1970-х, 1980-х и начале 1990-х. И дело было в следующем: "Я видел Великую депрессию. Вы не уволите меня, и я не буду спрашивать о том, как мне быть реализованным..." Но теперь у вас есть целое новое поколение, чей жизненный опыт приходится на 1960-е годы. И они говорят: "Погодите-ка, вся моя жизнь - это больше свободы, больше гибкости. И, кстати, я вырос в тучные времена. Я могу пойти через дорогу и найти другую работу, а потом, если мне это не понравится, я могу пойти через дорогу и найти другую работу. Поэтому я хочу быть счастливым. Я хочу быть реализованной. Я хочу, чтобы мой голос был услышан". Таким образом, эти две культуры вступают в противоречие, поскольку происходит смена руководства. И это не проблема Lazard. Это не проблема New York Times. Это культурный сдвиг, который должен был произойти в этой стране.

По правде говоря, наряду со столкновением поколений и культур, которое она обнажила, сама статья в