Шалопаи - Семён Александрович Данилюк

Никакая крайность фантазии не возбранялась. Категорически не дозволялось лишь одно – допущение о возможности гибели СССР. Это уже была ересь. Государство Союз Советских Социалистических Республик было построено на миллионолетия.

Рассы́палось оно ежемоментно. Будто здание, в которое недовложили цемента, при лёгком толчке.

Даньку пригласил в гости дядя Слава Филатов. Встретил в мундире, уже с двумя генеральскими звёздочками.

– Поздравляю, – Клыш показал на вторую звездочку.

– Не с чем. Допоздравлялись уж.

– А я боялся, что ты к путчистам примкнёшь, – сказал Данька.

– Не успел… – признался, к изумлению Клыша, Филатов. – Идиоты! Простого дела не смогли. Большевики в семнадцатом без шансов, считай, никто и звать никак, – а сумели-таки. А у этих всё под рукой – и – нате получите!

– Но ведь какой всплеск протеста! Люди под танки бросались, – напомнил озадаченный Клыш.

– Бросались! – неприязненно подтвердил дядя Слава. – С голодухи куда ни бросишься. А ты выгрузи из всех составов на путях запасы продовольствия и объяви по тому же телевизору, – вот, мол, лжедемократы попрятали от народа. А мы их, саботажников, вывели на чистую воду, и теперь предлагаем дорогим своим гражданам мчаться и раскупать по дореформенным ценам. И – адреса пунктов продаж. И куда твои герои бросились бы: под танк или за водкой?

Клыш невольно хмыкнул. В такой плоскости августовские события никто ещё не подавал.

– Не любишь ты, дядя Слава, демократию, – подметил он.

– Что тех, что этих. Демократия, автократия, – разные ширмы для жлобов. Вроде как для разведчика слова – ширма для мыслей. Те бы победили – свою демагогию сейчас бы развели. Да об них что теперь говорить. Эти дорвались – под лозунги приватизации расхапывать начнут державу на куски.

– Все ждут, что Ельцин назначит суд над КПСС, распахнёт архивы на репрессированных, чтоб каждый причастный, на свету как таракан заметался. Такое массовое покаяние, – припомнил Клыш, вроде с усмешечкой, но исподволь следя за собеседником.

– Покаяние! – передразнил дядя Слава – с горечью. – Да разуйте вы глаза! Это не тот Ельцин, что к власти пёр. Этого уж засосало. Согласования с правыми, левыми. Баланс интересов. А интересы что у правых, что у левых, если дорвались до власти, одни и те же, – чтоб тишком. Какой после этого суд? У любого политика одна и та же подлость в мыслях. Но демократия – это когда ты рад бы всю страну за глотку схватить, да боишься, потому что за дверью другой желающий подкарауливает. Оступись – и свалят. А если бояться некого, значит, – тирания. Это уж вовсе не дай бог!

Он глянул на Даньку пристально:

– Но другой Родины у нас нет, парень. Худо ей, бедолаге. Потрошат на части. Но что осталось, то требует охраны. Во все времена, при всех режимах кто-то должен на сигнальной вышке стоять. Разведка и контрразведка при любой власти нужны.

Данька, догадавшись, встрепенулся.

– Пойдёшь? – спросил дядя Слава. – Сейчас самое время.

– Как отец?!

– Именно. На дальние подступы, так что видеть тебя из Москвы будут два-три человека. Связи, само собой, придется пресечь. Родственники, да и друзья…

– Согласен! – обрубил разговор Клыш.

Генеральный директор «Химволокно» Граневич трудился над реконструкцией истово. Порой ночуя в кабинете. Заставил работать, не считаясь со временем, весь состав ИТР. Трудились охотно. На горизонте проступал успех. Комбинат на всех парах спешил к выпуску новой, спросовой продукции. Первым готовилось к пуску производство полипропелена. Ждали последние комплектующие из Германии, уже проплаченные. Заранее согласовывались контракты на поставки. По-прежнему случались задержки с выплатой зарплат. Но на проходной был вывешен график пусков… Все входящие на смену видели, что светлый день перелома близок, и сами торопились к станкам.

Осталось растоможить последнюю партию комплектующих, смонтировать и запуститься.

Граневичу в режиме онлайн докладывали. Оборудование отгружено. Оборудование пересекло границу и поступило на таможню. И совершенно неожиданный звонок под ночь: купленное оборудование арестовано на таможне.

Граневич заметался по таможенным службам. Внятного ответа о причинах ареста не получил. Но сразу вслед за этим на комбинат обрушились налоговые проверки. И почти тут же бухгалтерия известила, что банком приостановлен очередной кредитный транш. Оська поехал к Баулину. Клыша рядом уж не было, – пропадал в Москве, откуда время от времени позванивал.

Баулин встретил гендиректора непривычно смущённый. Усадил в кресло. На журнальном столике уж стоял разлитый в два бокала коньяк и блюдо с порезанным лимончиком.

– Здорово, заёмщик! – распахнул Робик обманчиво радушные объятия. Пододвинул гостю бокал. Оська свой бокал отодвинул.

– В чём дело? – спросил он.

Робик вздохнул сокрушённо:

– Но только, если что, я тебе этого не говорил.

Оказалось – причина в новом хозяине области, председателе облисполкома Девятьярове. Хочет приобрести права на комбинат.

– Для чего? – не понял Оська.

– Так губа, поди, не дура. Ты посчитай, сколько площадей под комбинатом.

Оська затряс головой, не веря:

– То есть председатель исполкома хочет уничтожить крупнейшее производство с тысячами работающих для того, чтобы?..

– Поднять элитную застройку, – охотно подтвердил Робик. – Не на себя, конечно, – опередил он взрыв ярости Граневича. – На фирмочку-затейницу. Так что если вздумаешь громогласничать, поднимать скандал в газетах, то ничего не докажешь. Это я уж тебе по-свойски рассказываю. Чтоб не исподтишка.

Он вновь подтолкнул гостю бокал. Оська схватил, машинально выпил.

– Во! Это по-нашему, – порадовался Робик. – И лимончик, лимончик следком.

Оська слегка отдышался. Туман в голове прошёл.

– Допустим, Девятьяров разинул варежку на комбинат, – произнёс он. – Но ты-то почему транш закрыл? Ты-то в компаньоны набивался! Значит, союзник. Ты ж понимаешь, что я зарплаты выплатить не смогу.

– Да понимаю, конечно, – уже не ёрничая, подтвердил Баулин. – В своё время твой дружок Клыш меня едва не отмудохал за то, что подставил его под ментов. Я ему честно объяснил, и тебе честно говорю: что в драке, что в бизнесе одно и то же, – перво-наперво спасаешь собственную шкуру. Сцепиться с братцем моим окаянным себе дороже, у него зубы стальные. Перекусит родную вену, и не поперхнётся. Не скрою, прикидывал, чтоб против него пойти. И почти решился. Химкомбинат кусок лакомый. Да на твою беду ставки на кону переменились.

Оказалось, то, что совсем недавно казалось немыслимо привлекательным, на фоне новых приватизационных проектов обесценилось.

– Энергетика, газ, нефть! – толстые губы Робика словно зашлёпали. – Совсем другой уровень. Купи, скажем, пакет «Ленэнерго» – и, считай, входной билет в элиту.

У банка «Пионер» появилась возможность при поддержке того же Девятьярова перевести центральный офис в Москву, где, по словам Баулина, уже появились завязки.

– Вот скажи, сам бы на моём месте неужто не переиграл? – он подлил коньяку.

Граневич попробовал подняться, осел.

– Сделаем всё по-чесноку, – заспешил Робик. – Твои залоги освобождаю, оставшиеся «лимоны» перекину в офшор, куда сам скажешь!

– Это вы с братаном приговорили?!

– Говорю же, – хотим по-честному. Чтоб ты не в обиде.

– За мной люди!.. Попробуете силой – выведу на демонстрацию. Чтоб на весь Союз!

– Да где он, твой Союз? – устало напомнил Робик. – А комбинатовские, за которых душу рвёшь, – тебя же