Роковая ошибка княгини - Ирина Сахарова

— Детка, что с тобой?

— Я… ох! Нет, ничего. — Запоздало спохватилась она. — Просто Гордеев… ваши рассказы… это всё так ужасно!

— Да уж, — хмыкнула мадам Воробьёва, и, с тяжёлым вздохом вернулась назад в своё кресло у стола. Саша озадачилась, удалось ли провести её на этот раз, или нет? Хмурый, ничего не выражающий взгляд Марины Викторовны мог означать всё, что угодно, и Саше сделалось не по себе. Нужно было сменить тему, срочно, как можно скорее! Пока она опять не выложила ей всё, как на духу, о своих догадках и предположениях.

— Что это у вас? — Александра кивнула на серую папку, поверх которой Марина Викторовна сложила свои худенькие, морщинистые ладони.

— Это? — Воробьёва поморщилась и с безразличием покачала головой. — Личная карточка одного нашего пациента, Владимира Владимирцева. Ты наверняка уже слышала о нём, местная легенда, герой войны, инвалид, которого невеста променяла на заезжего цыгана.

Не только слышала, но и, к сожалению, была знакома лично. Саша вкратце объяснила, что с недавних пор офицер Владимирцев — её личный пациент, и будучи в своём праве, разумеется, поинтересовалась, зачем Марине Викторовне понадобились результаты его обследований.

— Взгляни сама, — хмыкнула Воробьёва, развернув папку заглавием к Сашеньке. Девушка послушно взяла документы, разложила на коленях, и ознакомилась с содержанием. Кое-что из докторских заключений, написанных размашистым почерком Викентия Иннокентьевича, она уже видела не впервые. Другие были совсем свежими, это Марина Викторовна составляла. Под конец Саша подняла брови, и послала Воробьёвой полный изумления взгляд.

— Марина Викторовна, да он же вовсе не безнадёжен!

И отчего-то так хорошо сделалось у неё на душе, когда она поняла это. Потом, правда, Саша живо напомнила себе, что её больничной карьере уже на следующей неделе придёт конец, и задача «поставить на ноги Владимирцева» перестанет быть её выпускным экзаменом, счастливым билетом в новую, докторскую жизнь. Но это вовсе не значило, что парня не надо спасать!

Воробьёва хмыкнула, Сашиной радости явно не разделяя.

— Он ни за что не даст своего согласия на повторную операцию. — Объяснила она свой скептицизм. — Ты говорила с ним? Успела уже узнать, какой невыносимый у него характер? Бедный мальчик делает хуже только самому себе: закрылся ото всех, озлобился, ненавидит весь мир, а сам, может статься, упускает свой последний шанс вернуться к нормальной жизни!

— Нужно его непременно уговорить! — Не унималась Александра.

— Попробуй, — хмыкнула Марина Викторовна. — Но я сомневаюсь, что он тебя послушает. Он и на рентгеновское излучение-то не согласился, против воли сделали, обколов его успокоительным. Нам нужны были эти снимки, чтобы решить, что с ним делать — оставлять ноги или нет. И, вот здесь, видишь, отчётливо видно… — Воробьёва перегнулась через стол, и, достав один из снимков, ткнула в него пальцем. — У него осколок в ноге. До сих пор. Причиняет ему адскую боль, и, разумеется, мешает встать на ноги.

— Я вижу. Я читала современные журналы по медицине, я знаю, как всё это выглядит. Марина Викторовна, а если попробовать его вытащить?! Коленный сустав раздроблен, возможно, если не удастся собрать его, он будет хромать на левую ногу, но он, по крайней мере, сможет ходить!

— Он никогда не согласится на повторную операцию. — Покачала головой Воробьёва. — Я уже пыталась говорить с ним, но всё бесполезно. Твердит одно и то же: вы хотите пустить меня в расход, потому что я вам не нужен, хотите ставить опыты на моём теле, чтобы потом, если получится, прославиться за мой счёт! Уф, зла на него не хватает! Я тогда сорвалась, не сдержалась, и сказала ему обидное, что, мол, скорее уж прославлюсь на своих научных трактатах, чем на его заведомо безнадёжном случае! И ушла, хлопнув дверью. Этим я сделала только хуже. Хотя вряд ли могло быть хуже.

Саша обдумала её слова ещё раз, с невесёлой усмешкой на лице. Затем, сама не зная для чего, спросила тихо:

— Я могу забрать это на время? Хочется поточнее изучить его случай. Вы не будете против?

— Забирай, отчего же нет. Он, в конце концов, твой пациент! — С подобием на улыбку сказала Воробьёва, и махнула рукой. Судя по всему, упрямство Владимирцева её неимоверно раздражало, и она уже не против была оставить всё, как есть.

— И ещё один вопрос! — Уже поднявшись со своего места, сказала Саша. — Если предположить, что он всё же согласится…

— Что очень вряд ли.

— Знаю, шансы малы. Но если предположить… Марина Викторовна, вы бы взялись за операцию такой сложности?

Воробьёва ответила не сразу, прежде о чём-то подумав несколько секунд. Затем, взглянув на Сашу блестящими глазами, скупо улыбнулась и кивнула. И сказала зловеще:

— Варианта здесь два: либо мы убьём его, либо всё же поставим на ноги. Риск велик, но, согласись, цель оправдывает средства.

— Подождите, подождите, вы сказали — «мы»?

— Да, Саша, я так сказала. Я возьму тебя помощницей. При условии, что тебе удастся уговорить этого упрямца, разумеется!

Вот такого покровительства от вечно недовольной, вредной, хмурой и всеми презираемой Марины, Саша точно не ждала. Нет, они всегда хорошо общались, мадам Воробьёва ни единым словом не попрекнула её ни разу за всю жизнь, но подобное расположение от неё — это было что-то новенькое. И, безусловно, невыразимо приятное!

Марина Викторовна, правда, слегка разрушила иллюзии, пояснив:

— Да кроме тебя мне и некого брать. Вера Гурко — безрукая идиотка, дельные наши медсёстры почти все ушли на фронт, из оставшихся половина падает в обморок от вида крови. Про докторов ты знаешь — Сидоренко только над трупами издеваться горазд, Макаров слишком стар, а Викентий, разумеется, на подобную операцию не согласится. Если Владимирцев умрёт у нас на столе, это будет наша вина, Сашенька. Ты же понимаешь это? Мой муж тоже понимает, и поэтому ему проще оставить всё как есть, и не рисковать. Так что, если надумаем вытаскивать этого офицерика, делать это придётся втайне от Викентия Иннокентьевича. Ты готова рискнуть?

«Мне-то рисковать нечем, — подумала она с грустью. — Моя жизнь и так скоро закончится. И это будет подарок судьбы, если мне удастся напоследок поставить на ноги бедного Владимира Петровича! Это лучшее, с чем я могла бы уйти!»

— Я готова, Марина Викторовна. — Твёрдо сказала Сашенька. — Главное, чтобы сам Владимирцев был готов.

Сущие мелочи, не так ли? Зная характер Владимира Петровича, можно было не сомневаться, что дело заведомо безнадёжно. За оставшуюся неделю она его точно не убедит. Но попытаться, несомненно, стоило!