Ярмо Господне - Иван Катавасов

Так мне их для тебя брать, Викуся?

— Они на самом деле настоящие для пирсинга, Фил?

— Лучше не бывает, честь по чести. Изящные и тоненькие… Золотишко, между прочим, полновесно тянет на 24 карата по западному стандарту.

Честно скажу, учти, Вика, и мой корыстный денежный интерес в этой сделке…

Запрошенная добрыми людьми честная цена Вику устроила, а Филипп бонусом ей предложил частные услуги одной пожилой опытнейшей медсестры из косметологии «Трикона-В» со специальным дыроколом под рукой.

— …Так что, Викуся, всем организмом двигай ко мне на хату к девяти утра на девятое мая. Оформим и окольцуем тебя в лучшем виде. Запоминай адрес…

«Вот тебе, девушка, и день Виктории-Победы будет… Во где наваждение арматурное!

«Престер Суончера», конечно, хренова штукенция — валит без разбора. Зверскую смуту на всех навел. Мне ясновидение вырубил — предполагай тут, фигой без масла располагая…

Однако ж наша пристрастная и ревнивая дама Вероника положа руку на сердце по-арматорски определяет зверь-девицу Ристальскую как превосходного субалтерна. Тако же Пал Семенычу барышня Вика духовно приглянулась в оперативной видеозаписи, когда она в юбке-миди…

Моржиха майская, патер ностер! В белоросскую холодрыгу купаться на свежем воздухе приглашает. С арматурой наголо, Господи, помилуй. Видите ли, хорошему пацану Фильке Ирнееву она свою стойкую девственность и без пирсинга доверяет, из рака ноги…

Где там утро? где вечер? и что у нас мудренее?»

В субботу, не белоросским, но пенсильванским утром, Филипп Ирнеев, стоит отметить, не без мужского интереса своемысленно сопоставлял обнаженные девичьи стати Виктории Ристальской и Прасковьи Олсуфьевой, с кем он после основательной разминки провел бесконтактный спарринг по правилам спортивного карате.

«Какие тут могут быть сравнения! Без дурацких колец дева моя Параскева выглядит очень даже стильно и сильно. Смотрится спортивно, пристойно и симпатично. Если в меру, ne quid nimis, бодибилдинг женщину совсем не портит. Но без него и гипертрофии женской мускулатуры можно отлично обойтись, как нас уверяет док Патрик Суончер…»

Кроме Филиппа и Прасковьи, появившихся на верхнем арматорском этаже по окончании рыцарской заутрени, там больше никого не было. Потому как человеколюбивый доктор Патрик прописал Марии и Анастасии, чрезвычайно удивленным его мягкосердечием, спальный постельный режим, косметические процедуры у зеркала и заботу о дамском гардеробе до самого полудня, пока он, затворившись в секретной нижней лаборатории, занимается научными изысканиями.

— Мисс Праски, мистер Фил! Наука — прожорливый хищный зверь, перманентно требующий поживы, жертв и новых экспериментальных данных. Должен вас попросить, коллеги, активировать параметрическую систему слежения и подключиться к моей, надеюсь, относительно эргономичной периферии…

Личное буколическое отношение к научным исследованиям и к эргономике Прасковья выразила после спарринга, со вздохом расставаясь с корсетным поясом:

— О-хо-хонюшки… Захомутал и напряг старую кобылу дед Патрикей. Задарма пашешь на него тут и пашешь.

Мог бы и гигроскопическим слоем оснастить сию сбрую, хотя бы на бордюрах обшить. Эргономика, назови меня Парашей. Хоть стой, хоть падай.

— Тогда пошли под душ, Прасковь моя Васильна. На сегодня Патрикей Еремеичу довольно наших нейрофизиологических параметров.

— Потрешь ли, о витязь, спинку потной и похотливой деве, до водных омовений охочей?

— А как же? Я — тебе, ты — мне. Чисто по-спортивному, сестрица Прасковья.

— Вот если бы тебе, братец Филипп, как давеча по-тренерски девичью красу сверху и снизу ласково обмыть, подмыть, нежно проверить по здорову ли живет дева твоя Параскева, скрозь, в сись-пись в кровь избитая…

— Перебьешься… Эк тебя подмывает, греховодница! Лекарь Патрикус мне вчерась слово молвил: твои-де женские телеса обретаются в изрядном довольстве и в штатном орденском порядке…

Шагай себе в душ, вавилонска дщерь голозада, изобильными грудьми колыша, превеликим срамом промежным играша.

— От кого, мой батюшка, слышу? Ах какую красоту, толщину и долготу промеж ног я вижу!

Ажно завидки берут, экое богатство твоей молоденькой женушке досталось! Ахти, жено! обейми дланями хватай стоячего, держи срам-устье поширше…

«Ох мне девы и жены, конгенитально…»

В воскресенье молодые супруги из Бостона мистер и миссис Фил Ирнив, снимавшие на ночь апартаменты для новобрачных в одном из отелей Нью-Йорка, отстояли позднюю обедню в православном храме на Брайтон-Бич, по-мирски исповедались, причастились и с Богом тронулись в путь, назад в филадельфийскую резиденцию мистера Патрика Суончера, ставшую новым родным домом для миссис Нэнси Ирнив.

— …То, что ты радостно и счастливо возвращаешься в суончеровский особняк, словно к себе домой, меня не удивляет, Настасья моя Ярославна. Рыцарь-адепт Патрик снабдил оное жилище определенными свойствами асилума, распознающего своих и чужих, временных гостей и постоянных обитателей.

Насколько я знаю, такое еще под силу рыцарю Микеле. Да и то экселенц поселился, скажем, во многая потаенном палаццо рыцаря Рандольфо, когда сподобился теургического благословения от моего славного харизматического предка в особом сопряженном ритуале…

Настя правила «хаммером», усадив Филиппа рядом с собой. Видимым образом она наслаждалась поездкой, скоростью, общением с мужем, что не препятствовало ей аккуратно и легко вести тяжелую машину, поддерживая многозначительный разговор с Филиппом.

— Ой-ой-ой… Я ехала дом-о-ой… Хоум, су-и-и-т-и хоум. Ах мой славный дом, сладенький домик, пряничный…

Как бы не так, сударь мой!

По большому счету не такое уж благословенное счастье, муж мой любимый, возвращаться туда, где толостожопая Манька будет и впредь мне совать в ухо, одно, другое, третье. И злодей Патрик твою благоверную супругу приводит к орденскому порядку, прямо в гинекологию, больно…

Он и адепта Микеле перед Пасхой потчевал зверской психотерапией и гормональными коктейлями. Наш экселенц иезуитский после того будто на пружинках подпрыгивал и твоей супружнице галантную чепуху на ушко горячо шептал.

— Не верю! — улыбнулся хорошей шутке Филипп.

— Правильно делаешь, муж мой, — вторила ему Настя, рассмеявшись. — Ибо моя арматорская присказка есть. Но иному следует верить о ближних своих…

Громадный душевный клистир так-таки док Патрик ему точнехонько вставил, каким бы экселенц ни был превеликим инквизитором. Ей-ей, что в лобок, что по лбу, как будущий арматор тебе говорю.