Ярмо Господне - Иван Катавасов

Поперлись, хлюпая, наверх подмываться, переодеваться. В лифте мокрые портки, бельишко скинули, в холл голозадые шасть, а там сквайр шестого ранга сэр Квентин Дамплинг у рыцаря-адепта сэра Питера Нардика шляпу и трость принимает.

Джентльмены сделали вид, будто не видят и не замечают двух леди в неглиже с подмоченной репутацией в руках. Очень, знаешь, галантерейно отвернулись к окну…

«М-да… это вам не арматорская басня, а взаправдашняя быль. Пирожки у деда Патрикея с солью, с перцем, с собачьем сердцем…»

Филипп грустно и сочувственно улыбнулся, а нахмурившаяся Настя просияла:

— Ей-ей, Фил, такие вот смех и грех приключились с двумя кавалерственными дамами из твоего орденского звена!

Чтоб ты знал, муж мой, потом наш сверхделикатный и распорядительный мажордом Квентин леди Нэнси и леди Мэри, обеим подложил в комод, замаскировал среди белья по упаковке здоровущих женских подгузников из комплекта полевой формы для спецопераций. Как бы случайно, по ошибке.

Видал, наверное, такую страсть типа толстых-толстых белых трусов у балерин под пачками в древнем классическом балете?

— Подобное армейское белье, — черное, правда, — носил на Кавказе и в Африке.

— Расскажешь мне когда-нибудь об охоте на львиного божка?

— Сегодня после американской полуночи, Настена, сгоняем в Европу, провернем там одно неотложное дельце, тогда кое-что африканское разъясню, расскажу, покажу… Только ты, пожалуйста, подгузничек черненький на липучках не позабудь надеть, плотненько его застегнуть…

— У, вредина! Так вот послушай, я после венчания во время того жуткого тригонального ритуала в лесу чуть не обдудонилась от страха. Но в жесть вытерпела, не опозорилась.

Потом Ника новобрачную в кустики увела и на весу под коленки держала как маленькую. Сама я присесть пописать не могла, так одеревенела.

— Как же, как же, припоминаю! Три солнцеворота и по тебе и по ней лихо прошлись. Из оных кустиков мы с рыцарем Павлом вас на руках в машину снесли.

— Да что ты!!? Этого я почему-то не помню.

— Пал Семеныч из деликатности постарался, эйдетику с краткой амнезией на вас двоих навел. Могу по секрету тебе сказать, но Нике ты, будь добра, ни гугу.

Потому что видок у двух дам был еще тот. Новобрачная к лесу передом, к нам голым задом. Подол отпустить не может, в отупении на грязном снегу стоит.

В то же время наша главная распорядительница свадебных торжеств к нам голым передом на корточках сидит. Коленками дрожит, в платье вцепилась и жалобно смотрит, скулит как побитая собачонка… Ни чтобы кружевные трусики натянуть, ни встать на ноги не в силах.

Тригональный ритуал, три «катящихся солнышка» — это вам не фунт африканских фиников, моя кавалерственная дама Анастасия. Бывает, кости ломает с хрустом, посолонь или обсолонь…

По приезде в Филадельфию рыцарь-зелот Филипп быстро принял душ, переоделся в белый костюм и поспешил в кабинет к рыцарю-адепту Патрику, не позабыв переложить серебряный доллар из одного брючного кармашка в другой. «Он и разговаривать-то со мной не станет, покамест не получит свое из загашника. Лорду в морду я ему после устрою, старому черту…»

— Э-ге-ге! Профуфынились, вы, милостивый государь, Филипп сын Олегов! — встретил его по-русски с подковыркой лорд Патрик. — Ну-тка, инде мой вест-индийский сребреник?

— Долг чести подлежит оплате, сэр. Я охотно признаю ваш выигрыш, сэр Патрик.

— Вы — несусветный транжира, излишне щедрый мистер Фил Ирнив.

— Не меньше, чем вы, сэр, одобривший сумасбродную идею моей супруги стать эксцентричной «хаммер-вумен». И не только…

— О нет, мой дорогой сэр Филипп! Ваш каламбур плох, леди Нэнси вовсе не молотобоец. Она водит автомобиль получше нью-йоркских полисменов, в чем вы и я вчера воочию убедились.

Честью прошу не увиливать от признания вашего сокрушительного поражения в нашем споре, скептический мистер Фил.

— Вы абсолютно правы, сэр Патрик, — рыцарь Филипп дал сторицей насладиться убедительной победой рыцарю Патрику. — Я глубоко заблуждался, коллега.

На красноречивых примерах леди Энфи, Нэнси и Мэри я положительно убедился, что дееспособное овладение благодатными дарованиями зависит от особенностей религиозной мотивации неофитов. Действительно, до пятого-шестого круга орденского посвящения безупречное знание парадигматики дивинативных ритуалов не гарантирует безусловность их исполнения и применения.

Ментальные упражнения нисколь не обеспечивают таинства взаимоперехода харизматических ипостасей, возвышения и нисхождения духа, коль скоро наши дамы-неофиты сами себя ограничивают в оптимальном сопряжении рациональной и сверхрациональной действительностей. В дефиците у них и смиренномудрие…

Неоправданное честолюбие весьма затрудняет им постижение эпигнозиса. Ох на беду, не думают они о самих себе скромно, по мере той изначальной веры, какую Бог уделяет каждой разумной душе человеческой…

— Будете прилагать к мисс Мэри деятельную епитимью, сэр инквизитор? — нарушил продолжительное молчание лорд Патрик.

— Теургическая кара ей покуда не требуется, брат Патрик. Но сатанинский зов ее плоти следует ввести в строгие рамки. И не только…

Инквизитор пронизывающе взглянул на собеседника и предложил:

— Не желаешь ли смиренно исповедаться, брат Патрик?

— Таково есть мое давнее желание, брат Филипп. С полной теургией, отец инквизитор, если вас не затруднит, сэр.

— Меня это не затруднит, брат Патрик…

…По завершении теургической исповеди сэр Патрик прервал ментальный контакт, разлил по стаканам ирландский виски со льдом и задумчиво произнес:

— Кельтское наследие, как видите, дает о себе знать, сэр Фил.

— Желаете поставить на кон ваш серебряный доллар, сэр Патрик?

— Таково есть и ваше сокровенное желание, сэр Филипп. Но предупреждаю: как у нас повелось, джентльменская тайна нашего пари должна остаться строжайше между нами.

— Наглухо, сэр. Ни намеком единым, ни жестом невольным, ни прорицанием изреченным. Во веки веков, слово джентльмена.

— Итак, каковы ваши условия и сроки, таинственный мистер Фил?..

В тот же воскресный вечер на заходе солнца рыцарь-инквизитор Филипп принял исповедь у дамы-зелота Прасковьи и наложил на нее суровую орденскую епитимью. Беспощадное таинство свершилось в глубоком секретном уединении нижней арматорской лаборатории лорда Патрика.

«Одесную от древнего пророка-мессии в орфическом единстве разделенных начал…»

О том, кем и как пред ним была восставлена возрожденная плотью дама Прасковья по завершении кары и телесной смерти, инквизитор никому не намеревался подробно отчитываться или как-либо докладывать. Таковы его непреложные прерогативы.