Благородный Дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Ну, что тут скажешь, Робин, — лениво и чуть ли не робко начал он. — Я, конечно, не стану, как ты, звать на баррикады, но действительно считаю, мистер Данросс, что здесь, в Гонконге, следовало бы создать Совет тред-юнионов, организовать должным образом профсоюзы, ввести шкалу минимальных зарплат, выборную законодательную власть, социальные гарантии, государственное здравоохранение, компенсации рабочим и все современные британские новшества.

— Это абсолютно ошибочный подход, мистер Бродхерст. Китай никогда не согласится на изменение нашего колониального статуса. Он никогда не допустит существования на своей границе города-государства в любой форме. Что касается остального, кто за все это будет платить? — спросил Данросс. — Наша свободная от ограничений система действует в двадцать раз эффективнее британской и…

— Платить будешь ты из всех твоих прибылей, Иэн, — усмехнулся Робин Грей. — Ты будешь платить справедливые налоги, а не пятнадцать процентов. Ты будешь платить так же, как и мы в Британии…

— Избави боже! — Данросс с трудом сдерживался. — Вы с вашими налогами сводите на нет любой бизнес и…

— Из прибылей? — язвительно переспросил либерал Хью Гутри. — Последнее правительство этих проклятых лейбористов давно уже лишило нас всех прибылей своим абсолютно идиотским расточительством, возмутительной национализацией, тем, что, поддавшись бессмысленному, глупому порыву, растеряло по частям империю, подорвало устои Содружества[189] и швырнуло бедную старую Англию лицом в грязь, черт побери. Просто смешно! Эттли и вся эта мразь!

— Да ладно, Хью. Правительство лейбористов поступало, как хотел народ, как хотели народные массы, — примирительно сказал Робин Грей.

— Ерунда! Этого хотели враги. Коммунисты! Меньше чем за восемнадцать лет вы разрушили величайшую в мире империю, сделали из нас государство второго сорта и позволили Советам — нашему заклятому врагу — отхватить пол-Европы. Просто позор!

— Я целиком согласен, коммунизм — это ужасно. Но что касается распада империи, то это ветер перемен, Хью, — изрек Бродхерст. — Колониализм отжил свое. Тебе вообще-то стоит заглянуть вперед.

— Я и заглядываю. И считаю, что положение у нас безнадежное. Черчилль прав и всегда был прав.

— А народ так не считает, — угрюмо парировал Грей. — Поэтому твой Черчилль и провалился на выборах. Он проиграл выборы в армии: он уже всем надоел. Что касается империи, прошу прощения, Хью, старина, но это был лишь предлог для эксплуатации туземцев, которые ничего лучшего не знали.

Глядя на лица собеседников, Робин Грей ясно видел, что на них написано. Он привык к окружавшей его ненависти. Он ненавидел ещё сильнее, и так было всегда.

После войны Грей хотел остаться в регулярной армии, но не вышло: вокруг было пруд пруди капитанов с наградами, отличившихся в боях, а он провел всю войну в Чанги. Исполненный негодования и обиды, он пошёл работать механиком в Кроли, на большой завод по производству легковых машин. Вскоре стал профсоюзным активистом и организатором, потом подвизался на небольших должностях в Генеральном совете тред-юнионов. Пять лет назад был избран членом парламента от лейбористской партии и сделался язвительным, сердитым, враждебно настроенным «заднескамеечником», протеже покойного социалиста левого толка Эньюрина Бивена[190].

— Да, мы избавились от Черчилля, а когда победим в будущем году, то отправим на свалку ещё больше старых, надоевших порядков и порочных установлений, навязанных высшим классом. Мы национализируем всю промышленность и…

— Помилуйте, Робин, — поморщился сэр Чарльз, — это же банкет, а не трибуна в Гайд-парке. Мы же договорились во время поездки не вести разговоров о политике.

— Вы правы, сэр Чарльз. Я лишь ответил на вопрос тайбаня. — Грей повернулся к Данроссу: — Как дела у Благородного Дома?

— Хорошо. Очень хорошо.

— А в сегодняшней дневной газете говорится, что на ваши акции идет накат.

— Один из конкурентов валяет дурака, не более того.

— А массовое изъятие вкладов из банков? Это как?

— Это серьезно. — Данросс тщательно подбирал слова. Он знал, насколько сильно антигонконгское лобби в парламенте, знал, что многие члены всех трех партий выступают против колониального статуса Гонконга, против того, что в нем не проводятся выборы, знал, что британские бизнесмены завидуют здешним свободам, а больше всего — низким налогам.

«Ничего, — думал он. — С тысяча восемьсот сорок первого года мы пережили не один враждебный парламент, а также пожары, тайфуны, эпидемии, чуму, эмбарго, депрессию, оккупацию и периодические потрясения, которые прокатываются по всему Китаю. Как-нибудь выживем и дальше».

— Отток вкладчиков произошел только из «Хо-Пак», одного нашего китайского банка, — пояснил он.

— Он ведь самый большой, да? — спросил Грей.

— Нет, не самый. Но большой. Мы все надеемся, что банк справится с этой проблемой.

— Если он разорится, что будет с деньгами вкладчиков?

— К сожалению, они их потеряют, — признал Данросс, загнанный в угол.

— Вам нужны английские законы о банках.

— Нет, мы считаем, что наша система работает очень хорошо. Как вам Китай? — спросил Данросс.

Не успел сэр Чарльз и рта раскрыть, как Грей уже говорил:

— Большинство из нас считает, что Китай опасен, настроен враждебно. Его нужно изолировать, а границу с Гонконгом закрыть. Китайцы не скрывают намерения бросить вызов всему миру. Китайский коммунизм — лишь предлог для диктатуры и эксплуатации народных масс.

Данросс и остальные гонконгские янь даже побледнели, когда сэр Чарльз резко произнес:

— Извините, Робин, но это лишь ваша точка зрения и точка зрения комм… э-э… Маклина. Я придерживаюсь совершенно противоположных взглядов. Я считаю, что китайцы весьма искренне пытаются справиться с существующими проблемами, которые ужасны, громадны и, как мне кажется, неразрешимы.

— Слава богу, там скоро начнется большая заваруха, — презрительно фыркнул Грей. — Даже русские это поняли. Иначе почему они убрались оттуда?

— Да потому, что Советы и Китай — враги. У них общая граница на пять тысяч миль. — Данросс старался сдерживаться. — Они никогда не доверяли друг другу. В Китай захватчики всегда приходили с запада, а в Россию — с востока. Россия издавна мечтала завладеть Китаем.

— Ну что вы, мистер Данросс, — начал Бродхерст. — Вы, несомненно, преувеличиваете.

— России выгодно, чтобы Китай был бессильным и раздробленным, а Гонконг лишился своей мощи. России нужно, чтобы Китай был слабым. Это краеугольный камень политики Советов.

— В России, по крайней мере, живут цивилизованные люди, — объявил Грей. — А в «красном» Китае — фанатики, опасные и невежественные. Их нужно изолировать, по крайней мере от Гонконга.

— Чепуха! — энергично возразил Данросс. — Китай — самая древняя цивилизация на земле. Он изо всех сил стремится к дружбе с Западом. Это прежде всего китайская держава, а потом уж коммунистическая.

— Благодаря Гонконгу и вам, «торговцам», коммунисты держатся у власти.

— Вздор! Ни Мао Цзэдуну, ни Чжоу Эньлаю ни мы, ни Советы в Пекине не нужны!

— По-моему, «красный» Китай и советская Россия одинаково опасны, — выразил свое мнение Хью Гутри.

— Какое может быть сравнение! — воскликнул Грей. — В Москве едят ножами и вилками и знают толк в еде! А что было в Китае? Отвратительная еда, паршивые гостиницы и бесконечные лицемерные разговоры.

— Честно говоря, я что-то совсем не понимаю вас, старина, — раздраженно заметил сэр Чарльз. — Вы изо всех сил старались попасть в эту комиссию. Предполагалось, что вы заинтересованы в азиатских делах. А от вас никакого толку — одни жалобы.

— Критиковать не значит жаловаться, сэр Чарльз. Откровенно говоря, я за то, чтобы не предоставлять «красному» Китаю никакой помощи вообще. Никакой. А по возвращении я собираюсь выдвинуть предложение о коренном изменении статуса Гонконга: наложить эмбарго на все товары, вывозимые из коммунистического Китая и ввозимые туда; немедленно провести здесь выборы; ввести настоящие налоги, настоящее профсоюзное движение и настоящую британскую социальную справедливость!

Данросс упрямо выпятил подбородок:

— Тогда вы лишите нас нынешнего положения в Азии!

— Всех тайбаней — да, но народ — нет! Русские были правы насчет Китая.

— Я говорю о свободном мире! Господи боже мой, неужели кому-то ещё не ясно: советская Россия нацелена на гегемонию, на то, чтобы править всем миром и уничтожить нас. А Китай — нет, — вздохнул Данросс.

— Ты не прав, Иэн. Ты за деревьями не видишь леса, — процедил Грей.

— Послушай! Если Россия…

— Россия лишь пытается решить свои проблемы, мистер Данросс, — мягко перебил его Бродхерст. — И одна из них — американская политика сдерживания. Советам нужно, чтобы их оставили в покое, чтобы их не брали в кольцо болезненно самолюбивые янки, которые держат упитанные пальцы на пусковых кнопках ядерного оружия.