Роковая ошибка княгини - Ирина Сахарова

— А брат его? Алексей Николаевич?

— Во-первых, разница в возрасте. — Покачала головой Марина. — Он у генеральши поздний ребёнок, она его лет в сорок родила! Ему на момент смерти старшего брата лет шестнадцать было, или семнадцать. А уж потом, когда подрос, никому бы и в голову не пришло отдавать ему отели! У него же ветер в голове, а на уме одни кутежи да гулянки!

Ах, вот как? Сашенька невольно улыбнулась, вспоминая красавца-князя, в ночь их первой встречи, когда он принёс Юлию Николаевну на руках к ним в больницу.

— Выходит, Гордеев убил старшего Волконского из-за отелей?

— Убил, или позволил ему умереть. — Марина пожала плечами. — Как по мне — разницы никакой.

— Господи, это ужасно! — Прошептала Саша, и перекрестилась.

— Да уж. А про Юлию-то Николаевну и вовсе смысла нет говорить. Святая женщина была, Саша, святая! Кроткая, тихая, добродушная! Всех привечала, всем помогала, благотворительностью занималась втайне от Гордеева, ох, до чего же была хорошая женщина!

«А может, у неё спросить про сына?», озадачилась Саша, тронутая откровениями Марины Воробьёвой и её искренним сочувствием.

Но спрашивать не пришлось, она рассказала обо всём сама.

И не про сына, а про дочь.

— Одна история с той девочкой чего стоит! Это же словами не передать, какой скот ваш Гордеев! Так подло поступить с невинным ребёнком! — Марина Викторовна возмущённо фыркнула, затушила папиросу о подоконник и выбросила её в окно. И только потом заметила, как Саша на неё смотрит.

— Девочку? — Уточнила та. — Катерину Михайловну?

— Катерина-то здесь причём? — Воробьёва отмахнулась. — Горя не знает, и как сыр в масле катается, кругом достаток и почёт! Другая девочка у них была, Сашенька. Лет двадцать назад Юлия Николаевна её из Румынии привезла, сиротку. Удочерить хотела, а Гордеев на дыбы встал, дескать, на кой чёрт нам чужой ребёнок сдался, когда вон свой растёт?

— Из Румынии? — Осевшим голосом переспросила Саша.

Такого совпадения быть не могло.

Лет двадцать назад, говорите?

— Из Букарешта, они туда с Гордеевым раньше часто ездили, он по службе, а она за компанию. Подруги у неё там жили. Потом она уже без Гордеева поехала их навестить, а вернулась с ребёнком. Девчушка такая была прелестная, Саша, ты бы её видела! Пухленькая, смешная, глазастая! Юлия Николаевна сказала, это дочь её покойной подруги. Будет подрастающему Мишеньке сестрёнкой. А Гордеев на то ответил, что коли так, то Юлия Николаевна может прямо сейчас вместе со своей новой дочерью идти искать себе другое жильё! Вот только сына пускай оставит, Иван Кириллович его воспитает сам. Ты, конечно, понимаешь, перед каким жестоким выбором она оказалась?

Сашенька понимала только то, что у Санды Кройтор была ещё и дочь! И бедняжка наверняка сообщила об этом в письме к подруге, а Юлия Николаевна, чей добрый нрав мы уже давно знаем, не смогла отказать и примчалась по первому зову. И перед смертью Санда отдала ей ребёнка, ещё одного своего ребёнка, который не должен был достаться этому чудовищу Кройтору!

«Бог ты мой, вот оно всё как!», это была первая её мысль, а вторая — нужно срочно сообщить обо всём Волконскому! В пору прямо сейчас подрывайся и беги, как сбежала она от Караваевой.

Но обычно молчаливую Марину Викторовну сегодня прямо-таки прорвало, и упускать эту возможность явно не стоило.

— И что же стало с девочкой? — Спросила Саша осторожно, стараясь не показать проницательной Воробьёвой, как на самом деле её заинтересовала эта история.

— Юлия Николаевна выкрутилась, отдала её какому-то своему другу на удочерение. У того как раз умерла новорожденная дочь, а жена лежала в беспамятстве и про мертворожденную не знала. Да так и не узнала никогда, воспитывала девочку как родную. Ей не сказали. А зачем? Все были счастливы, и Юлия Николаевна отделалась малой кровью, и счастливая мать никогда не узнала про смерть своего ребёнка, и девочка та, бедная сиротка, вновь обретшая семью. И ведь, что интересно, даже после такого бедная Юлия Николаевна от Гордеева не отвернулась! И до последнего своего мгновения, я уверена, продолжала этого мерзавца любить!

— Как её звали? — Облизнув пересохшие губы, быстро спросила Саша. — Как звали ту девочку?

— Румынское какое-то имя, — Марина пожала плечами. — Я не вспомню теперь. Да и при крещении ей наверняка другое имя дали, я не знаю, не интересовалась.

— А родители её? В чью семью её отдали?

— Я не знаю, Саша, ну что ты. Не спрашивала никогда, у меня нет привычки лезть в чужую жизнь. Просто пересказываю тебе сплетни, чтобы ещё раз доказать, какое ничтожество твой будущий отчим! А что касается той девчушки: твой отец наверняка знал о её судьбе. Нас с Викентием тогда не было в городе, а Иван Фетисович Юлии Николаевне с этим делом помогал.

И вот это стало уже последней каплей.

У Саши и так уже начинали строиться самые неприятные догадки, а последняя фраза Марины Викторовны их лишь подкрепила. Голос Юлии Волконской до сих пор звучал в её голове: «Ты так похожа на неё… точно такие же яркие волосы… её даже звали так же: Александра, но все называли её Санда…» И Иван Фетисович, до смерти любивший свою жену Алёну — да никогда в жизни не смог бы сказать ей, что её первенец умер! И, ещё один чудесный факт: Саша знала наверняка, что роды у Алёны он принимал сам. И роды эти были очень тяжёлыми. Вполне может статься, что Алёна и впрямь лежала в беспамятстве несколько дней, пока её мёртвого ребёнка заменили живым.

В качестве наглядного примера, для тех, кто ещё не убедился в очевидном: Алёна была сероглазой блондинкой, а Саша — рыжеволосой и кареглазой. В отца? — предположите вы. Что ж, здесь ещё лучше, Иван Фетисович был голубоглазым брюнетом. И, между прочим, с лица на него Саша не походила ничем, ровно как и на мать. Справедливости ради стоит сказать, что и маленький Арсений на Ивана Фетисовича не особенно походил, но тут уж зная лёгкий нрав его матери, предположить можно всё, что угодно.

Вот Саша и предположила.

«Я не могу быть той девочкой!», тотчас же возразила она себе. Нет, нет, это совершенно невозможно!

Марина Викторовна, обернувшись на Сашу, заметила её терзания и удивлённо приподняла одну бровь.

— Детка, что с тобой?

— Я… ох! Нет, ничего. — Запоздало спохватилась она. — Просто Гордеев… ваши рассказы… это всё так ужасно!

— Да уж, — хмыкнула мадам Воробьёва, и, с тяжёлым вздохом вернулась назад в своё кресло у стола. Саша озадачилась, удалось ли провести её на этот раз, или нет? Хмурый, ничего не выражающий взгляд Марины Викторовны мог означать всё, что угодно, и Саше сделалось не по себе. Нужно было сменить тему, срочно, как можно скорее! Пока она опять не выложила ей всё, как на духу, о своих догадках и предположениях.