Ярмо Господне - Иван Катавасов

На закате рыцарь-адепт Патрик ассистировал рыцарю-зелоту Филиппу в непростом ритуале дивульгации трех сверхъестественных артефактов и окончательном избавлении дамы-зелота Прасковьи от последствий воздействия на нее «престера Суончера».

Три тонких золотых кольца выскользнули из-под багряной мантии кавалерственной дамы и с мелодическим звоном раскатились по мраморному полу часовни. Каждое кольцо рыцарь Патрик осторожно подобрал, методично осмотрел и почтительно вручил рыцарю Филиппу.

— Примите мои поздравления, брат Фил. Алгоритм ритуала рыцаря Рандольфо вы освоили в совершенстве и синтагматически применили к весьма необычному случаю.

— Во имя вящей славы Господней, брат Патрик, наши прерогативы непреложны.

— Это так, брат Фил.

Затем рыцарь Патрик поинтересовался у дамы Праски, не затруднит ли ее сейчас посещение арматорской лаборатории на втором нижнем уровне. Получив согласие, рыцарь Патрик церемонно сопроводил даму на углубленный медосмотр и лечебно-оздоровительные процедуры.

Как док Патрик с ней дальше будет церемониться, Филипп хорошо представлял. «Блаженны пациенты, ибо их есть долготерпение. Благослови, Господи, лекарей и все кроткое человеколюбие врачующих».

Едва филантропический доктор и его обреченная на излечение пациентка удалились по направлению к лифту, на Филиппа набросилась Настя, терпеливо выжидавшая в засаде за углом. Она хищным зверем прыгнула ему на плечи, оседлала и скомандовала:

— Поедем, красавчик, кататься! С ветерком и музычкой!

Фил, Фил! Ты еще не знаешь. У меня новая супертачка! — соскочив на пол, она взяла мужа под руку. — Пойдем скорей в гаражи, сейчас я тебе ее покажу.

Ты когда-то долбался на вишневом советском «зубиле-чизеле», а я обзавелась черным штатовским «молотком-хаммером». Патрика мой каламбур очень рассмешил.

Движок мне Квентин заменит на следующей неделе, но арматорскую защиту на корпус и раму Патрик уже поставил… Завтра, Патрик мне разрешил, мы с тобой вдвоем, я за рулем, сгоняем в Нью-Йорк и обратно…

В нью-йоркской арматорской клинике Настя обрела подходящие живые зачатки-имплантанты недостающих ей до комплекта зубов. На людях она по-прежнему предпочитает разговаривать по-английски, особо не размыкая губ:

— …Чтоб вы знали, насмешливый мистер Фил, по сути факта ваша рассудительная супруга не злобствует на леди Праски и зла не таит на леди Мэри…

Сама виновата, коли одной достопочтенной леди позволила начать счет моим зубам простейшим левым хуком, а другой — довершить успешно начатое. Мэри хорошо подловила меня пяткой на встречном движении в прыжке с разворота.

Благослови их, Господь, всех наших кавалерственных дам и высокородных рыцарей!

Улыбайтесь, улыбайтесь, рыцарь насмешник. Но во французском ресторане вы, дивный мистер Фил Ирнив, поставите хороший аудиовизуальный камуфляж у столика, заказанного вашей предусмотрительной женой…

Атлантическим майским вечером в дорогом ресторане косметические недостатки неулыбчивую миссис Нэнси Ирнив не слишком смущали во время приема пищи и не испортили ей наслаждения от ужина вдвоем с мужем. Потому что счастливая Настя смогла в конце концов вдоволь без стеснения наговориться с мужем на родном русском языке в Нью-Йорке.

Вчера вечером в Филадельфии ей едва-едва хватило сил надеть пижаму, забыв о том, чтобы принять душ, снять макияж… Филипп потом поудобнее благорасположил крепко спящую жену под одеяло.

После же из Филадельфии в Нью-Йорк они везли сэра Патрика и леди Мэри. Таково было благое пожелание прецептора. Наверняка из тех, какими вымощена дорога в стоматологический ад.

Какие уж тогда откровенные и задушевные разговоры за рулем тяжеленой тачки? Муж-то, единственный и любимый, на самом заднем сиденье о чем-то тайном втихую переговаривается с Патриком.

А любящей жене ехидно так скалится, подлец… В зеркальце во весь рот, сверкая адски безупречной улыбкой.

«И Манька, дура поскудоумная под боком, о каких-то глупостях всю дорогу щебечет, идиотка. Видно, мало я ей ввалила, корове рыжей. Ничего, потом как-нибудь сто пудов подлюке добавлю по зубам и по мордам… Ужо станет те, моя дорогая Марь Вячеславна, твоя победа по очкам и в очко…»

-..Муж мой, нечего тут изгаляться, будто я на Прасковью с Марией зуб заимела! Сначала уточним, не один, а целых три, когда вырастут.

Да будет тебе известно! Твоя щербатая жена ни на кого не в обиде. Бог дает нам мщение. Он же и наказывает за превышение разумной достаточности в обороне и нападении.

Патрик не просто так позволил Прасковье взломать физико-инерционную защиту Анфисы. Вот она была и нет, как я почувствовала в тот момент.

Хвастаться не стану, я покуда мало что понимаю в нейрофизиологической обратной связи, хотя мне от нее в жесть достается по печени и по почкам. И в гинекологию нехило перепадает по п… большой мешалкой…

Филипп хотел было пошутить касательно культуры речи и арматорской матерной риторичности. Но раздумал.

«Пускай Настена выговорится. Нынче женщинам без душевной болтовни никак не обойтись. Это нынешние мужчины больше любят ушами, когда их превозносят и возносят на пьедестал. Меж тем современным женщинам чаще свойственно обрабатывать язычком своего кумира. Понятно, если они кое-что соображают в сексе…»

— …Ты меня хорошо понимаешь, Фил. И разумные души слушать красиво умеешь, женщин наших исповедуя, сообразно отпуская нам грехи наши бабские. Ну, а мы, яко властные над вашими и нашими телами, позволяем вам, мужчинам, спускать нам поглубже, по шейку матки. Причем в нужное влагалищной хитрющей бабе циклическое время, в нужный момент коитуса.

Секс — наука нехитрая, п…стая, научиться ей немудрено. С глубокой древности все до тонкости конгенитально изучено и подробно описано теми, кто не страдает неврозами сексуального ханжества, полового лицемерия, умственной импотенцией или невротической фригидностью.

Но мне, Фил, пуще всего не хочется ограничиваться этими самыми генитальными идеями. Не хочу, представь, одним блядским влагалищем, яичниками и придатками думать.

Правильно говорят: бабские кровя из промежности — извилины на просушку. Вот и жена твоя — баба в самом соку. Мне кажется, будто я и сейчас в прокладку подтекаю…

— С крылышками «бег-бег-бег»? — не удержался Филипп от ехидства.

— Угу, щас взлечу от женского счастья над столом, буду по ресторану нагишом порхать, дойками махать, голым задом рулить, — сердито пробурчала Настя.

— Спасибо, не надо. Я уж в первомайскую ночь насмотрелся на оголтелое бесчиние и непотребство.