Волгины - Георгий Шолохов-Синявский

— Вы не ошиблись, капитан? — спросил Алексей, а у самого уже учащенно забилось сердце, и еще не совсем уверенная мысль, что это он, Виктор, его брат, которого он не видел более двух лет, сразу вытеснила все остальное.

Не видя перед собой других лиц, Алексей кинулся сначала в клуб. Там ему сказали, что какой-то старший лейтенант действительно только что спрашивал о нем.

Алексей вышел из гудевшего голосами клуба, метнулся к воротам, затем к скамейкам под липы. За ним с таким же растерянным лицом неотступно ходил Глагольев.

— Товарищ подполковник, я его только что видел. Такой симпатичный блондин… Какая приятная неожиданность! — приговаривал он, как будто не к Алексею, а к нему приехал долгожданный брат.

Алексей направился к самой дальней скамейке и вдруг увидел рослого, показавшегося ему пожилым, летчика. Он сидел под деревом, все время нетерпеливо поглядывая в сторону парадного входа в клуб.

Издали Алексей еще не мог видеть лица Виктора. Он видел только блестевшую на его груди Золотую Звезду, но по манере круто поднимать плечи Алексей сразу узнал брата. Он окликнул его так, как часто окликал, когда они были еще мальчиками:

— Витюшка!

Виктор вскочил и нерешительно пошел навстречу Алексею и Глагольеву. Он все еще как будто сомневался, что подходивший к нему подполковник с гвардейским значком на груди — его брат.

Алексей молча протянул руки. Братья стремительно кинулись друг к другу.

— Вот так встреча! — не переставал удивляться Алексей, когда оба они немного пришли в себя. — Я знал, что ты едешь на фронт, но куда — не знал. Давно приехал?

— Недавно. Здесь, в городке, наш склад. Сейчас еду опять в полк. Я прослышал про слет, расспросил — сказали: начполит тут… Вот и нашел…

Что-то большое, горячее теснило горло Алексея. Родные, материнские, только более холодные, с суховатым блеском глаза смотрели на него. И этот неизгладимый шрам на левом виске от камня, пущенного каким-то озорником из рогатки… Виктор был похож на мать и всегда был ее любимцем. Он почему-то казался ей самым слабым из всех. Все семейное, давнее и незабываемое, сразу вспомнилось Алексею.

— Танюшка воюет? — спросил Виктор.

— Воюет. Оставил ее в санвзводе. Не было сил удержать в медсанбате.

— А ты постарел, Алеша, виски-то побелели.

— Ты тоже вытянулся… Возмужал. Совсем закалился. Советским ассом стал.

— Шутишь? Горел. Таранил одного гада. После этого еле поднялся. Очень горевал, когда узнал о Кате, — неосторожно коснулся старой раны Виктор.

— Не вспоминай. Далеко еще идти до ее могилы.

— Доберемся. Авиации, техники у нас теперь хватит. А какие самолеты, Алешка! Какие машины! Стрела! Огонь! — Виктор приглушил голос, — Ну, а сынок как? Тоже неизвестно где?

— Пропал, наверное… Ведь это же пылинка в таком вихре.

— А может, и не пропал? — как бы нарочно мучая и напоминая о непоправимом, спрашивал Виктор. — Я им уже дал за твоего сына и за Катю, Алешка. Теперь буду за мать расплачиваться. Я весь боевой опыт — свой и других товарищей — собрал.

— Как там дома? — напомнил Алексей. — Как старик? Павло?

Виктор, как будто не слышал вопроса, достал папиросу, зажег ее не сразу, сломав несколько спичек. Повидимому, его сейчас занимало только одно — искусство воздушной войны.

— Я теперь подучился воевать, знаешь? Редко какой вырывается. Встречу в воздухе — не выпускаю живьем. Понятно? Недавно под Курском дрался — троих свалил за один бой. Неплохо, а?

Алексей смотрел на ожесточенно дергавшиеся пухловатые губы брата, на леденистый блеск в глазах, думал: «Да, это пройдет не скоро. Этого не потушишь сразу». И в нем самом под влиянием снова нахлынувших воспоминаний, всего виденного и слышанного на путях войны, опять начинала закипать на время притихшая, ничем не утолимая боль. И все мечты о том времени, когда, как солнце из тучи, выглянет сияющий лик мира, показались Алексею сейчас более чем когда-либо преждевременными.

— Я им наверстаю упущенное за полтора года, — угрожающе проговорил Виктор, нервно докуривая папиросу. — Я им все подсчитаю.

Алексей сказал:

— Скоро будут большие бои. Там и покажешь себя.

— Да. Все говорят о предстоящих боях, — кивнул Виктор. — По всему видать. Авиация их сильно оживилась. Тебе, как начальнику политотдела, наверное, больше известно, что будет.

— Кое-что знаю, — неопределенно ответил Алексей и положил руку на плечо брата. — Эх, Витька! Когда мы кончим эту страшную мучительную работу?

— Теперь уже скоро, Алеша. Я это по всему вижу. Нельзя долго тянуть с этим делом.

— А мы и не собираемся тянуть, — сказал Алексей. — Нельзя непрерывно в течение многих лет тратить столько человеческих жизней, разбрасывать столько металла, сжигать столько горючего. Я однажды под Сталинградом из любопытства собрал на десяти квадратных метрах более семидесяти осколков — это килограммов сорок металла. Представь: сколько его выкинули только в одном Сталинграде! Для американских и английских капиталистов это даже хорошо. Каждый килограмм металла, израсходованный ими на войне, для них прибыль, а для нас… Не об этом мы мечтали до войны. Вот сейчас на слете выступали бойцы, и у каждого в глазах одно: скорей бы, скорей кончать!

— Вот и я тороплюсь… — Виктор встал. — Надо ехать. Ждет машина. Ты куда?

— Я в дивизию. Не по пути? Мог бы подвезти.

— Нет. У нас своя. До свидания, Алеша! Будь жив. Мы кочуем. Нас скоро не поймаешь. Может, теперь долго не увидимся.

— На всякий случай дай координаты, — попросил Алексей. Братья вынули планшеты.

— Пока вот здесь, — показал на карту Виктор.

— Далеконько.

— Ничего. Почаще будешь вспоминать — найдешь. А если бои начнутся, увидишь над собой, подумай: может, это буду я, — усмехнулся Виктор.

— Я уже думал. В сорок первом. Поругивали мы тогда вашего брата.

— Теперь не будете…

Они подошли к воротам.

— Да, кстати… — Виктор запнулся и покраснел. — Теперь ведь я не один.

— То есть, как это? — не понял Алексей.

— Видишь ли… Я был недавно в Курске. Ну, и там…

Виктор рассказал о встрече с Валей.

— Это накануне такой заварухи. Одобряешь? — спросил боязливо Виктор. — Не хотел откладывать до конца войны.

— Что ж… Поздравляю, — ответил Алексей.

— Ты не осуждай. Для этого нет ограничения ни в сроках, ни в обстановке. Если любишь серьезно, конечно, — добавил Виктор.

«Да, если любишь серьезно», — мысленно согласился Алексей и подумал о Нине.

— Бывай здоров, — сказал Виктор. — Поцелуй за меня Татьяну.

— Поцелую. До свидания, Витяшка!

Виктор сжал Алексею руку и еще раз кивнул брату за воротами.

На фронте продолжалось затишье. Его нарушали только редкая артиллерийская и минометная дуэль, непрерывные поиски разведчиков, да кое-где внезапно вспыхивала среди ночи или на рассвете разведка боем. Это было время, когда в сводках Информбюро скупо говорилось: «…На фронтах существенных изменений не произошло».

Но вблизи фронта по неуловимым признакам можно было судить, что напряженная подготовка обеих сторон к великому сражению не прекращалась. Она усиливалась с каждым часом.

Как в знойном летнем небе, еще ясном и тихом, но уже начинающем мутнеть от предгрозовых испарений, чувствуется наэлектризованная духота и где-то в отдалении уже возникают и постепенно набухают серебристо-темные, готовые разразиться ливнем и громом облака, так и над полями и лесами Курской дуги, над высотами, опушками и балками, заполненными всякого рода оружием, уже нависала грозовая тень.

Но безмолвие у наземных рубежей еще продолжалось, и только небо гудело от сотен моторов разбушевавшейся бомбардировочной и истребительной авиации. Летчики-истребители полка Чубарова вот уже подряд несколько ночей спали не более как по три часа. Волны неприятельских бомбардировщиков непрерывно двигались на Курск, и надо было преграждать им путь. Еще более многочисленные армады советских бомбардировщиков и штурмовиков летали в неприятельскую сторону, обрушивая на железнодорожные узлы и ближние коммуникации, на скопления танков и войск сотни тонн фугасок. Гигантская воздушная битва разгоралась по всему фронту.

Виктор Волгин почти не раздевался. Его звено, а иногда и всю эскадрилью то и дело поднимали в воздух то на перехват «юнкерсов» и «хейнкелей», то для сопровождения и прикрытия своих воздушных эскадр. Никогда еще в небе не скоплялось столько авиации. Воздух стонал от гула моторов; там и сям поминутно выли падающие сбитые самолеты, грохотали и трещали пушечные и пулеметные очереди, поднимались черные столбы от горящих на земле машин.

Второго июня вечером звено Виктора приземлилось после шестого за этот день боевого вылета на аэродроме северо-восточнее городка, где произошла недавно встреча Виктора с Алексеем.