Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина - Леонид Млечин

Характер Примакова в Кремле знали, поэтому предусмотрели все варианты. Ельцин вызвал нового главу администрации Александра Волошина, который вошел в кабинет с уже готовым указом об отставке главы правительства.

Ельцин вдруг спросил Примакова:

— Как у вас с транспортом?

Примаков равнодушно ответил, что для него все это не проблема, может и такси взять.

Президенту стало нехорошо, вызвали врачей. Прима1фв хотел уйти, Борис Николаевич удержал его. Когда медики вышли, Ельцин встал, обнял Примакова и сказал примирительно:

— Давайте останемся друзьями.

Еще одна цитата из книги «Президентский марафон»:

«Еще раз посмотрел на Евгения Максимовича. Жаль. Ужасно жаль. Это была самая достойная отставка из всех, которые я видел. Самая мужественная. Это был в политическом смысле очень сильный премьер. Масштабная, крупная фигура».

Так почему же Ельцин его уволил?

Самый очевидный ответ — Борису Николаевичу не нравилась самостоятельность премьер-министра. Не в том примитивном смысле, что Примаков не слушался Бориса Николаевича или принимал решения, противоречащие указаниям президента. Просто премьер-министр вел себя независимо, не спешил по каждому поводу кланяться Кремлю и советоваться с президентским окружением — у Примакова в прямом и переносном смысле оказался негибкий позвоночник. От радикулита его спасла операция, а характер остался прежним.

Евгений Максимович никогда не был единомышленником Бориса Николаевича.

Примаков сожалел о распаде Советского Союза и о соглашениях, подписанных Ельциным в Беловежской Пуще.

Примаков не был сторонником гайдаровских реформ и не скрывал своей точки зрения, только его мнением тогда не интересовались, потому что он возглавлял разведку.

Примаков не разделял страстного желания Ельцина сблизиться и подружиться с Западом. И Примаков не питал такой ненависти к коммунистам, к лидерам левой оппозиции.

Одним словом, Примаков был первым непрезидентским премьер-министром. Его и выбрал-тο не Ельцин. Примаков был ему навязан ситуацией. У президента осенью был выбор: либо распустить Думу, либо принять кандидатуру Примакова. Ельцин согласился на меньшее зло, потому что был в очень плохой форме, сильно болел.

Примаков сам сформировал правительство, чего не было ни до него, ни после, и в минимальной степени зависел от президентской администрации.

Примаков с первого дня опирался на поддержку левой оппозиции, во-первых, потому, что она составляла большинство в Государственной думе, во-вторых, потому, что — в отличие от президента — не видел в коммунистах ничего опасного.

Говорили: премьер-министр позволяет оппозиции использовать себя, он слишком ей удобен. В Кремле считали, что Примаков блокируется со злейшими врагами президента. Коммунисты готовили импичмент, а Примаков продолжал заседать вместе с ними, обсуждать дела.

У коммунистов в руках был сильный козырь: если отправим Ельцина в отставку, то управлять страной по конституции будет такой уважаемый человек, как Евгений Максимович Примаков. Со стороны казалось, что на сей раз давно готовившийся импичмент может увенчаться успехом.

В июне 1998 года Государственная дума единогласно приняла постановление «О Специальной комиссии Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против Президента Российской Федерации».

Депутаты-коммунисты предъявили Ельцину пять обвинений: государственная измена (Беловежские соглашения 1991 года), государственный переворот (события осени 1993-го), военные действия в Чечне, нанесение ущерба обороноспособности и безопасности страны, геноцид народа, ставший результатом президентских реформ.

Коммунисты были уверены, что депутаты, как минимум, согласятся признать Ельцина виновным в чеченской войне.

Еще никто не знал, что затея с импичментом лопнет как мыльный пузырь, поэтому контакты премьер-министра с оппозицией воспринимали в Кремле как враждебные.

Несколько человек из высшего эшелона власти говорили мне, что были против увольнения Примакова. Не потому, что его любили, — боялись народного возмущения. Евгений Максимович был очень популярен. И как выяснилось позднее, уходу Примакова в отставку предшествовала некая попытка организовать восстание против президента.

Глава компартии России Геннадий Зюганов рассказал «Независимой газете», что накануне отставки правительства у Примакова было совещание с лидерами фракций, с руководством Государственной думы:

— Затем мы остались — я, Рыжков и Харитонов — и еще два часа вели с Примаковым и его заместителями обсуждение ситуации в стране. Мы прямо сказали, что Ельцин и его команда пойдут на отставку Примакова...

У Примакова была редкая возможность. Мы ему сказали, что завтра Ельцин отправит его в отставку, и просили рассмотреть сложившуюся ситуацию на совместном заседании Федерального собрания и правительства. К сожалению, правительству не хватило мужества это сделать. Мы пригласили их в Думу, но они не появились. А затем не появились и в Совете Федерации. Если бы тогда они решились, уверен, две палаты и правительство Примакова нашли бы выход...

Если бы законодатели и правительство обратились ко всем силовым ведомствам с совместным призывом соблюдать спокойствие и не поддаваться на провокации, уверял Зюганов, то ни один солдат, ни один генерал не выступили бы против законного правительства, поддержанного' народом... Тогда была реальная возможность рассмотреть поправки к конституции и перераспределить полномочия. Тогда была стопроцентная возможность поставить правительство под контроль двух палат...

Почему же, спросили Зюганова, коммунисты, как они это обещали, не вывели людей на улицы в знак протеста против отставки Примакова?

— Это можно было сделать при одном условии. Если бы Примаков сказал: «Да, я приду в Думу» — и официально обратился к стране. А когда он сказал, что уходит в связи с тем, что этого требует Ельцин, ситуация поменялась кардинально... Мы собрали Совет Федерации, но и там не хватило мужества честно оценить происходящее. Звать людей на улицы, когда сами отставляемые не делают шагу навстречу Думе, — смысла нет...

Ельцин опять рискнул и опять выиграл. Абсолютно непопулярный президент избавился от необыкновенно популярного премьер-министра, и ничего в стране не произошло — ни демонстраций, ни забастовок, ни массового возмущения! Примаков безмолвно ушел, невероятно страдая от унижения. Дума покорно проголосовала за нового премьер-министра Сергея Степашина.

Убрав Примакова, Ельцин нанес левым тяжелый удар. Они увидели, что президент абсолютно уверен в себе, но не могли понять почему и растерялись. Поэтому и импичмент провалился. Коммунисты потерпели катастрофическое для них поражение. Еще вчера громогласно говорили о «полевении» России, о том, что вся страна поддерживает коммунистическую оппозицию, и вдруг замолчали.

Коммунисты даже не решились сопротивляться назначению Степашина на пост главы правительства, хотя Сергей Вадимович — президентский премьер, полностью ему преданный человек и единомышленник.

Отставка едва ли была для Евгения Максимовича неожиданностью. Примаков помнил незавидную судьбу всех своих предшественников и наверняка понимал, что президент его не очень любит. Хотя обставлен был его уход с должности отвратительно — люди, которых он, по существу, спас в критические дни осени 1998 года, не нашли в себе силы сказать положенное в таких случаях спасибо.

Отставку Примакова одобрили всего два процента опрошенных. У многих в стране осталось ощущение, что с ним поступили непорядочно. Еще ни один глава правительства не уходил со своего поста в ореоле народной любви. Примаков поставил рекорд. И сменщик не смотрел ему презрительным взглядом в спину, а говорил, что продолжит курс Примакова.

Глава 19. ОПЕРАЦИЯ «НАСЛЕДНИК»

Наверное, все началось с того, что Генерального прокурора России Юрия Ильича Скуратова попросили подать в отставку. Но лишь много позже, когда уже закончилась не только скандальная история бывшего Генерального прокурора Скуратова, но и завершилась вся эта запутанная интрига, стал понятен ее истинный смысл.

Скуратов стал четвертым по счету Генеральным прокурором самостоятельной России. Ни один из четырех не снискал себе лавров на этом посту. Всех перепробовали на посту Генпрокурора — и праведника, и грешника, и человека от сохи, и высоколобого профессора. Ни у кого не получилось. Один из них сам ушел в отставку, остальных выгнали. Не везет России с генеральными прокурорами.

Общее в прокурорах только одно — все они обожают носить служебный вицмундир, наслаждаясь маршальской звездой на погонах. Возможно, потому, что они провинциалы, приехавшие завоевывать Москву и добившиеся невероятного успеха.