Роковая ошибка княгини - Ирина Сахарова

Странно, что она вообще знает, как это делается. Из небольшого опыта общения с этой девушкой, у Мишеля сложилось стойкое убеждение, что перед ним настоящий кремень, с потрясающей силой воли и железным стержнем внутри. Право слово, он удивился бы куда меньше, если бы увидел, например, рыдающего Гордеева! Но рыдающая Александра…

…да ещё и рыдающая так горько, съёжившаяся на узкой скамейке в саду, совсем одна, прятавшая лицо в ладонях. Как и любой мужчина, Мишель женских слёз не выносил, и плохо представлял себе, что в данной ситуации нужно делать или говорить. Уйти и оставить её одну было бы малодушно, да и не мог он уйти. Как оставишь её, это хрупкое, невинное создание, наедине с её бедой? И, вообще-то, что у неё успело случиться?

Саша почувствовала его приближение, несмотря на то, что сидела к нему спиной и не слышала его шагов. Одеколон. Его одеколон, его запах.

«Бог ты мой, этот-то откуда здесь взялся? — едва ли не с раздражением подумала она, поспешно вытирая глаза рукавом. — Ах, к Владимирцеву пришёл, должно быть!»

— Уйдите с глаз долой, ваше величество, — уныло произнесла Саша, очень сомневаясь при этом, что у неё вообще получится говорить. Мишель, конечно, никуда не ушёл. Наоборот, обошёл скамейку и остановился возле неё.

И спросил покровительственно:

— Кто посмел тебя обидеть?

Хмурый у него какой-то был взгляд! Вообще-то, он у него всегда был такой, но раньше недовольство адресовалось исключительно ей, Саше, а теперь… Теперь он как будто бы всерьёз переживал за неё. Но это смешно, не так ли? Волконский! Переживал! Да ещё и за неё! Ха.

Она не ответила, только грустно улыбнулась, чувствуя, что несмотря на все попытки, слёзы снова вот-вот хлынут из глаз. Не удержит она их. Не сумеет. Слишком сильна была боль, слишком велик страх перед будущим, и слишком велика обида на саму себя — за то, что он увидел её плачущей.

Сейчас непременно начнёт издеваться! И точно:

— Только я могу тебя обижать безнаказанно, — с подобием на улыбку произнёс он. — Другим же никому не позволю. Ну так?

— Вам всё весело? Над горем моим хотите посмеяться? Что ж, извольте, смейтесь, коли угодно! — Саша широко развела руками, демонстрируя саму себя во всей униженной, отчаянной и оскорблённой красе. — И невесту свою позовите, вот уж точно, кому отрадно будет за моим горем посмотреть!

«Господи, да что это я без конца попрекаю его Ксенией?!», с ещё большим раздражением на саму себя, подумала Александра.

«Она что, ревнует?!», с неимоверным удивлением вдруг понял Мишель, и рассмеялся невольно. Чем, кажется, ещё больше подтвердил Сашины мысли на свой счёт.

— Это, действительно, смешно. — Со вздохом согласилась она. — Так мне и надо, чего уж там!

— Ты соизволишь рассказать мне, в чём дело?

— Можно подумать, вам интересно!

— Коли не было интересно, но стоял бы здесь сейчас, — резонно возразил Мишель.

«Вот привязался-то!», удручённо подумала Саша, а вслух сказала:

— Ступайте, куда шли, ваше величество! — И, тут же, спохватившись, добавила: — Впрочем, нет, постойте!

Она жестом попросила его подойти, и пока Мишель сделал эти два шага, Саша успела достать какой-то листок бумаги из внутреннего кармана своего жакета. С удивлением он понял, что это недостающая часть полицейского дела, когда сложенный вдвое листок лёг в его ладонь.

— Забирайте! — Щедро разрешила Александра. — Мне оно больше ни к чему.

Забрать-то он забрал, но, вопреки ожиданиям Саши, никуда не ушёл, а уселся рядом с ней. Так близко, что они почти соприкасались коленями, что, как вы догадываетесь, уверенности ей не добавляло.

— Что случилось? — Уже совсем другим голосом спросил он. Тяжёлым, требовательным, с нотками — чего-чего? — заботы? Всерьёз ли вы это, ваше величество?!

— Меня хотят выдать замуж. — Вздохнув, созналась Саша. Отмалчиваться было бессмысленно, ибо совершенно очевидно, что Мишель от неё так просто не отстанет, пока не добьётся объяснений.

— Замуж? И, судя по этим слезам отчаяния, не за Авдеева? — С такой глубочайшей иронией спросил он, что Саша тотчас же вскинула голову и широко раскрытыми глазами посмотрела на него, позабыв даже, что следовало бы обидеться.

«А чего это он попрекает меня Авдеевым?!» Ревнует?!

— За Иноземцева. — Ответила она тихо. — Ваш трижды проклятый батюшка уже обо всём договорился, помолвка будет в конце следующей недели.

— За Иноземцева, прости, которого? — Уточнил Мишель зачем-то.

— Да какая разница?! — Взорвалась Саша, всплеснув руками.

— Да, в сущности, никакой, мне просто интересно, насколько извращённая фантазия у моего трижды проклятого батюшки, — тем же тоном отозвался Мишель, не забыв очаровательно улыбнуться. — Иноземцевых четверо, — пояснил он, — младший, Иннокентий, самый выгодный кандидат. Он, по крайней мере, без дефектов, и довольно умён. А вот его брат родителям не удался: хромоногий, косоглазый, и неприлично толстый. А ещё плешивый. Это в двадцать четыре-то года! Потом идёт Иноземцев-отец, вдовствующий порядка десяти лет: отвратительный тип, если хочешь знать моё мнение, хитрый и ушлый, с лица сущий урод! Говорят, он убил свою вторую жену, заподозрив в измене. А первую утопил в озере, потому что она никак не могла родить ему наследника. Ну и, напоследок, самый очаровательный из всех, Иноземцев-дедушка! Я бы, со своей стороны, рекомендовал тебе именно его. Знаешь, почему? Во-первых, не в пример остальным Иноземцевым, он милый. Добродушный и весёлый, остёр на язык, с ним не соскучишься! Во-вторых, сама понимаешь, единственный полноправный хозяин всего их состояния — пока ещё он, так что выгоды очевидны. Но есть одно «но», к сожалению. Он пугающе стар. Да-да, кошмарно, ужасно, жутко стар! Лет сто ему, кажется? Девяносто восемь? Не знаю. Но зато есть варианты, подумай только! Допустим, он не доживает до первой брачной ночи и наследницей оставляет — кого? — правильно, свою молодую жену! И ты богата! Представь, как здорово было бы утереть нос оставшимся Иноземцевым — мерзейшим личностям! — а заодно и Ивану Кирилловичу!

Саша понятия не имела, как это у него получилось её развеселить. Но, тем не менее, к концу его шутливого монолога, она уже смеялась от души, несмотря на то, что слёзы по загубленной молодости ещё не высохли. Потом она, правда, чуть нахмурилась и спросила:

— А если он всё же доживёт до первой брачной ночи?

Они с Мишелем многозначительно переглянулись, и Волконский изобразил сочувствие.

— Ох! Ну тогда… даже и не знаю, право! Тогда тебе придётся постараться! — Сказал он, и рассмеялся, отведя взор. Саша подумала, что он наверняка намекал на какие-то очень пошлые старания, связанные с возвращением любовного пыла столетнему старику, но, может, воспитанный князь имел в виду лишь те старания, что были связаны со становлением хозяйкой огромного состояния Иноземцевых. И почему она засмеялась вместе с ним?