Волгины - Георгий Шолохов-Синявский

Квасов сошел с трибуны под шумный всплеск аплодисментов. Аплодировали командующий и член Военного совета, аплодировали все сидевшие в президиуме полковники и генералы. Но особенно оглушительно хлопал начальник артиллерии дивизии, мрачный и молчаливый полковник Круглов.

Алексей, сидевший в первом ряду, нетерпеливо оглядывался назад, ища глазами Дудникова. Все это в самом деле немного напоминало слет мастеров труда где-нибудь на предприятии или в МТС. Тот же деловито-хозяйственный тон, то же желание поделиться своей изобретательностью, находчивостью, смекалкой…

Иван Дудников был уже внесен в список выступавших. Очередь наконец дошла и до него. Когда Дудников начал свою речь, Алексей почувствовал себя так, словно Иван Сидорович рассказывал не только о самом себе, но и о нем. Его боевой путь как бы слился с фронтовой биографией Алексея.

Неторопливо и обстоятельно, все время трогая ладонью свои медали и гвардейский значок, словно желая убедиться, на месте ли они, Дудников, в противоположность немного чудившему Квасову, спокойно и серьезно, как где-нибудь на колхозном собрании, рассказывал:

— Я, дорогие товарищи генералы, полковники и все гвардейцы, сначала воевал плохо, сознаюсь. Но я понимаю: раз ты в армии и защищаешь свою Родину, значит, должен быть мастером своего оружия, как и любой другой отрасли. Так я понимаю? По-моему, так. Я, допустим, рыбак, и мне хотелось бы и сейчас невода таскать на тихом Дону… Но-о… Хм… Мало ли кто чего хочет. Мне пулемета показалось мало. Захотелось крупповскую сталь на зубок взять. И я стал бронебойщиком. Я еще мало танков подбил. Всего шесть штук. Больше как-то недоводилось. Ну, а ежели доведется…

Сметливые глаза Дудникова на мгновение остановились на сидевшем прямо перед ним подполковнике Волгине. Бронебойщик вдруг запнулся, заподозрив себя в похвальбе, побагровел от смущения, оглянулся на командующего и, как будто устыдившись того, о чем говорил, растерянно потрогал свои медали, махнул рукой:

— В общем, все ясно. Я кончил.

И, споткнувшись на ступеньках, сошел с трибуны.

Командующий армией и генерал Колпаков улыбнулись.

— Храброму всегда говорить трудно, — так, чтобы слышали все в зале, сказал командарм.

Собрание отозвалось на эти слова одобрительным жужжанием.

И еще выступали рядовые, сержанты, старшины. По скамьям, между бронебойщиков и артиллеристов, уже расхаживали корреспонденты фронтовой, армейской и дивизионной газет, записывали в блокноты рассказы бывалых солдат.

Редактор армейской газеты вместе со своими сотрудниками подготовил обширный текст обращения слета ко всем пехотинцам, артиллеристам, танкистам, летчикам и бойцам инженерно-технических войск фронта.

По рекомендации начальника политотдела армии обращение прочитал с трибуны работавший в армейской газете писатель, лысеющий, седоватый майор в желтых от пыли кирзовых сапогах и выцветшем от солнца обмундировании. Читал он по-актерски, очень выразительно, с искренним пафосом, а заключительные фразы призыва выкрикивал так, словно сам вел в бой всю армию. На лицах командующего и члена Военного совета отражалось полное удовлетворение, а редактор армейской газеты сиял от удовольствия.

Под обращением по поручению слета подписалось двадцать пять человек самых отважных истребителей танков, и в их числе Иван Дудников и Микола Хижняк.

После слета ансамбль армейского, походного Дома Советской Армии готовился дать большой концерт.

В перерыве Алексей вместе с другими офицерами вышел в тенистый клубный сад. Уже знакомые люди — новая штабная армейская среда — окружили его.

Дивизионный инженер Песнопевцев, причесанный и румяный, почтительно пожимал его руку.

— А наши саперы разве мало танков уничтожили? Вот о них в обращении только вскользь сказано, — обиженно говорил Песнопевцев. — Почему-то в особенную заслугу не ставится, когда вражеский танк подрывается на мине в начале самой атаки, а ведь мины-то ставит кто? Саперы! Люди! Герои! И ничуть не менее отважные и искусные, чем, скажем, пэтэаровцы или артиллеристы. Есть роды войск, которые несправедливо остаются в тени, — закончил Песнопевцев.

— Дивизионный инженер, слышу, опять за своих саперов обижается, — раздался шутливый голос командира дивизии.

— Товарищ генерал, что, скажете, не правда? Всегда о нас забывают, — с искренним огорчением воскликнул Песнопевцев. — В начале операции саперчики — сюда, саперчики — туда, а погнали противника, уже и забыли о нас. А кто дорожку всем войскам расчищает? Мы, товарищ генерал. Мы.

Алексей, уже не интересовавшийся незаслуженным забвением саперов, поглядывал на группы бойцов, куривших и оживленно обсуждавших обращение и выступления своих товарищей. Его все время тянуло к своим, хотелось еще раз побеседовать с Дудниковым, расспросить Труновского о Гармаше.

Ответив что-то невпопад Соснину, Алексей отошел от офицеров, направляясь под тень липы, откуда слышался сипловатый, разносившийся на весь двор бас младшего сержанта Квасова. Его рассказ поминутно прерывался дружным хохотом.

— Вот так и подготавливается победа. Освоение опыта, политическое воспитание… — услышал Алексей за собой знакомую мягкую октаву. — Подполковник Волгин уже не желает замечать старых знакомых.

Алексей обернулся.

— Извините, товарищ генерал.

Начальник политотдела армии Колпаков весело и дружелюбно смотрел на него ясными, необычайной голубизны глазами, по обыкновению держа в горсти конец распушенной рыжеватой бороды.

— Представляю вам, Борис Николаевич, нашего нового начальника политотдела гвардейской дивизии, — сказал Колпаков, делая широкий жест от Алексея к стоявшему рядом члену Военного совета, низкорослому, очень скромному на вид генералу.

— Очень приятно, — суховато сказал член Военного совета, пожимая сильной рукой ладонь Алексея.

Маленькие, черные, чуть косившие к переносью глаза члена совета пытливо остановились на Алексее.

— Алексей Прохорович обнаружен нами случайно, — шутливо отрекомендовал Колпаков и подмигнул окончательно смутившемуся Алексею. — Представьте, политрук стрелковой роты, гляжу в анкету, читаю: начальник крупного железнодорожного строительства, член пленума обкома. Держится смирнехонько, тихохонько. А ведь кадры нам нужны? Хочу забрать в политотдел — и слушать не хочет. Оказывается, бросил все и убежал на фронт, как гимназистик. Знаете, как в первую империалистическую войну бегали.

При этих словах Алексей, укоризненно взглянул на Колпакова.

— Ну-ну, не буду, не буду, — посмеиваясь в бороду, ласково беря Алексея за локоть, продолжал Колпаков. — О старых грехах что вспоминать.

Член Военного совета теперь уже с улыбкой смотрел на Алексея. «Что же это вы? Набедокурили, значит?» — казалось, спрашивали его глаза, но тут же в них появилась чуть уловимая теплота.

— Ничего. В эту войну не то еще случается, — сказал член Военного совета и спросил: — Пополнением довольны? Ведь скоро воевать придется, и покрепче, чем зимой.

— Да уж скорей бы, — сказал Алексей.

Его подмывало спросить у члена Военного совета, когда же начнется наступление и где, но что-то удерживало его.

— Мы еще имеем возможность осуществить одно интересное мероприятие, — как бы отвечая на невысказанный вопрос Алексея, заговорил член Военного совета. — В одном из ваших подразделений есть снайпер узбек Бабакул Абзалов. На его счету сто двенадцать гитлеровцев. В родном кишлаке колхозники построили ему дом. Мы решили отпустить Абзалова на две недели домой. Пусть съездит, семью и земляков повидает, справит новоселье, а потом приедет и расскажет бойцам, как народ заботится о героях и как работает в тылу. Неплохо, а?

— Очень хорошо, товарищ член Военного совета, — с живостью подхватил мысль генерала Алексей. — Это же еще больше поднимет дух бойцов.

— Завтра его можно уже послать. Я договорился с командованием, — сказал член Военного совета.

«Значит, то, чего все ждут с таким нетерпением, произойдет еще не скоро», — с невольным разочарованием подумал Алексей.

Алексей, как и большинство присутствовавших на слете командиров, не остался на концерт. Он уже подходил к своей «эмке», чтобы ехать в дивизию, когда к нему подбежал запыхавшийся капитан Глагольев и, махая рукой, приглушенно за кричал:

— Товарищ гвардии подполковник, вас ищут!

— Кто ищет?

— Ваш брат.

— Какой брат? — сразу не понял Алексей.

— Ваш родной брат. Летчик! Герой Советского Союза! Вон там в клубе, ходит, вас спрашивает.

— Вы не ошиблись, капитан? — спросил Алексей, а у самого уже учащенно забилось сердце, и еще не совсем уверенная мысль, что это он, Виктор, его брат, которого он не видел более двух лет, сразу вытеснила все остальное.