Жюстина, или Несчастья добродетели - Маркиз де Сад

— Довольно, шлюха, — грубо сказал он несчастной девушке, — готовься! Сейчас я буду пускать тебе кровь.

— О сударь…

— Послушай, — продолжал Жернанд, у которого начинала кружиться голова, — не вздумай строить из себя недотрогу. У тебя это не получится: в моем распоряжении достаточно средств, чтобы вразумить женщин, которые имеют наглость противиться моим желаниям.

Его руки вцепились в ягодицы Жюстины, и он с силой сжал их; его ногти, длинные и крючковатые, оставляли на белом теле кровавые следы, которые он тут же жадно облизывал. Время от времени он щипал их и резко выворачивал захваченную частичку плоти, затем приступил к груди и стиснул сосок так сильно, что девушка закричала.

— Браво, дядюшка! — подал голос Брессак. — Нечего щадить соски; мы, содомиты, должны презирать эти гнусные женские атрибуты: грудь должна внушать отвращение тем, кто любит задницы.

— Я ненавижу ее так, что невозможно даже высказать, — продолжал Жернанд, укусив названный предмет Жюстины.

Он заставил ее отойти на несколько шагов и вновь приблизиться к нему задом, чтобы не терять из виду прекрасный зад нашей героини. Когда она подошла, он велел ей нагнуться, снова выпрямиться, несколько раз раздвинул ягодицы, затем, наклонив голову, стал целовать их, не обойдя вниманием анус. Его поцелуи скорее напоминали сосание: он глубоко втягивал в себя каждую часть, которой касались его губы. Пока продолжался этот осмотр, он интересовался подробностями ее приключений в монастыре Святой Марии, и Жюстина, будто забыв о том, как сильно воспламеняет этот рассказ ее мучителя, поведала обо всем с откровенностью и простодушием.

Тут Жернанд потребовал мальчиков, но увидев, что они уже заняты с Брессаком и д'Эстервалем, он позвонил в колокольчик. Появились двое новых; им не было и шестнадцати, и они отличались красотой необыкновенной; они приблизились. Распутник, член которого по-прежнему находился во рту Доротеи, развязал широкие розовые ленты, поддерживающие их панталоны из белого газа, и обнажил два самых прекрасных зада в мире. Он по своему обыкновению облобызал их, пососал члены, не переставая щипать ягодицы и груди Жюстины. То ли в силу привычки юношей, то ли благодаря искусству сатира через одну-две минуты природа сдалась, и в рот графу, одна за другой брызнули две струйки, которые он с удовольствием проглотил. Вот так развратник истощал детей, вот почему у них был такой изможденный вид, который мы отметили выше. Между тем внимание старика к прелестям Жюстины не ослабевало, но удивительной была его неизменная верность храму, где курился, его фимиам: ни его поцелуи, ни его желания ни на миг не отклонялись от него. Наконец он попросил мадам д'Эстерваль подняться, ее заменил один из наперсников и взял в рот его орган. Завладев ягодицами той, что покинула этот почетный пост, он проделал с ними примерно то же, что до этого с прелестями Жюстины, но поскольку не собирался пускать ей кровь, больше времени он уделил ее заду, чем рукам. Обратившись к ее мужу, он воздал хвалу ягодицам Доротеи и прибавил такие слова:

— Сударь, если вы не хотите сношать мальчишку, которого сейчас ласкаете, будьте добры подойти сюда и содомируйте вашу супругу я попрошу племянника прочистить вам задницу, вас будут целовать два ганимеда, а я с помощью двух других начну хирургическую операцию на нашей прекрасной Жюстине.

Д'Эстерваль, который всего лишь потискивал и поцеловывал зад юноши, подошел к хозяину, держа в руках вздыбленное свое копье и с ходу насадил на него прелестную задницу Доротеи. Брессак, пылавший страстью к седалищу д'Эстерваля, также оставил своего педераста, чтобы совокупиться с кузеном. Их окружили ганимеды, прижимаясь к ним то задом, то передом, в то время как Жернанд, оглядев живописную группу похотливым взором, приступил к главному.

— Нарцисс, — обратился он к одному из юношей, оставшемуся рядом, — это новая горничная графини; я должен испытать ее:принеси мои ланцеты.

Нарцисс немедленно выполнил распоряжение. Жюстина задрожала, все засмеялись над ее испугом.

— Поставь ее как следует, Зефир, — приказал Жернанд другому педерасту.

И очаровательный мальчик, приблизившись к Жюстине, произнес с милой улыбкой:

— Не бойтесь, мадемуазель, эта операция принесет вам только пользу; встаньте так, как я вам покажу.

Надо было слегка опереться коленями на край табурета, стоявшего посреди комнаты, и подняв руки, просунуть их в петли из черного крепа, свисавшие с потолка.

Как только она приняла эту позу, граф подошел к ней с ланцетом наготове. Он дышал с трудом, глаза его сверкали, искаженное лицо излучало кровожадность. Он ощупал ее руки и в мгновение ока, неуловимым движением сделал по надрезу на каждой. Крик вырвался из ее будто обожженной груди, одновременно раздались два-три коротких ругательства; увидев кровь, злодей присел рядом с группой Доротеи. Нарцисс опустился на колени и стал сосать ему член, а Зефир, вставши ногами на спинку кресла хозяина, вставил ему в рот тот же предмет, который ласкал у графа первый наперсник. Жернанд обхватил руками бедра Зефира, крепко прижал его к себе и отрывался только затем, чтобы бросать время от времени похотливые взгляды то на несчастную девушку, то на сплетенные тела, которые заливала ее кровь. Скоро она почувствовала страшную слабость.

— Господин, господин! — взмолилась она. — Сжальтесь надо мной, я умираю…

Она действительно закрыла глаза и пошатнулась; она бы упала, если бы ее не держали ленты; ее руки обвисли, голова склонилась на плечо; струйки крови, потревоженные этим движением, забрызгали ей лицо. Граф пришел в исступление; он встал, овладел задницей племянника, залитой кровью Жюстины, и кончил туда; в тот же момент жертва потеряла сознание. Восхищенный этим зрелищем, д'Эстерваль наполнил семенем потроха своей жены, которая в это время, прижавшись влагалищем к ягодицам одного из педерастов и сношая его клитором, тоже забрызгала ему зад своим семенем. Наконец Жюстину развязали и унесли; наши либертены, истощив силы, отправились отдыхать в сад.

Читателю уже известно, каким образом переживали пароксизм наслаждения гости замка, и мы не станем на этом останавливаться, но попросим несколько минут внимания, чтобы описать, что испытывал при этом Жернанд. Целых пятнадцать минут сластолюбец пребывал в экстазе, и в каком экстазе! Он бился будто эпилептик, его жуткие вопли, его страшные богохульства были слышны, наверное, на расстоянии лье, он крушил все, что попадет под руку, его состояние было ужасно.

Теперь на два дня оставим в покое веселую компанию. Единственное, что должно нас интересовать, — устройство Жюстины в новом качестве служанки графини.