Шалопаи - Семён Александрович Данилюк

предвыборный лозунг – «Избирателя никогда не предавал». Это было правдой. На реальные выборы Девятьяров шёл впервые, и случая предать пока не было. Они сработались. К тому же на глазах Девятьярова рассыпался на части и потихоньку умирал комбинат «Химволокно». Всё пристальней глава города стал изучать реестровый кадастр. Чем больше изучал, тем большим лакомством выглядел комбинат. На площади, на которой он раскинулся, можно было бы поднять целый микрорайон. Голова слегка кружилась – трудно было обсчитать прибыль, что получил бы генеральный застройщик. Лапин и в этом стал ему единомышленником и подспорьем. К тому же у Лапина оказалось чувство юмора, пусть и своеобразное. Погружённый в избирательный ритм, придумал лозунг и для этого случая – «Задачи нам по плечу. А не по плечу, так по карману». Вывесил в кабинете. Девятьяров, проходя мимо, поощрительно посмеивался.

Как первый шаг, договорились с гендиректором Горошко, что безопасность комбината станет обеспечивать ЧОН – охранное предприятие, созданное при участии самого Лапина. Отныне комбинат стал для Девятьярова прозрачным, словно аквариум.

При внешней несхожести комсомольский функционер и «вор в законе» оказались подстать друг другу. Лапин при неспешной, вкрадчивой манере общения сразу вызывал в собеседниках страх. Девятьяров за годы партийной работы научился выглядеть спокойным, надёжным, респектабельным. Но в глубине глаз его неизменно поблёскивал холодный лазер, готовый прожечь в минуту. Только мало кто умел его разглядеть.

Меж тем подошёл Алькин день рождения. Первый без него. Посиделок устраивать не захотелось. Просто пошли вдвоём по Никитинской набережной на берегу Волги, примериваясь к кафе или рюмочной.

Через арку жилого дома были видны два контейнера для мусора. От одного из них отделился незнакомец – вполне приличного вида. Вышел на набережную.

– Нет! И здесь нет, – простонал он. – Придётся идти в аптеку.

В другое время загадочная эта фраза стала бы роскошным поводом для зубоскальства. Но не сегодня. К тому же у второго контейнера они увидели старичка в домашнем джемперочке. Зарывшись с головой в «мусорку», он шуровал внутри шваброй, очевидно, прихваченной из дома. У ног стояло несколько перетянутых бечёвкой книжных стопок. Это был бывший директор Десятой школы Анатолий Арнольдович Эйзенман. Ныне – пенсионер.

Подошли.

– Здравствуйте, Анатолий Арнольдович, – поздоровались они на два голоса.

Тело над контейнером вздрогнуло, закаменело. Наконец, наружу показалась взлохмаченная голова.

– А, ребята, – кисло поздоровался он. Показал на книги. – Вот что делается. Гаршин, Панова, Плутарх, Гомер! Недавно двухтомник Фабра нашёл. Книги в мусор! Докатились. А ведь существует прямая связь между отношением человека к книге и отношениями в обществе. Это сообщающиеся сосуды! Когда выбрасывают Гомера и приобретают сонники и хиромантию, в стране происходят необратимые процессы!

Анатолий Арнольдович говорил горячо. Но за излишней горячностью проступало смущение. Данька заметил, что ногой он потихоньку заталкивает под контейнер пакет с костями – явно из той же мусорки.

Друзья переглянулись. Под благовидным предлогом распрощались, пообещав заглянуть в ближайшее время. Распрощались с тяжёлым сердцем. Похоже, заслуженный учитель Республики жил впроголодь.

Перешли на другую сторону Волги. Возле памятника Афанасию Никитину на редких прохожих набрасывались развесёлые зайки, мишки, ослики с табличками на груди, требовательно зазывая в магазин «Мир кожи». Оживление их настолько не подпадало под настроение друзей, что Клыш совсем было приготовился шугануть приставал, как вдруг один из заек отошёл в сторону и стянул с головы шлем. Под ним оказалась пятидесятилетняя женщина с измождённым лицом и потухшим взглядом. Должно быть, одна из лишившихся работы.

Зашли в рюмочную на проспекте Мира, неподалёку от УВД. Рюмочная была пуста. Лишь у углового столика вполоброта нахохлился над пустым стаканом странного вида опоек. Низенький. В галошах, протёртых шароварах, с окладистой, не по росту, длинной бородой. Эдакий Черномор. Друзья вытащили прихваченные Оськой чебуреки, разлили по первой. Заслышав булькание, опоек тихо простонал.

– За Алого! – Клыш приподнял стакан. Оська кивнул. Пили за друга, ещё не поминая. Но уже не чокаясь.

– Может, и мне капнете, – подошёл странный сосед. Подставил свой стакашек, улыбнулся искательно, щербатым ртом. – За Альку я б тоже выпил.

Друзья принялись вглядываться.

– Не может быть, – произнёс Оська.

– Чтоб я сдох, – согласился Клыш.

Перед ними стоял Коля Рак. Поэт и теперь – по виду – бомж.

– Никто не узнаёт, – сообщил Коля, отчего-то довольный.

Клыш налил.

– За Альку, – Коля поспешно схватил стакашек, выпил, проливая. Поёжился. Затих сладостно. – Очень я, как узнал, переживал. Нашли кого убить. Ну, пусть балагур. Но ведь весельчак совершенно беззлобный. И – нате! Такого ломом по голове – вовсе совести надо не иметь.

Оська икнул. У Клыша клацнули зубы. С изменившимся лицом ухватил Рака за плечо. Тот ойкнул.

– Говори! – глухим голосом потребовал Клыш.

Коля потёр плечо.

– Я в Кувшиново думаю уехать. За трактор сяду, по меже… Мать-родина… Земля не выдаст…

– Говори же, сволочь! – сорвавшимся, не своим голосом выкрикнул Оська. Вновь икнул.

В рюмочной меж тем появились новые посетители. Стали оглядываться на крики.

– Налей, чем сволочить, – обиделся Рак. – Человек только из рабства вызволился. Я, может, сам думал вас найти. Как из рабства отпустили, так и думал. А потом подумал, может, и сами знаете.

Выпил новую порцию, важно огляделся.

– Первым делом – это то, что я эту карту треклятую у помойки нашёл, – сообщил он. Увидел перед собой две пары выпученных глаз. Вскинул руку жестом оратора, успокаивающего аудиторию. Заговорил более-менее внятно.

За пару недель до того Коля Рак занимался привычным делом – искал где выпить. Под лавкой в сквере обнаружил оброненную карту банка «Пионер». Перед тем сутки не ел. Живот просто пучило с голода. В надежде, что на карте есть деньги, привёл себя, как мог, в порядок и зашёл в ресторан «Витязь». Как-то просочился мимо швейцара, уселся на свободное место, сделал богатый заказ. Заказ приняли. Рваные джинсы с галошами спрятались под столом, а осанистая борода произвела впечатление. Наевшись от пуза под Блек Лэйбл, протянул карту. Карта оказалась пуста, а ресторан, как выяснилось, принадлежал Лапину. Подошли плечистые качки, без разговоров подняли, кинули в «Жигули», замотали глаза, отвезли в какой-то частный дом в Затверечье, в большой подвал, с кранами и мойками. Там содержались должники бандитов – рабы. В подвал подвозили пустые бутылки в ящиках. Должники их отмывали, и посуда вновь увозилась. Держали в рабах, пока полностью не отрабатывал долг. Там же, в подвале, и отсыпались – на нарах. Единственно – в сортир выпускали в смежную комнатёнку с очком в пол – под присмотром. Как-то Раку приспичило, а выводящего на месте не оказалось. Пошёл сам. Проходил мимо комнаты охраны. Дверь оказалась приоткрыта, да и говорили громко, пьяными голосами. Жаловались меж собой. Остановился – может, удастся сбежать. Услышал фамилию Поплагуева. Навострил уши. Оказывается, эти боевики вместе с другими охраняли какой-то груз на Ярославском вокзале в Москве.

– Причём