Наследница - Елена Невейкина

— Где? Здесь, в России?

— Ну, хотя бы здесь.

— Холод, — де Бретон даже плечами передёрнул, произнося это слово. — Немыслимо холодные зимы! А лето? Разве это лето? Сыро и ветрено, — пожаловался он.

Элен усмехнулась:

— Счастлива та страна, к которой политик может предъявить только такие претензии.

— Политик? Нет, это претензии человека, который вынужден здесь жить. Конечно, политика в этом тоже замешана, так как, если бы не дела, я бы тотчас вернулся на родину, ни дня лишнего здесь не остался бы, — у него в глазах появилось мечтательное выражение. — Не понимаю, как тут можно жить!.. А вы? Что держит вас в Петербурге?

— Меня? Любопытство. Я много слышала о России и решила посмотреть сама, что из всех слухов правда, а что — нет. А начинать знакомство со страной вполне естественно со столицы.

— И когда же вы планируете возвращаться?

— Думаю, ещё не скоро. Вот придёт зима, наступят рождественские праздники. Я очень хочу отпраздновать Рождество здесь, в Петербурге.

— Здесь нет того великолепия, как в других странах, Россия — православная страна и не имеет…

— Сударь, я тоже православная, — перебила его Элен. В её голосе послышались прохладные нотки.

— Православная?.. — барон смотрел на неё в замешательстве. — Но ведь Польша… в Польше католическая вера.

— В основном — да, и найти место, где я смогла бы молиться, было нелегко. Поэтому я всегда мечтала, как войду в настоящий большой храм, как там будет красиво и торжественно, особенно — в такой праздник…

— Вы сказали «в настоящий храм». А где же вы молились в Польше?

— Часто просто дома, перед иконами. Но время от времени я ходила в молельный дом. Это не церковь, а обычный дом, где живёт священник. Одна из комнат превращена как бы в маленький храм. В ней священник проводит службы. Там можно окрестить ребёнка, исповедаться, причаститься… Туда мы и ходили на праздничные службы.

— Мы? То есть, вас было много?

— Почему было? В Польше немало православных христиан.

Барон с удивлением смотрел на Элен и молчал.

— Что вас так поразило, сударь? — подняла брови Элен — То, что я — не католичка? Так это, поверьте, встречается.

— Ваш сарказм ни к чему, мадмуазель Елена. Просто я не встречал ещё ни одной женщины, похожей на вас.

— Ну, все мы разные, вряд ли можно рассчитывать найти двух людей, привычки и вкусы которых совпадали бы полностью.

— Нет-нет, я сейчас о другом. Вот возьмём, хотя бы сегодняшнее происшествие в лесу. Я сейчас мысленно перебирал женщин, с которыми был когда-либо знаком, и не смог вспомнить ни одной, которая повела бы себя в подобной ситуации так, как вы.

— О чём вы?

— Я не заметил у вас ни тени страха, ни намёка на брезгливость или отвращение. Вам не стало дурно, у вас не было истерики. Это удивительно, не находите?

— Месье Пьер, я не понимаю вашего удивления. Мне знакомы все те чувства, которые вы перечислили, но… Страх? Страх я испытываю, как и все, только одни показывают его всем, даже как будто кокетничают этим (причём не только женщины), а другие научились прятать его зачастую даже от самих себя. Отвращение? Отвращение у меня вызывает необъяснимая, неоправданная жестокость человека, наслаждающегося физическими страданиями других… Ну, и ещё — испорченная пища. Что же касается истерики, то я думаю, просто есть разные люди, с разным характером. У одних истерики — бывают, у других — нет. Я отношусь ко вторым. Это не заслуга, а данность.

— Но всё же, когда молодая девушка впервые видит убийство, смерть…

— А почему вы считаете, что впервые? — опять перебила Элен, и барон не нашёлся, что ответить.

Де Бретон ушёл. Элен тоже намеревалась уйти к себе, когда Юзеф внезапно спросил:

— Ты не заметила ничего странного в его поведении?

— Странного? Нет. По крайней мере, не больше, чем всегда.

— А вот мне показалось, что слишком много было сегодня совпадений.

— Каких? — Элен снова прошла от двери к дивану и села.

— Посуди сама, — Юзеф стоял напротив неё, сложив на груди руки. — Барон с самого начала говорил, что не собирается принимать участия в гоне, а рассчитывает провести время с нами. Заметь: он ещё ни разу не отказывался от охоты, и отзываются все о нём, как о большом любителе этого развлечения. Якобы он даже говорил, что если бы не охота, то делать в России было бы и вовсе нечего. Теперь: по лесу нас вёл он сам.

— Ну, это-то, положим, не так. Мы все были рядом. Скорее, нас вели наши лошади, которым предоставили свободу выбора.

— Да? А ты не заметила, что барон постоянно держался немного впереди?

— Заметила. Но он постоянно так поступает, старается быть либо немного впереди, либо немного сзади, если мы в этот момент не разговариваем. Мне казалось, он считает, что таким образом проявляет тактичность, не пытаясь быть чересчур навязчивым.

— Ты плохо сегодня за ним смотрела, тебя больше интересовали осенние пейзажи. А я помнил твои слова о том, что барону что-то нужно от тебя, и смотрел за ним.

— И что увидел?

— Во-первых, он точно направлял свою лошадь, а за ней шли наши. В результате, мы оказались рядом с той поляной. Во-вторых, мы оказались там удивительно вовремя, чтобы услышать выстрел, но не увидеть убийцу.

— Это могло быть случайностью.

— Могло, — согласился Юзеф. — Зато как объяснить появление этого… егеря?

— Егеря? А с ним-то, что не так?

— Элен, опомнись! Неужели тебя ничего не настораживает?

— Нет. Егерь — как егерь, пришёл, услышав выстрел, как и мы сами.

— Хорошо. Допустим, я смотрел на него с самого начала предвзято. Но есть и факты. Например, вспомни: мы не слышали звуков охоты, тогда как же он услышал выстрел? Откуда он там взялся так близко, когда все егеря были задействованы на охоте? Ведь он не запыхался, когда появился на поляне, следовательно, был где-то рядом, бежать ему не пришлось.

— Да, действительно. А что ещё?

— Он не спросил, кто мы, хотя должен был поинтересоваться именами тех, кого обнаружил возле трупа, тем более что видел кровь на твоей одежде. Но он ничего не спрашивает и спокойно отправляется якобы за помощью, оставив возле тела своего пса. И что он должен сказать тем, кого встретит? Что вот только что в лесу убили человека, дворянина. Кто — я не видел. Рядом были трое. Имена их я не спросил и отпустил восвояси. Абсурд!

— Да, когда ты так чётко всё расставил по местам, действительно это выглядит странно.

— А ведь я ещё не сказал о собаке.

— Она тоже говорила что-то не то? — попыталась пошутить Элен, но Юзеф ответил ей серьёзно.

— Скорее не со всеми. Собака лаяла и рычала на нас с тобой, мы вызывали у неё недоверие и ярость. Но в сторону де Бретона она даже не взглянула, хотя он находился тут же. Почему? Не потому ли, что он был ей знаком?