Зеркало Мерлина - Андрэ Нортон

— Ты слышал? — заметил лорд одному из стоящих позади него. Он сказал по-английски, как бы желая, чтобы Блейк понял.

— Я слышал, ах коч кабоб.

Советник — с титулом майя. Можно ли на этом что-нибудь построить? — задумался Блейк. Майя были первыми купцами, торговыми разведчиками. Может, так продолжается и поныне, и тогда навязанная Блейку профессия окажется здесь более приемлемой, чем у благородного ацтекского воинства.

Человек метнулся в переднюю часть лагеря на колесах, и Блейк подумал, что он, наверное, сейчас посылает по радио рапорт.

— Значит, ты из Дозволенных Купцов в Ксоматле, где ты, без сомнения, имел дело с Якабеком. Почтекафлатоке? — Теперь лорд пользовался ацтекскими терминами.

— Мой мастер действительно имеет соглашение с Почтекафлатоке. Я не Текуненепке. Имя главы купеческой гильдии Поальтцин.

Ах коч кабоб пожал плечами и отдал какой-то приказ на местном диалекте. Блейка повели к другим машинам, стоявшим неподалеку, видимо, к транспорту для остальных членов отряда.

На некоторых машинах были оборудованы клетки. В двух находились обитатели: в одной медведь, а в другой волк такой огромный, что, по мнению Блейка, он мог бы стать страшным соперником ягуара. В третью пустую клетку втолкнули Блейка. В ней стоял отвратительный запах прежнего обитателя. Стражник растянулся на грязном полу, стараясь удержаться, когда мотор ожил и фургон попятился, разворачиваясь. Они проехали мимо лагерного кара.

Лорд гладил уши ягуара, положившего голову на его колено, Он взглянул на Блейка с легкой улыбкой, весьма похожей на оскал его любимца.

Узкая лесная тропа вывела их на широкую дорогу, покрытую щебенкой, а та, в свою очередь, перешла в шоссе, вымощенное каменными плитами. Время от времени они обгоняли грузовики с продуктами. Но Блейк ни разу не увидел пассажирского транспорта.

Ему не давали ни есть, ни пить, хотя две женщины в водительской кабине, останавливаясь время от времени, чтобы поменяться местами, делали себе сандвичи с какой-то темной пастой и пили из бутылок. Блейк просидел несколько часов. Но в конце концов уже не мог вынести этой напряженной позы и лег, стараясь только уберечь от тряски поврежденную руку.

Они проехали по единственной короткой улице маленькой деревушки. Блейк мельком увидел реку и пристань.

Их путь лежал на юг, но куда — Блейк не знал. Скоро он перестал интересоваться конечной целью, надеясь только, что будет, еще в сознании, когда достигнут ее.

Блейк боролся с бредом, который наступал все чаще и чаще и на более продолжительное время. Он начал приходить в себя от света, от сознания, что шоссе теперь стало улицей с рядами домов, которые соперничали с домами Порт-Акрона, если не превосходили их. Вспышки света позволяли увидеть причудливую резьбу, украшавшую дома. Было такое сильное движение, что у Блейка кружилась голова от шума колес, голосов, грохота большого города.

Его накрыла глубокая тьма. Затем снова возник свет, на этот раз приглушенный. Городские звуки ослабли. Фургон остановился, женщины вышли из него. Одна широко раскинула руки, другая окликнула кого-то.

Больше голосов, больше света. Задребезжала дверка клетки. Блейка вытащили. Как ни желал патрульный встретить врагов стоя, он осел на землю. Удар сапога пришелся почти по ожогу, и Блейк потерял сознание.

Холод… влага… он беспомощен в реке… Плыть… двигать руками и ногами… Но он не может… не может бороться с течением…

Вода лилась в его пересохший рот. Вода, о которой он так долго мечтал. Река — это хорошо! Она погасит огонь внутри! Блейк открыл рот шире, но брызги попали на тело, а не освежили губ.

Блейк открыл глаза. Над ним нависли лица. Три… четыре... Все незнакомые. Он хотел попросить воды, но вместо голоса раздался хрип. Чьи-то руки схватили его, дернули вверх. Мир закружился в диком танце. Блейк закрыл глаза, чувствуя тошноту от кружения лиц, света, стен.

Идти он не мог, его тащили волоком. Кругом разговаривали, но он не понимал ни одного слова. Затем его толкнули вперед. Он упал ничком на твердую поверхность и лежал так, Задыхаясь, пока носок сапога не повернул его на спину.

С огромным трудом Блейк открыл глаза. Яркий свет над ним был притушен, полутьма спрятала от него лица находившихся здесь людей. Затем кто-то склонился над ним, темные глаза внимательно оглядели его. Рука дернула геральдическую пряжку его пояса. Послышались резкие слова. Похоже, приказы. Блейка снова подняли и бросили на мягкие циновки. Старое морщинистое лицо выплыло из тумана, окутавшего Блейка. Обожженное место сильно болело, но руки его были приподняты. К губам поднесли чашку с питьем. Горькая жидкость полилась в рот, прошла в горло. Затем голову патрульного опустили на циновки, и он уснул.

Блейк проснулся с обостренным ощущением не только своего мозга и тела, но и окружения. Предчувствие стало таким полным, что Блейк, как натянутая струна, чутко улавливал всевозможные впечатления. Такое случалось с ним всего раза два в жизни, и тогда он черпал внутреннюю силу из благодатного обострения своего дара. Пока Блейк лежал с закрытыми, глазами, не показывая вида, что пришел в себя, он чувствовал, что в его мозгу бьется чужая мысль, — не такой зонд, какой он испытывал среди людей Брума, а нечто вроде неумелого ощупывания поверхности разума, будто кто-то хотел постичь его тайны, но не был искушен в этом деле.

Блейк вызвал выученную память Руфуса Трелейла. Отобрать эти воспоминания и удовлетворить такой зонд было очень легко. Подозрение исследовало его, но он неизменно оставался Руфусом Трелейлом, пока неловкий искатель не удалился, оставив Блейка одного в собственном мозгу. Любой обладатель такого таланта на Бруме, где способности развивались и усовершенствовались многими поколениями, был в сравнении с этим неуклюжим типом лазерным пистолетом рядом с кремневым ножом. Но тому, кто даже в слабой пси-энергии видел чудо, читающий хотя бы поверхностные мысли человек кажется магом. Люди Империи надеялись на тональпульки прорицателей, и большая часть привилегий древнего жреческого ранга все еще сохранялась, особенно в глазах низших классов. Гороскоп, составленный при рождении, определял жизнь человека с первых часов. И пси-власть любого рода делала тональпульки таинственной и особо почитаемой силой.

Блейк прислушался. Никаких звуков, доказывающих, что тот человек еще в комнате. Блейк открыл глаза. Над ним белела поверхность, по которой скользил солнечный луч. Где-то поблизости находилась кухня — ноздри Блейка щекотал приятный запах. Эти мирные знаки противоречили его внутренним предупреждениям. Он повернул голову влево и увидел стену с росписью из стилизованных листьев и цветов, которую прорезали три окна с непрозрачными стеклами. Они пропускали солнечный свет, но не позволяли ничего видеть за окнами. У стены стоял низкий стол. Сидели, вероятно, поджав ноги, на циновках, которые теперь были свалены в углу. Из этого Блейк заключил,  что он не в доме родовитого человека, а в таком месте, где хозяин придерживался старых обычаев. Это теперь встречалось только среди крестьян.