Ярмо Господне - Иван Катавасов

«Одесную от древнего пророка-мессии в орфическом единстве разделенных начал…»

О том, кем и как пред ним была восставлена возрожденная плотью дама Прасковья по завершении кары и телесной смерти, инквизитор никому не намеревался подробно отчитываться или как-либо докладывать. Таковы его непреложные прерогативы.

Так было, и так будет.

В подробности акции «Ви-дэй», предстоящей им в утренней свежести на востоке Европы, рыцарь Филипп посвятил кавалерственных дам Прасковью и Анастасию после обеда за рюмкой коллекционной малаги.

— …Понедельник — день длинный. Невзирая на то, прилечь отдохнуть до подъема не возбраняется.

Вам все ясно и докладно, сестрички?

— Вопросов нет, братец Фил. Будь спок, четко окольцуем твою ведьму моим золотцем п…ватым, — добродушно восприняла инструктаж Прасковья.

Настя была настроена не так уж миролюбиво:

— Фил, я эту летучую монстрятину отлично помню по Вальпургиевой ночи. Давай я ее девчачью мелочевку чик-чик скальпелем, сверху и снизу. Будет она у нас среднего рода — не девочка и не мальчик.

Как будущий арматор гарантирую, ни один мужчина на нее не позарится. Я нашему объекту гладенько лобок оскальпирую вместе с оволосением, вагину чистенько заштопаю, ниппельки хирургически срежу. Куда ей эта женственность, если она боевой мышечной массы не добавляет?

Дальнейшие арматорские разговорчики Филипп начальственно пресек:

— Будете членовредительствовать исключительно по моим указаниям, дама-неофит Анастасия. Строго ритуально. В урочный день, в урочный час.

Лично для вас акция дидактически обладает учебно-тренировочным театрализованным характером.

— Как скажете, рыцарь.

«Патер ностер, шуточки же у нее! Дама арматор, из рака ноги…»

В понедельник Вика Ристальская торопилась по указанному адресу к назначенному сроку. От старого кирпичного четырехэтажного дома Фила Ирнеева с не менее старой липой, вымахавшей выше крыши у его подъезда, на нее сразу же повеяло каким-то домашним теплом и уютом.

Какой-то уютной, знакомой ей показалась и двухкомнатная Филькина квартира. Пусть здесь и расфуфыренный евроремонт, и мебель в ней страшно дорогая, и телевизор в полстены, пуд серебра на православной иконе в углу — все это ей предстало привычным и примелькавшимся интерьером, какого попросту не замечаешь в квартирах близких друзей.

Ведь главное не жилье, а люди, которые здесь живут; те с кем можно пообщаться, зайти на огонек, поболтать о том, о сем. Потом, глядишь, и на душе становится легче, если тебя по-дружески привечают, принимают такой, какая ты есть, снисходительно относясь к твоим чудачествам и выкрутасам.

У Филиппа Вику по-домашнему в халате и в тапочках приветливо встретила тоже вся такая домашняя, коренастая, круглолицая девушка Прасковья с пухлой мягкой грудью и толстой темно-русой косой. Фил ее представил как троюродную сестру из Владивостока.

«Знаем мы гэтких сверхдальних сестричек, братик Филька! Жена в Америке, так он к постели поближе кругломордую тетеху завел с кулинарными сиськами и кисельной задницей.

Очень, заметим, мясомолочная особь: вымя, окорока, голяшки… Куда ему столько? Прасковьей, говорит, его пассию зовут. По-моему, у людей таких имен не бывает…»

Вика тут же перестала обращать какое-либо внимание на Филькину подругу, лишь только ей показали три изящных золотых колечка. Казалось, они как живые ластятся, льнут к телу и коже, просятся, чтобы врасти, стать единым целым с хозяйкой.

Тотчас заявилась высоченная старуха, медсестра из «Трикона-В», и Вика неохотно рассталась с кольцами. Черноволосая злобная грымза, иссохшая, как деревянная вешалка-стояк на трех лапах, нимало не медля отобрала у нее золото и сунула дезинфицироваться в электрический автоклав.

Медсестра бесцеремонно командовала хозяином, услужливо помогавшим ей доставать из сумки и подключать блестящие медицинские прибамбасы. Приказала Вике раздеваться догола. Филиппа же услала на кухню, мрачно пошутив: мол, тут ему не анатомический театр, чтобы у женских трупов половые признаки разглядывать.

Медсестра брезгливо глянула на мускулистое тело пациентки. Больно оттянула соски, грубо ткнула обрезиненным пальцем в половые губы. Затем взялась за непонятный и страшноватый никелированный аппарат, снизойдя до успокоительных объяснений:

— Работа современного лазерного скальпеля не требует стандартной анестезии и стерилизации.

Попрошу уважаемую пациентку не нервничать. Ей-ей, могу ведь ненароком вам не то что сжечь волосики на вульве, но и клитор, матку или мочевой пузырь проколоть. Лечи вас после, таких нервных и нежных.

Чтобы вы знали, пациент в переводе с латыни означает «претерпевший», дорогая моя.

Вика уж приготовилась вытерпеть адские муки, но медсестра, аккуратно придерживая, один за другим мастеровито и совсем безболезненно пронзила тончайшим красным лучом оба соска. Тотчас же достала два маленьких колечка из стерилизатора и ловко продела их в свежие бескровные отверстия.

Спросив, как и где точно прожечь прободения для интимного пирсинга снизу, медсестра аналогичную операцию не менее профессионально проделала с вульвой пациентки, не задев лобкового оволосения. Вынув прямо из автоклава, она вставила ей в интим кольцо побольше, тоже оказавшееся совсем не обжигающим.

Высокопрофессиональную косметологию медсестра завершила контактным облучением мест, подвергшихся оперативному вмешательству, и с гордостью за мастерски выполненную работу пояснила:

— На малой мощности алый лазерный луч обеспечивает быстрое рубцевание поврежденных тканей.

Пациентке настоятельно рекомендую не мочить ранки на теле в течение суток. В случае маловероятных осложнений найдете меня через разгильдяя Фильку Ирнеева.

Кто мне, милочка, заплатит за косметические работы, он или вы?

Вика достала из сумочки деньги, отсчитала необходимую сумму с чаевыми и, не глядя на Прасковью, что-то ей говорившую, скорей побежала в Филькину спальню покрасоваться перед большим зеркалом. Немного погодя натянула черные чулки на широкой резинке, обула туфли на каблуках и гордо продефилировала на кухню, чтобы показаться Филу Ирнееву.

Филипп ее интимный пирсинг галантно одобрил, особо не вглядываясь. Тут-то до Вики, наконец, дошло, в каком таком сценическом виде она картинно разгуливает по квартире молодого мужчины ярким солнечным майским утром. Девушка смутилась, судорожно прикрылась кухонным полотенцем, попятилась в прихожую, ретировалась, стушевалась в женское общество одеваться.