Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Научные и научно-популярные книги » Политика » Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский

Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский

Читать онлайн Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 148 149 150 151 152 153 154 155 156 ... 264
Перейти на страницу:

Резонанс мемуаров Эренбурга в СССР подтверждала громадная почта писателя. Вот часть откликов, связанных с Мандельштамом. Из письма старого литератора Е. Г. Лундберга:

«Я вдруг остро ощутил, что когда-то проглядел Осипа Мандельштама. Я ценил его поэзию, безотказно, по убеждению, печатал его стихи в „Знамени труда“. Он меня за что-то ненавидел, я это чувствовал, он не скрывал. В памяти остался „фантом“, а не человек, писавший эти прекрасные, отстоенные, неожиданные строки»[1547].

Из откликов читателей, прошедших сталинские лагеря, приведем надпись на присланной книжке: «Илье Григорьевичу Эренбургу. Спасибо Вам за Ваши теплые слова о Мандельштаме. 14 мая 1961 г. В. Шаламов»[1548]. Информативными и важными оказались письма солагерников Мандельштама; их Эренбург тут же передавал вдове поэта; вот его типичный ответ на такое письмо:

«Москва, 6 июля 1962.

Уважаемый Самуил Яковлевич,

благодарю Вас за интересное письмо. Я сообщил о нем жене Осипа Эмильевича, проживающей в Тарусе, и уверен, что она Вам напишет и будет рада увидеть Вас. Я тоже был бы рад поговорить с Вами, но в Москве бываю, к сожалению, очень редко. Всего Вам доброго

И. Эренбург»[1549].

Мемуары Эренбурга обсуждались во многих домах интеллигенции; Г. Глёкин записал о разговоре с Ахматовой 13 июля 1961 года: «У А. А. застал сегодня <…> милую Надежду Яковлевну <…>. Говорили о Шкловских, о судьбе книг О. Э., об Эренбурге <…>»[1550]. 70-летие писателя прошло под знаком читательского успеха его мемуаров; 26 января 1961 года он получил из Москвы такую телеграмму: «Поздравляю требую индивидуального празднования втроем согласна придти доедать целую обоих = Надя Мандельштам»[1551]. В том же году Н. Я. приглашала Эренбургов к себе в гости:

«Любочка!

до меня дошли две вещи. Первая — вы испугались, когда позвонили из Тарусы, что со мной что-нибудь случилось. Если так — я тронута и обещаю, что пока что не случилось. Второе — неужели вы, правда, способны приехать? Я была бы очень рада. Мой зимний чужой дом очень удобный — приезжать надо погостить или хоть с ночевкой. В один день трудно, но устрою вполне удобную ночь; шофера тоже есть куда поместить, но можно отправить в гостиницу. Сделайте, Любочка, то, что нам не положено по возрасту и по образу жизни — приезжайте. Снег уже лежит.

Илья Григорьевич, чудно приехать туда, куда ездить не привык — это двойное путешествие. То есть ко мне в Тарусу. Приезжай — мы сразу помолодеем и развеселимся.

Целую обоих

Надя. У меня есть телефон — отводная трубка от Оттенов[1552]. Калужский стол заказов Таруса 13. Позвоните!»[1553]

В декабре 1962 года началась, а в марте 1963-го достигла пика кампания нападок на мемуары «Люди, годы, жизнь»; пиком ее стала оголтелая, яростная речь Хрущева в Кремле 8 марта (центральная ее часть всецело была посвящена разоблачению мемуаров, которые Хрущев не читал). Эренбурга перестали печатать, его общественная деятельность была приостановлена. Верные друзья навещали его; немало приходило писем поддержки: писали и знакомые и незнакомые люди, хотя далеко не все доверяли почте выражение сочувствия опальному писателю. В той мартовской почте есть и это письмо:

«Дорогой Илья Григорьевич!

Я много думаю о тебе (когда думают друзья, то у того, о ком думают, ничего не болит) и вот, что я окончательно поняла. С точки зрения мелкожитейской плохо быть эпицентром землетрясения. Но в каком-то другом смысле это очень важно и нужно. Ты знаешь, что есть тенденция обвинять тебя в том, что ты не повернул реки, не изменил течение светил, не переломил луны и не накормил нас лунными коврижками. Иначе говоря, от тебя хотели, чтобы ты сделал невозможное, и сердились, что ты делал возможное.

Теперь, после последних событий, видно, как ты много делал и делаешь для смягчения нравов, как велика твоя роль в нашей жизни и как мы должны быть тебе благодарны. Это сейчас понимают все. И я рада сказать тебе это и пожать тебе руку.

Целую тебя крепко, хочу, чтобы ты был силен, как всегда.

Твоя Надя. Любе привет»[1554].

31 декабря 1963 года Вяч. Вс. Иванов писал Эренбургу:

«Дорогой Илья Григорьевич, сердечно поздравляю Вас с Новым Годом и желаю Вам, чтобы будущий год был несравненно приятней прошедшего. В 25-летнюю годовщину гибели О. Э. Мандельштама я был у Надежды Яковлевны в Пскове, и она тепло о Вас вспоминала. Ваш В. Иванов»[1555].

Еще в начале 1963-го Эренбург поддержал полезными советами французского писателя Армана Лану, готовившего передачу о Мандельштаме для французского радио[1556], а по просьбе редакции КЛЭ написал так и не опубликованную ими статью, которую использовал в 1965-м для предисловия к публикации стихов Мандельштама в № 4 журнала «Простор» (Алма-Ата). В этом предисловии три «Воронежские тетради» рассматривались как вершина мандельштамовской поэзии: «Стих окончательно раскрепощен, ощущение современности обостряется, слово всесильно», — эту публикацию осудила 9 сентября 1965-го «Литературная газета» из-за «трагических стихов», создающих «одностороннее представление о поэте», особо подчеркнув, что «не исправляет, а усугубляет такое представление предисловие к подборке, написанное И. Эренбургом». Поскольку в 1963-м на гребне развернутой просталинскими силами ЦК и сдуру поддержанной Хрущевым (до его свержения оставалось около года) кампании было сорвано издание стихов Мандельштама в «Библиотеке поэта», 6 февраля 1965 года Эренбург написал в Секретариат ССП о необходимости «вынести решение об издании книги стихов Мандельштама и предельном сроке ее выхода в свет»[1557].

В середине 1960-х гг. Эренбург принял участие в хлопотах по квартирным делам Н. Я. Мандельштам. Начало этому положило ее письмо, переданное с оказией:

«Любочка!

у меня к вам большая просьба. Вы, кажется, в добрых отношениях с Долматовским. Варюшка Шкловская бегает и просит людей, чтобы мне предоставили комнату, которая освобождается и переходит в ведение Союза или Литфонда в квартире Шкловских. (Эту комнату выделили для Виктора Бор. (Шкловского. — Б.Ф.) и в ней живет Васильев, переезжающий в новый писательский дом.) Мне, конечно, пора переезжать в Москву. Главный в делах по распределению квартир — Долматовский. Не можете ли вы сказать ему, чтобы он посмотрел мое заявление. У меня была квартира в писательском доме в Москве — и Союз хитростью отобрал ее в 1938 году после Осиного ареста. Союз в таких случаях возвращает квартиры. Дело это реальное. (По 38-му году реабилитация у меня на руках.) Вот моя просьба.

Я бегаю в свой Институт[1558], думаю, как топить печку, мечтаю о ведре воды и теплой уборной. Здесь очень мило, но я устала.

Мне какие-то физики объяснили, что на земле стало теплее, поэтому идет дождь. Я держу окна открытыми и мерзну.

Здесь много всякого хлеба, есть мясо в магазинах и крупа. Я не ем каш, но люди довольны.

Мое единственное развлечение здесь — исландские саги. Они, кстати, вышли в переводе. Дивная штука. Прочтите — не по-исландски, конечно. Вы тоже обольститесь.

Целую вас, Любочка.

Если вам не хочется говорить с Долматовским — не надо. А если это просто, поговорите.

Привет Илье Григорьевичу.

Надя. Мое заявление будет передано Федину. С ним Варя говорила»[1559].

С этим квартирным делом связана и записка Эренбургу его секретаря Н. И. Столяровой:

«Илья Григорьевич, Н. Я. поехала за О. Э. в 1934, но квартира была за ней, она постоянно приезжала в Москву. Лишилась она прописки в 1938 году и не в ее интересах увеличивать срок отсутствия, тем более в противоречии с выпиской. Я проверила и точное название „конторы“ и обнаружила, что МВД больше не существует, а есть Мин-во охраны общественного порядка»[1560].

24 апреля 1965 года на мехмате МГУ состоялся первый в СССР вечер, посвященный Мандельштаму[1561], на котором председательствовал и выступал Эренбург; говорили также А. Тарковский, В. Шаламов, Н. Степанов и др.; Н. Я. на вечере присутствовала, но не выступала. Открывая вечер, Эренбург сказал:

«Мне выпала большая честь председательствовать на первом вечере, посвященном большому русскому поэту, моему другу Осипу Эмильевичу Мандельштаму… Хочу сказать, что русская поэзия 20–30-х годов непонятна без Мандельштама. Он начал раньше. В книге „Камень“ много прекрасных стихов. Но эта поэзия еще скована гранитом. Уже в „Tristia“ начинается раскрепощение, создание своего стиха, ни на что не похожего. Вершина — тридцатые годы. Здесь он зрелый мастер и свободный человек. Как ни странно, именно тридцатые годы, которые часто в нашем сознании связаны с другим, которые привели к гибели поэта, — определили высшие взлеты его поэзии. Три воронежские тетради потрясают не только необычной поэтичностью, но и мудростью. В жизни он казался шутливым, а был мудрым… Его, человека, убили не равные, но поэзия пережила человека. Она оказалась недоступной для волкодавов. Сейчас она возвращается… Жена Мандельштама прожила с ним все трудные годы, поехала с ним в ссылку, она сберегла все его стихи. Его жизни я не представляю себе без нее. Я колебался, должен ли я сказать, что на первом вечере присутствует вдова поэта. Я не прошу ее пройти сюда… (далее его слова заглушил гром аплодисментов, они долго не смолкают. Все встают. Надежда Яковлевна, наконец, тоже встает и, обернувшись к залу, говорит: „Мандельштам писал: „Я к величаньям не привык…“. Забудьте, что я здесь. Спасибо вам“)»[1562].

1 ... 148 149 150 151 152 153 154 155 156 ... 264
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергей
Сергей 24.01.2024 - 17:40
Интересно было, если вчитаться