Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

И старшие товарищи повели себя не так, как можно было бы представить и как бывало. Не затерли, не затыркали новичка, обвинив его в отходе от годами вырабатывавшегося советского журналистского стиля, а переняли — в меру способностей — примаковскую новизну. Во времена, когда на каждое продвижение вверх по служебной лестнице уходили годы и годы, Примаков быстренько превратился из корреспондента в ответственного редактора, затем главного редактора всей редакции, а потом и зама главного Главной редакции.

Вижу в этом несколько закономерностей. Да, несомненный талант, о котором я уже говорил. А еще глубочайшие знания арабиста, молодого, однако какого же вдумчивого, кропотливого, глубоко копающего ученого. Не нарушая (только бы попробовал) устоявшихся советских догм, он умел преподнести событие не в одной лишь новостной, но и в аналитической плоскости. И при этом не впадал в бюрократизмы, трафареты, избегал высокого стиля, чем тогда даже не грешили, а привычно промышляли и вполне квалифицированные журналисты. Тут проглядывала разница между профессионализмом многих и даром предвидения, умением представить, что будет, если…

Впрочем, однажды, уже позже, Примаков чуть не получил по первое число от работника ЦК, посчитавшего, будто журналист перед переговорами выдал государственную тайну, оповестив читателя, а заодно и трудных партнеров о советской позиции на грядущей встрече. И Евгению Максимовичу пришлось доказывать, а он это умел, что не видел никаких секретных бумаг. Просто рассказал о переговорах так, как они ему видятся, без чужих подсказок. То, над чем работал отдел ЦК, журналист и ученый, этих двух понятий мне не хочется разделять, говоря о Примакове, предвидел, сформулировал и «выдал».

Шесть лет работы на радио закончились приглашением в святая святых — газету «Правда». Сейчас об этом источнике информации полузабыто, о нем вспоминают кто с иронией, а кто и с легкой ностальгией. Как-то я пару раз упрекнул способного, но всегда торопящегося сотрудника: мол, пишешь, как в «Правде». На третий раз паренек осмелился: «Николай Михайлович, извините, а что вы имеете в виду под правдой?»

А уж в 1960-е годы «Правда» была главным советским рупором. Работать в ней было престижно. И Примаков получил приглашение от ее зама главного редактора Иноземцева не куда-нибудь, а в важнейший отдел — международный.

Для тех, кто не знает, не знал или забыл. Отдел ИНО любой газеты считался местом для небожителей. А уж правдинский международный, откуда журналисты выезжали собственными корреспондентами в далекое зарубежье, был мечтой для каждого, знавшего языки. И Примаков попал в свою стихию. Сначала корреспондент, обозреватель, а потом и заместитель редактора Международного отдела по странам Азии и Африки, он сразу, как мы говорим, пробился на полосу. 1962–1965 — годы труднейшего (хотя когда было иначе) противостояния между Египтом, да и всем арабским Ближним Востоком, с вечным противником — Израилем. Сложнейшие политические маневры, бесконечные переговоры, попытки перетягивания на свою сторону казавшихся Москве перспективными лидеров типа Насера, с вручением ему и ближайшему его стороннику звания Героев Советского Союза. Что вызвало в СССР бурю негодования — всего лишь кухонную.

Во всем этом Примаков купался, как уже набравшийся опыта пловец-олимпиец, досконально изучивший свою ближневосточную акваторию. Его статьями зачитывались подписчики.

И не только. На глазах идеологической верхушки созревал феномен Примакова. Журналист превращался, нет, не в писателя, а в политика.

Выскажу свое личное. Здесь Евгений Примаков несколько напоминает мне еще одного героя этой книги, великого журналиста и разведчика Рихарда Зорге. Тот тоже вырастал из журналистских штанишек, становясь предсказателем, стратегом, советчиком, по-современному скажу — «решателем» — decision maker.

И Примаков в знак признательности за свой прорыв был послан собственным корреспондентом «Правды» на Ближний Восток. Он попал в самый разгар столкновений, стычек, споров, а затем войн, побед и поражений. За их развитием и исходом мы следили его глазами. Верно выбранный строгий и идеологически выдержанный тон, всегда ему свойственный. Но за этой правдинской строгостью сколько искренности. И какие подробности, подмеченные не просто созерцателем событий, а их участником. Не описание, а сопереживание. Не голословная поддержка, а доказательство правоты молодых ближневосточных лидеров. Мы, в Москве, были способны понять, как глубоко проник он в таинственный, закрытый для чужих арабский мир, превратившийся для него — и благодаря Примакову и для нас — в свой.

И даже катастрофические поражения арабских друзей не смущали Примакова. Он видел, предугадывал, что их время еще придет, настанет. Корреспонденту удалось совершить редчайший прорыв, почти недостижимый в журналистике, особенно той поры. Его герои — руководители арабских государств — превратились в его друзей. Да, это здорово, когда к вам домой приходят великие Галина Уланова или Игорь Моисеев. Но тут другое. Дружбу с вершителями судеб арабского — и не только — мира Примаков сумел обратить на пользу родине.

Ведь и годы спустя он вылетал на встречи с друзьями, чтобы помочь новой, молодой России добиться взаимопонимания с теми, кто был взращен (нет, не им) в его времена. Другого такого примера я не знаю.

Мне кажется, та долгосрочная и короткие командировки убедили людей, от которых во многом зависела судьба Примакова и таких, как он, что долго засиживаться в журналистах собкору по Ближнему Востоку нечего. Евгений Примаков способен еще и на гораздо большее. Нет, ему не стало тесно в журналистских рамках, что Евгений Максимович демонстрировал до конца своей долгой и счастливой творческой жизни. Но круг талантов, способностей Примакова был гораздо шире, разнообразнее.

И началась для него иная жизнь. Жизнь крупного политического деятеля мирового масштаба.

Здесь мне обязательно хочется отвести от Примакова обвинения, часто представителями моей профессии выдвигаемые. Якобы не любил директор разведки, министр иностранных дел, премьер общаться с журналистами. Попробую разбить оппонентов одним ударом. Да, Евгений Максимович с осторожностью, с большой осмотрительностью и тщательным